Элегия эллическая. Избранные стихотворения - Борис Божнев

«В твоих объятьях можно умереть…»

В твоих объятьях можно умеретьОт нежности, как от туберкулеза.И на лицо твое смотреть, смотреть,И улыбаться слабо и сквозь слезы…

Не бойся же меня руками сжать –Просторно мне, как выпущенной птице,Душой в твоих объятьях возлежать,А телом тихо к небу возноситься…

«Вымывшись и белую рубашку…»

Вымывшись и белую рубашкуНа тело свежее надев,Я вздохну спокойно и нетяжко,Лишь едва заметно побледнев.

Мокрой щеткой волосы приглажуПривычными движеньями руки,И кривыми ножницами дажеУ висков подрежу волоски.

Зеркало к своим губам придвинув,Подышу на темное стекло,Думая – я через час остыну,А мое дыхание тепло.

Всматриваясь в пятнышки веснушек,Я замечу желтую одну.И взгляну на брови и на уши,И на губы синие взгляну.

И поставлю зеркало обратноНа пыльное помятое сукно,И сделаются сразу непонятныПотолок и стены, и окно.

И прилягу на кровать усталоС тупеющею болью в голове,И, пальцами впиваясь в одеяло,Проглочу из трех крупинок две…

«Пять месяцев я прожил без пенсне…»

Пять месяцев я прожил без пенснеИ щурился, как всякий близорукий,Но то, что видел, видел не во сне,Мои стихи и радость в том поруки.

Но я не все в стихах своих раскрылИ радуюсь не обо всем воочью –Не два стекла, а пару белых крылЯ пред глазами видел днем и ночью…

«Богобоязненный семит…»

Богобоязненный семит,Я целомудренней Онана,Но терпкий аромат бананаМеня волнует и томит.

И не понять мою игру:Я влажные раздвинул губыИ медленно вонзаю зубы,Прокусывая кожуру.

Она упруга и туга,Но смачивается слюною,И мусульманскою луноюУже не кажется дуга…

Я словно прикасаюсь к кожеИ к девственному животу,И снова ощущаю ту,Что некогда томила тоже…

Но не луна… О, нет, не грудьИ не живот моей Эсфири…Четыре лепестка, четыреОсталось мягких отогнуть.

И мною обнаженный плодСебя бесстыдно мне покажет.И будет поцелуев слажеЕго благоуханный мед…

«Над городом несется смерч…»

Над городом несется смерч,А в глаз пылинка попадает…Я испытал и жизнь и смерть,И все-таки еще страдаю…

Корабль с людьми идет ко дну,Но плавает средь бури пробка…Люблю тебя, тебя одну,И ты меня спасаешь робко…

«Как утомлённый почтальон…»

Как утомлённый почтальон,Идущий в тихом переулке,Как церемонный котильон,Звенящий в дедовской шкатулке.

Как солнечный пушистый снег,Ногами загрязнённый очень,Как лошади усталый бег,Когда ей путь не укорочен.

Как женщина среди детей,Не захотевшая ребёнка,Как радостнее всех вестейС любимым волосом гребёнка.

Как вымазанное лицоНемолодого трубочиста,Как выкрашенное яйцоПасхальной краскою лучистой.

Как холодеющий тюфякПод неокоченевшим телом,Как одинокий холостякВ публичном доме оголтелом.

Как разорвавшийся носок,Заштопанный неторопливо,Как юноша, что невысок,И девушка, что некрасива.

Как проволочные венкиНа торопливом катафалке,Как телефонные звонкиИ в чёрной трубке голос жалкий.

Как улыбающийся врач,Болеющий неизлечимо,Как утешение – не плачь,Когда печаль необлегчима.

Как ангел Александр Блок,Задумчиво смотрящий с неба,Как полумёртвый голубок,Мечтающий о крошках хлеба…

«Ночь — женщина, мужчина — день…»

Ночь — женщина, мужчина — день,Но есть часы — гермафродиты…Вот этот час: ни свет, ни тень,В нем нежность и суровость слиты…

Вот этот час: двуполый он,Ни темен и ни светел воздух…Не спишь, не созерцаешь сон,Лежишь, но утомляет отдых…

«Когда солдат встречается с солдатом…»

Михаилу Эпштейну

Когда солдат встречается с солдатом,И отдает ему по-братски честь —Хотя различны их рождении даты,Но смерть для них одна и та же есть.

А водолаз, спустившись с водолазомПо двум канатам на морское дно,Там трудно дышат однородным газом,Хотя у них дыханье не одно.

Когда матрос встречается с матросом,Как ни была б полярна их земля,Они легко без слов и без вопросовПрочтут на шапках имя корабля.

А дерзкий вор, уговорившись с воромО днях удачных и опасных краж,Сообщнику покажет только взоромНа магазин, на банк или гараж.

Когда рабочий говорит с рабочим,Хотя бы и не из своей среды,Их заставляет сблизиться корочеИ общая усталость, и труды.

А два о чем-то спорящих ученых,Различных догм, академий, тог,Находят в цифрах неожесточенныхСпокойный довод и сухой итог

«Любились семь часов, а спали два…»

Любились семь часов, а спали два.За час любви – сонливости минуты…И, простыней прикрытая едва,Потягиваешься во всю длину ты…

Нет, я не в силах о таких ночахПисать стихи, и о таких рассветах…Ты ртом меня ах, ртом терзала, ах,Но разве рот твой утоляет это…

«Чтоб стать ребенком, встану в темный угол…»

Чтоб стать ребенком, встану в темный угол,К сырой стене заплаканным лицом,И буду думать с гневом и испугом –За что наказан я, и чьим отцом…

Я своего отца почти не помню,Увы, не он меня так наказал,Но сделается вдруг мой угол темныйСветлей, чем солнцем озаренный зал,

И предо мной сквозь грязные обоиИ неправдоподобные цветыВдруг просияет небо голубоеИ спросит голос – сын мой, это ты…

И я скажу, бросаясь на колени, –Да, это я, и я хочу, отец,В сердечных и душевных преступленьях,Во всем тебе сознаться, наконец…

И я сознаюсь… словно перед смертью…О, грех один… О, как сознаться в нем…Сознаюсь… И возрадуются черти…И стыд глубоким обожжет огнем…

Но строго скажет добрый голос отчий –На этот раз прощу тебе грехи,За то, что с каждым днем светлей и кротчеСвидетельствуют о тебе стихи…

И будем долго говорить друг с другом,И я пойму, что я любим отцом…Чтоб стать ребенком, встану в темный угол,К сырой стене заплаканным лицом.

«В четвертом этаже играют Баха…»

В четвертом этаже играют Баха,А я живу на этаже шестом…Смотрю на небо… Ни тоски, ни страха…Сейчас я в настроении святом…

Мы ничего не знаем друг о друге,Но нет на свете более родных…Поют в еще невыученной фугеДва голоса, и оба — неземных…

«Я часто, написав свои…»

Я часто, написав своиСтихи от горя или скуки,Целую мысленно твоиВоображаемые руки.

И вспоминаю каждый раз —О, только вспоминать осталось —Как ты моих закрытых глазЛегко и бережно касалась.

И я в себя сейчас опятьВонзаю сладостные жальца.Перецеловывая пятьТвоих когда-то теплых пальцев.

И суеверно дорожаСвоей мечтой, своею ложью,Я чувствую — они дрожатВсе той же девственною дрожью.

Но кажутся еще бледнейИ целомудренней, и строже,И жилки синие видней,Сплетающиеся под кожей…

«Трава зеленая, как скука…»