Полукровка. Крест обретенный - Андрей Константинов

Сия немудреная трапеза несказанно взбодрила его, а посему перспектива протомиться в аэропорту еще три с половиной часа до той минуты, когда начнут продавать свободные билеты на Берлин, уже не казалась столь удручающей. Габузов с комфортом устроился на диванчике курилки и раскрыл предусмотрительно купленный русско-греческий разговорник…

* * *

Запаса оптимизма хватило ровно до середины полета — выяснилось, что на «такси» сервиса в виде завтрака, напитков и мест для курящих не предусмотрено. Так что в берлинском аэропорту Тегель, благополучно миновав паспортный и прочие контроли, Габузов первым делом ринулся в «вексельштубе» и разменял десять долларов на дойчмарки. А вторым — рванул в буфет, где воздал должное восхитительным тюрингским колбаскам с парой бутылок и вовсе умопомрачительного баварского «Пауланера». Жить стало лучше, жить стало веселей… И даже то обстоятельство, что «евротакси» на Афины, как выяснилось, летают не из Тегеля, а из бывшего гэдээровского Шонефельда, расположенного на другом конце объединенного Берлина, настроения особо не ухудшило, тем более, что как-то само собой образовались попутчики — человек пять лохматых хиппи, кажется, из Амстердама. Узнав, что этот тощий усатый незнакомец с красными глазами — из России, хиппи страшно оживились, принялись хлопать по плечу, угощать пивком и забрасывать вопросами: что там, на родине медведей, думают по поводу «лигалайза», метадоновой терапии и прогрессивных форм химического расширения сознания?

По всем этим поводам Габузов не думал ничего хорошего, но очень не хотелось обижать славный молодняк, и поэтому адвокат (теперь уже, скорее всего, адвокат бывший) лишь ласково мычал что-то все менее и менее вразумительное — ибо хипаны оказались ребятами широкой души, и пиво лилось рекой.

Забирал их старенький, «кислотно» раскрашенный мини-вэн, в который осоловевшего Габузова загрузили вместе с двумя ящиками того же пенистого зелья. В дороге пили, орали песни — причем в честь Сергея Эдуардовича была исполнена с трудом узнаваемая «Калинка-малинка». Лакали пивко, догоняясь косячком по кругу…

* * *

Очнулся Сергей в полицейском участке аэропорта Шонефельд. Участливый шуцман 3.1 напоил страдальца водой и на сносном английском поведал душераздирающую историю о том, как пятеро «грязных обдолбанных швулей 4» порывались протащить «герр Габузофф» через таможенный контроль в качестве ручной клади, и как службе безопасности пришлось применить силу.

— Они… улетели? — срывающимся голосом спросил Габузов.

— Так точно, после уплаты штрафа. В Катманду, крутить мельницы и звонить в колокольчики. Вам туда надо?

«Ага… Катманду, Третья улица Строителей, дом 15…» — ни к селу, ни к городу вспомнил Габузов, а вслух заявил:

— Мне надо в Афины!

— Так-так-так… Что ж, платите штраф — и летите.

— Я? Штраф? — настроение Сергея, и так бывшее на нуле, упало до отрицательной величины. — Я что, тоже… применял силу?

— О нет, вы были не в состоянии. Поэтому я выписываю вам минимальный штраф в пятьдесят марок. Отплатить можно в окошечке «Берлинер-Банка», это рядом с билетными кассами.

Полицейский вручил Габузову квитанцию, а потом пододвинул к нему дорожную сумку и прозрачный полиэтиленовый пакет, в котором находилось содержимое карманов Сергея Эдуардовича вкупе с описью, составленной по-немецки.

— Прошу проверить, все ли на месте, и расписаться.

Габузов едва заглянул в сумку — едва ли кому могли глянуться его треники с пузырями на коленях, лохматая зубная щетка или смена ненового белья. Зато деньги пересчитал тщательно, в уме вычитая из них пресловутые пятьдесят марок. Получалось меньше, чем хотелось бы, но в принципе терпимо — в конце концов, дорога на такси из одного аэропорта в другой вряд ли обошлась бы ему в меньшую сумму, а если еще присовокупить все пиво, выжранное им на халяву…

При мысли о пиве Габузов издал тихий стон и блюститель порядка с подозрением покосился на него:

— Вы уверены, что вам не требуется медицинская помощь?

— Нет-нет, спасибо, я уверен… Благодарю за заботу.

«Еще только загреметь в германский лазарет не хватало!»

Сергей с достоинством распихал свои принадлежности по карманам, взял сумку и откланялся. Полицейский кивнул в ответ и углубился в свои бумажки.

