Ехидна - Ирина Прис

– Тебе что, лень в окно выглянуть? – взъерепенился Дениска.

– Ну, вот еще чего, вставать с кровати и глазеть. Смотри быстрее, а то приду и надеру уши.

– Чисто.

– Около дома посмотрел?

– Чисто.

– Спасибо, – я положила трубку на рычаг.

В дверь настойчиво стучали. Я вернулась в спальню. Взяла с тумбочки таблетки и высыпала на ладонь две маленькие, продолговатые жёлтые пилюли. Глаза потухли, но стук в дверь не прекратился. Телефонный звонок заставил подскочить меня на кровати. Вот же кошмар какой! Я двумя прыжками добралась до телефона. Стук в дверь прекратился.

– Алло, – шёпотом сказала я, тяжело дыша в трубку.

– Ехидна, – заорал на другом конце провода Пухляш. – Я нашёл!

– Знаю, Виктор Степаныч.

– А что ты шепчешь? – удивился он, сменив тему разговора.

– За моей дверью кто-то стоит, – нехотя призналась я.

– Кто?

– Не знаю.

– Так, поди, и посмотри, – с нажимом посоветовал Пухляш, зная мою мнительность.

– Что самый умный, да? – съязвила я.

– Быстро подошла к двери, – не выдержал препирательств Пухляш. – Трубку только не клади, я подожду.

Собрав все свое мужество в кулак, я осторожно положила трубку на столик и на цыпочках подкралась к двери. Неожиданно резкий стук в нее заставил меня отпрянуть назад. Сжав кулачки, я все-таки выглянула в глазок. Мужчина среднего телосложения, с коротко остриженными волосами стоял ко мне спиной. Высоко поднятый воротник коричневой куртки защищал его шею от ветра. Я принюхалась к замочной скважине. Пахло свежим бризом. Я вновь заглянула в глазок. Мужчина закурил, продолжая стоять к двери спиной. Я втянула ноздрями воздух, ничего кроме солоноватого привкуса моря и обожжённых солнцем камней. Интересно, сколько мне ждать, пока подействуют таблетки?

Не выпуская из виду дверь, двигаясь задом наперёд, я вернулась в спальню.

– Виктор Степаныч?

– Да, да, слушаю, – ответил он мне.

– У меня, похоже, проблемы.

– Проблемы?! – взорвался Пухляш. – Это у меня (два непечатных слова) проблемы! Это я теперь не смогу спокойно спать по ночам!

– Вы хотите поговорить об этом?

– Нет, перехотел.

– Избавимся от крысы сразу или помучаемся?

– Помучаемся. Наш проект под угрозой. Всё отменяется. Я распорядился всем залечь на дно.

– Может мне стоит навестить сестру? – решила я воспользоваться ситуацией себе на благо.

– Только по-быстрому туда и обратно, – согласился со мной Пухляш. – Ты мне еще понадобишься, когда начнётся заварушка.

– Хорошо, – на том мы и закончили.

Я положила трубку. Стук в дверь прекратился. Я легла на кровать, с головой накрывшись одеялом, мелко дрожа от пережитого ужаса. Мама не раз предупреждала меня, чтобы от всего держалась подальше, но разве в наше время кто-то прислушивается к советам родителей!? Теперь поздно кусать локти. Я увязла по уши.

До того, как мир окончательно сошел с ума, мне хотелось стать художником. Я больше всего любила рисовать море. Мои рисунки завораживали. Казалось, что если присмотреться, то можно услышать шум волн. Я мечтала о своей студии, выставках и громкой славе. Мы с сестрой уехали учиться в столицу. Я была влюблена в молодого поэта, с которым гуляла ночи напролёт. Прекрасное время, пронизанное тёплыми солнечными лучами и счастьем.

Осенью, когда мир рухнул, я навещала маму. Мы с ней долго прощались на вокзале и плакали, обнявшись, словно в последний раз виделись. Я села в поезд, пообещав вернуться. Наш состав застрял на крохотной станции, и бездна разверзлась. Паника, крики людей, чудища, набрасывающиеся на них, выстрелы, а потом неестественная тишина. Мне пришлось сделать нелёгкий выбор: либо мама, либо сестра. Я сидела на опустевшем перроне и горько плакала, размазывая слёзы по лицу окровавленными руками. На коленях лежал пожарный топорик. Выбор стал тяжёлым бременем для меня. Я решила, что сестра сможет совсем справиться и в одиночку, а маму постоянно на рынке торговки обманывали. Выплакавшись, добила последнего мутировавшего на станции и пошла домой. Часть пути до родного города пришлось проделать пешком, потом меня подобрали добрые люди с бандитскими рожами. Мобильная связь умерла вместе с прежним миром. Моё сердце съедала тревога. Я боялась опоздать.

