Курсом зюйд - Елена Валериевна Горелик

кусочек которой зацепился за крючок, запиравший решётку. Солдаты, проинструктированные на предмет, что искать, принялись осматривать тела погибших. А новоявленные сыскари потихоньку шепнули пару слов мастерам. Те велели работникам выстроиться и явить рубахи, чтобы можно было разглядеть со всех сторон, нет ли свежих прорех, к которым подходил тот лоскуток… И что вы думаете? Нашли одного мужичонку. Тот немедленно бухнулся на колени и признался, что был денег должен, и тот долг ему на днях припомнили… Кто припомнил? Да был один, неприметный такой, платьишко немецкое, а сам русский — речь правильная, крестился по-православному… Стали копать в этом направлении, и сыскная группа начала было радоваться, что быстро вышла на след, когда «Холмс» вернул их на грешную землю.

— С вероятностью в девяносто девять процентов этот вербовщик уже лежит в какой-нибудь канаве с перерезанным горлом, — авторитетно заявил Юрий. — Как кипиш на лесопилке поднялся, так его и завалили. Я экспертом и десяти лет не проработал, но за это время всякого навидался. Будьте уверены: прирезали — и концы в воду.

— Ради одного процента будем и дальше копать, — невесело ответили ему новые коллеги. — Диверсии на оборонке никогда хорошим не заканчиваются.

И копали, и очень хорошо копали. Их добычей ещё до полудня стал неопознанный труп, который выловили в Неве: солдатские и матросские команды по распоряжению государя прочёсывали каждый уголок, каждую протоку, вот и нашли того человечка. Сличили с зарисованным со слов исполнителя портретом — он. Колотая рана под левой лопаткой, точно в сердце. Пётр сам произвёл вскрытие покойного, иссечение раневого канала, дабы сличить его форму с известными клинками. Выяснилось, что убит этот человек был вовсе не разбойным ножичком, а армейским багинетом, какой у каждого солдата городового полка в наличии, и ещё больше в арсенале лежит. Место его убийства так обнаружено и не было, хотя искали. Потому предположили, что от вербовщика избавились на воде, в лодке, во время переправы. Труп в реку, сами к берегу, а лодчонку и притопить могли, чтобы следы крови смыло, да и глаза не мозолила. Ведь и впрямь обыскали берега, но ни на земле, ни на лодках следов крови не обнаружилось.

Концы и впрямь в воду. «Висяк, — прокомментировал это Юрий. — Пока новые факты не получим, так и будет дело нераскрытым». Впрочем, Пётр не был бы Петром, если бы не сделал оргвыводы. Во всяком случае, с персоналом предприятий оборонной промышленности стали тихо проводить беседы: мол, если вдруг что заметишь, или кто с разговорами воровскими подсядет, ты доноси. Коль подтвердится, тебе награда выйдет. А не подтвердится — ничего не будет… Опасались вала доносов, но этого не случилось. Некогда было мастеровому мужику бегать и доносить, ежели не по делу.

Но с этого беспокойного дня 28 ноября 1706 года, что принёс Петербургу столько хлопот и переживаний, Пётр Алексеевич повелел отсчитывать историю сыскной службы. Как водится — отдельным указом.

3

Петербург строился. Причём, в отличие от своего близнеца из иной истории, не «любой ценой». Пока ещё везли в город камень со всей страны, но в уже выстроенных домах печи топили местным торфом. А на Охте лишь пару месяцев назад задымила трубами малоприметная мануфактура. Там формовали и обжигали кирпич, сработанный по голландскому образцу. Там же, только в другой печи, обжигали известь, затем фасовали в промазанные глиною корзины, везли к месту стройки, где гасили её водою, чтобы замесить строительный раствор. Причём, все материалы были местной добычи, не привозными. Мастера, правда, голландцы, но что поделаешь, после Смуты разучились на Руси добротный кирпич выделывать.

У некоторых пытливых умов порой возникали вопросы: откуда, мол, государю ведомо, где что искать, ежели ещё шесть лет назад в этих местах шведские владения были? Пытливым умам рассказывали непритязательную историю про то, как Пётр Алексеевич ещё во время Великого Посольства прослышал от знающих людей, что здесь многое полезное в земле обретается. Потому и пошёл воевать, чтобы праотеческую землю от шведов вернуть и с того ещё и доход иметь. Удивительно, но пытливым умам этого объяснения вполне хватало, чтобы насытить своё любопытство. Государь — он таков и есть, где что узнает, сразу в дело пустить норовит.