Габузов вышел в зал, поискал глазами окошечко банка и двинулся к нему, но тут же едва не был сбит с ног какими-то рослыми черноволосыми юнцами. Оба, почти не оборачиваясь, буркнули что-то извиняющееся, пробежали дальше и остановились у кассы, над которой весело переливалась золотом бегущая строка: «Eurotaxi — Athens! Eurotaxi — Athens! 13:45! Eurotaxi — Athens…»

Габузов посмотрел на свои массивные «командирские» часы (между прочим, наградные, нечто вроде прокурорской премии по итогам года): до вылета оставалось двенадцать минут.

Он припустил вслед за юнцами, оказался у кассы третьим и через пять минут стал обладателем счастливого билета на Афины.

О неуплаченном штрафе он вспомнил, когда «Боинг» уже набрал высоту…

* * *

«…Ну всё, докатились до правонарушений, — с тоскою думал Сергей. — Интересно, меня объявят в международный розыск или ограничатся запретом на въезд в Германию?»

Эта мысль почему-то ужасно развеселила его.

На его смешок ответил дружелюбным подмигиванием сосед — сравнительно светлокожий негр в кремовом летнем костюме и пижонском переливчатом бадлоне. Шею соседа украшала массивная золотая цепь, украшенная золотым же замочком.

Габузов улыбнулся и получил в ответ широкую белозубую улыбку, моментально сделавшую соседа удивительно похожим на Эдди Мэрфи, что не преминул заметить вслух Сергей Эдуардович.

— А я он и есть! — ответил негр по-английски с каким-то удивительно родным акцентом и полез во внутренний карман. — Коньячку?

«Ахтамар?… Ах, Тамар… Ой, Самсут…» — пронеслось в голове у Габузова, и он, крякнув, махнул рукой.

— А давай! Подлечимся.

Это он произнес по-русски, чем вызвал небывалый восторг соседа.

— О, землячок! Дык тогда сам Бог велел выпить, — к полному изумлению Габузова воскликнул он с отчетливым южнорусским говорком.

На свет была извлечена плоская позолоченная фляжка, к которой душевно приложились оба.

— Со знакомством! — смачно выдохнул негр. — Я, между прочим, Жора. Из Одессы.

Он протянул руку, Габузов с чувством пожал ее.

— Сергей. Из Петербурга.

— Не бывал, но уважаю…

И потекла нормальная беседа двух русских мужиков, прерываемая, как и положено при подобной беседе, на очередной глоток из заветной фляжки…

Жора оказался сыном матросика из Африки и официантки прибрежной пельменной с гордым названием «Прибой». В общем, обычная для любого портового города история. Морячил с юности, после развала Союза пристроился на греческое суденышко, ходившее под либерийским флагом и промышлявшее незаконным ловом рыбы и мелкой контрабандой. Посудина именовалась «Калэ», то бишь «Красавица», что действительности не соответствовало нисколько. Едва не затонув в последнем рейсе, «Красавица» была вынуждена встать на ремонт в пирейский док, а Жора воспользовался передышкой и по дешевке слетал в Германию к подруге детства Софе с Гитлер-штрассе…

— С какой-какой штрассе? — изумленно переспросил Габузов.

— Да с Гитлер-штрассе. Так при немцах звалась наша Дерибасовская… Ах, Софа, Софа, моя кошерная свинка, девяносто килограммов чистого любовного огня! Мы славно покувыркались, но все хорошее быстро кончается. Море зовет, ядрена кочерыжка… Слышь, братан, а ты-то за каким делом к родным оливам прешься? Если за шубами, могу дать одну наколку…

— Не за шубами. Мне надо срочно разыскать одну женщину.

— Только одну?

— Жора, тут дело нешуточное.

— Как скажешь. Местная, приезжая?

— Приезжая, тоже из Питера.

— В каком отеле остановилась, знаешь?

— Она не в отеле. Она на вилле у одного семейства.

— Уже неплохо. Что за семейство?

— Армянское. Тебе фамилия «Тер-Петросян» говорит что-нибудь?

Жора присвистнул и, прищурившись, всмотрелся в лицо Габузова.

— Самвел Тер-Петросян?

Сергей Эдуардович кивнул.

— Ну ты даешь! Личность известнейшая! Богатейший старик, миллионер, если не миллиардер! Соки «Фюмэ», слыхал?… Не слыхал? Странно, вся Европа завалена. И не только соки… Лично я с ним не знаком, но все говорят о нем только уважительно. Кремень, скала, старой закалки человек… Твоя баба у них что — в прислугах?

— Во-первых, не баба, а женщина, а во-вторых, не в прислугах, а в гостях. Вроде как родственница.

Жора присвистнул еще раз.

— Однако! И почему при таком круге знакомств вы, мусью, не летите бизнес-классом?