Боялась опоздать, но успела в самый последний момент. Чудища атаковали город посреди бела дня. Когти, острые зубы, рога. Я прокладывала путь домой красным пожарным топориком, с которым успела свыкнуться и натереть мозоли на ладонях. В тот день мне пришлось забыть о ранимой душе, астме и прочих глупостях. Ужас отступил, оставив место тупому безразличию. Единственное, что имело смысл – добраться до дома.

Мама успела спрятаться в подвале. От соседей остались огрызки рук да ног. Я влетела в дом, кроша всех на своем пути. В суматохе не смогла ее нигде найти. У меня опустились руки. Я познала всю горечь отчаяния и безысходности. А потом мама выбралась наружу и увидела меня, с затупившимся топором и головой чудища в руке. Она обняла меня и заплакала. А плакать ей пришлось за нас двоих. Через минуту к нам пробился с улицы Петро. Он помог выбраться из дома и на тракторе отвез нас в порт, где укрылись другие уцелевшие.

Бойня длилась целую неделю. Я перестала различать день и ночь. Но чем больше людей собиралось вместе, тем сильнее нам хотелось жить. Петро совершил несколько вылазок в город, привозя на тракторе выживших. К тому времени Пухляш организовал в доках лагерь для пострадавших. Я боялась оставлять маму одну, но она, неожиданно для нас обоих, отпустила меня на битву.

Пухляш скептически осмотрел меня с головы до ног, поцокал языком, мол, не вышла ни ростом, ни силушкой, повертел в руках топорик и махнул рукой, что с дуры взять.

– Пойдёшь во второе звено, – подвел он итог осмотра. – Там много молодёжи. Вместе не так страшно будет.

– В одиночный рейд, – упрямо сказала я ему.

Пухляш криво усмехнулся.

– Дура, пропадешь.

– Это мы еще поглядим, кто первый из нас в ящик сыграет.

– Наведайся к Степашкину, – дал он мне задание, втайне надеясь, что выбрал самое безопасное. – Знаешь, где он живет?

– Знаю, – ехидно ответила я.

С легкой руки Пухляша ко мне намертво приклеилось имя Ехидна. Маме оно особенно понравилось.

Когда совсем стемнело, я поднялась с кровати, отлежав все бока. Сборы дорожного рюкзака заняли от силы пятнадцать минут. Перед отъездом я наведалась к маме. Она напекла мне в дорогу пирожков с капустой и картошкой, собрала гостинец для сестры, нацарапав на клочке бумаги письмецо с наставлениями. Я обняла её, сдерживая слёзы. Мама, всхлипывая, быстро отвернулась от меня. У порога меня проводил Петро, сухо пожав на прощание руку. После зачистки юго-западного круга от чудищ они с мамой стали жить вместе. Он сунул мне в рюкзак гранату и выпроводил за дверь, пожелав удачи.

Я больше не боялась оставлять маму одну. Теперь о ней было кому позаботиться.

Я поднялась по вырубленным в скале ступенькам к дереву, одиноко растущему на самом краю обрыва. В спину дул ветер, норовя сбросить в пропасть. Дерево я нашла совершенно случайно, когда патрулировали скалы от набегов чудищ, и влюбилась в него с первого взгляда. Одна его часть иссохла и почернела, а другая продолжала жить. Две разные части переплелись друг с другом в змеином клубке, как единое целое. Мне чудилось, что мёртвая часть дерева похожа на женщину, заламывающую в приступе горя руки к небу. Живая половинка являлась олицетворением юноши, жаждущего жизни в любом ее проявлении.

Я приходила к дереву, садилась на краю обрыва, свесив ноги вниз, и часами смотрела на море. В такие моменты мерещилось, что апокалипсис лишь дурной сон, что в мире существует любовь, что можно надеяться на лучшее. Вскоре мое уединение было раскрыто Рогатым.

Во мраке дерево выглядело зловеще. Я спряталась в его корнях от пронизывающего холодного ветра. Мне сны не слились по ночам. Я видела их наяву. Они не поддавались контролю, внезапно накатывая волной, сбивая с ног. Рогатый наловчился связываться со мной через видения, выбирая местом встречи дерево у обрыва.

Тьма сгустилась, обволакивая массивную фигуру, будто плащ. В звёздном свете полумесяцами очертились полукружья рогов. Чудище бесшумно скользило в ночи. Он чувствовал мой запах.

– Пришла, – хрипловато пробасил Рогатый, растягивая рот в хищной улыбке.

Два ряда ровных белоснежных зубов вызывали у меня приступы зависти. Он был безупречно красив – ровный открытый лоб, высокие скулы, идеально прямой нос, чуть пухлые губы, высокого роста с косой саженью в плечах. Лишь рога портили все впечатление.

– Соскучился? – отозвалась я из-под дерева.

– Да, – Рогатый не стеснялся показывать свои чувства, порой ставя меня в тупик. – Ворона на хвосте принесла, что у вас были гости.