Проблемой здесь были наводнения. Последнее случилось совсем недавно, в сентябре 1706 года[11]. Государь только-только доехал на свою любимую стройку, после устроенного им в Москве парада в честь Полтавской виктории. Алексашке, который тогда умчался в Архангельск, он отписывал: «Третьяго дня ветром вест-сюд-вестом такую воду нагнала, какой сказывают не бывало. У меня в хоромах была сверх полу 21 дюйм… И зело было утешно смотреть, что люди по кровлям и по деревьям, будто во время потопа, сидели, не токмо мужики, но и бабы…»[12]. Хоть и зело было государю утешно от зрелища подступившей к домам воды, а после того, как наводнение схлынуло, ему пришлось пережить изрядный наезд со стороны своего «малого тайного совета». Поругались так, что даже солдаты в караулке слышали. В конце концов будущий сибирский губернатор Черкасов произнёс не слишком длинную, но прочувствованную речь. О чём конкретно говорил царёв сродник, того не ведали. Единое, что расслышали — довольно громко сказанные Евгением Васильевичем слова «…тридцать два года строили! Это с теми-то ресурсами!..» А ещё люди приметили, что тот сродник со всеми присными поселился в домах, построенных на месте срытой шведской крепости, и ни в какую не соглашался переезжать в более престижные помещения на низинных участках побережья.

Пётр Алексеевич тоже не собирался ни под каким предлогом оставлять свой водный «парадиз». Но после нескольких часов упорных дебатов, отголоски которых как раз и доносились до самой караулки, был вынужден внести изменения в план застройки. А освободившиеся средства направить на серьёзный подъём уровня тех самых низинных участков. Задача нетривиальная, на годы вперёд. Да и крепости теперь строились с учётом возможных наводнений, ведь государь затеял возводить самый настоящий укрепрайон. О него, даже в недостроенном виде, в прошлом году шведы знатно зубы обломали… Словом, выпустив пар, обе стороны пришли к какому-то компромиссу, причём, переделка плана застройки явно была лишь видимой частью оного. О чём они там договорились, когда страсти улеглись — Бог их знает.

А кирпич с новой мануфактуры пойдёт на постройку жилых домов будущих Охты и Литейной стороны. Его там много потребуется.

…Мир. Вот что сейчас требовалось Петру Алексеевичу. Хотя бы два-три года мира до неизбежного обострения на южных рубежах страны. Ради этого он готов на многое. Но не на всё.

«Ежели политика суть обман, то обмани их, — напутствовал он Катерину перед отправлением в Данию. — Змеёй извернись, но дай нам три года мира и союз противу турок, с коими сражение ещё впереди. Особливо надежды возлагаю на цесарцев, коим турки давно поперёк горла стоят. Ежели прочих в тот союз сможешь втянуть, то и вовсе будет сверх всякого ожидания…» Он прекрасно понимал, что война против Османской империи — это война против Франции, для которых турки не более чем наёмная армия с подвластной территорией. Вытянуть такое противостояние в одиночку Россия не сможет. Здесь либо затевать европейский комплот против турок и готовиться к длительной войне, либо рубить этот гордиев узел одним ударом.

А сейчас, когда на исходе ноябрь блистательного 1706 года, Пётр Алексеевич держит в руках шифрованное письмо из Копенгагена, где Катерина сообщила о приезде французского посланника — маркиза де Торси. Зная о смятении в Версале, возникшем от длительной и крайне тяжёлой болезни короля, нетрудно догадаться, зачем французам понадобилось влезать в переговоры между шведами и Северным союзом. Версаль сделает всё, чтобы их сорвать, и тогда османы нанесут удар с юга…

Позади тихо прошелестела шёлковая юбка.

— Дурные вести, Петруша? — негромко спросила Дарьюшка, явившаяся к нему в кабинет в скромном на вид, но роскошном по исполнению и отделке домашнем платье.

— Смотря как обернётся, душа моя, — он отложил письмо в ящик и на всякий случай запер оный. Жене-то доверял полностью, но раз она пришла, то уже не даст ему засидеться в кабинете. — Катька велела тебе кланяться. Ещё о многом отписала, есть о чём подумать.

— Ты ведь знаешь, я не лезу в политику…

— Да и Бог с ней, — приход Дарьи настроил Петра Алексеевича на несерьёзный лад. — Поди сюда.

Усадив жену к себе