Первые листы - Николай Григорьев

- Господин шуцман! - в отчаянии закричал мальчуган. - Они вонючие, из помойки!

Полицейский от внезапного крика вздрогнул. Отдернул руку с жезлом и принялся ругать мальчугана.

Макс - в слезы... Конечно, Вернеру не следовало останавливаться. А если уж задержан - тут же сказать условленное: мол, извините, заблудились, нам на клееварочный завод! И никакому шуцману не пришло бы в голову ковыряться в отбросах - прогнал бы мусорщиков с центральных улиц, и только... Но оба оплошали: Вернер некстати прикинулся немым, а Макс словно онемел от потрясения. Вот и дождались обыска...

Казалось, провал операции по доставке шрифта неминуем. И вдруг спасение... Спасли драгоценный груз, сами того не подозревая, прохожие. Отбросы на тележке, расковыренные полицейским, так засмердили, что из толпы прохожих посыпались протесты и ретивому стражу порядка пригрозили, что на него пожалуются в магистрат. Шуцман сразу сник. Вылупил устрашающе глаза на старьевщиков и процедил:

- Weg! Fort! (Пошли прочь!)

* * *

Типография Германа Рау небольшая, теснится в двух комнатах. Печатная машина за перегородкой. Сквозь стеклянную дверь видно чугунное колесо с рукоятью. К рукояти становится человек, вращает колесо, и машина, постукивая, приходит в движение. Печатник пускает под крутящийся вал листы бумаги, на них оттискивается текст, и по другую сторону вала приспособление, похожее на грабли, укладывает в стопку отпечатанное.

Однако торжественный момент печатания "Искры" еще не наступил. Идет подготовка.

Владимир Ильич принес статью, которой дал название: "Насущные задачи нашего движения". Ее будут изучать и изучать рабочие России, таясь от полиции, жандармов, агентов охранки. Это - главный материал в газете. Рядом встанет рассказ о Вильгельме Либкнехте. "Старейший вождь германской социал-демократии", - сказано о нем. Он незадолго перед тем умер, этот замечательный революционер, и рабочие многих стран со скорбью опустили его в могилу.

Владимир Ильич подготовил материал и для обратной стороны газетного листа. Все написанное вручил Блюменфельду. Они улыбнулись друг другу. Иосиф помедлил, переживая торжественную минуту, и принялся старательно, не торопясь, делать набор. Будто выклевывал щипчиками из гнезд нужные литеры.

Полученный шрифт поместили на чугунной плите - талере. Выровняли и скрепили металлической рамкой. Каждая литера стояла очком вверх. Смазали набор типографской краской и наложили на него лист бумаги. Оставалось, чтобы получить пробный оттиск, двинуть поверху тяжелый цилиндр-каток. И тут к тискальному станку прорвался Макс Пуршвиц...

Можно было понять возбуждение мальчугана, который и мучившую его тайну раскрыл (секретный заказ на русскую газету!), и в старьевщики превращался, и едва в лапы грозного шуцмана не попал, - словом, на протяжении одного дня пережил столько несчастий и радостей, сколько за жизнь свою не знал... Так как же ему, человеку рабочему, не присоединиться к тем, кто готовил газету для рабочих России!

Горячность мальчишки встревожила Германа Рау.

- Forsicht! - вслед ему сказал он. - Осторожно!

И хорошо, что сумел перехватить каток из рук Макса. Иначе чугунный цилиндр, не удержанный руками мальчишки, грохнулся бы на пол, а может быть, и треснул, став непригодным для работы.

Сконфуженный, жалкий, несчастный, Пуршвиц с опаской поднял глаза на русского редактора. Но Ленин тотчас сделал вид, что ему понравилась старательность юного рабочего, и дружески похлопал его по плечу.

Мальчишка в бурном ликовании умчался к своим голубям. Только там ему удавалось успокоиться.

А работа по выпуску газеты продолжалась. Оттиски и первой, и второй газетных полос взял Владимир Ильич и перешел в переднюю комнату, чтобы, как говорят полиграфисты, "держать корректуру". Он сел за большой стол, разложил перед собой листы, обмакнул перо в чернильницу и углубился в чтение.

В сторонке тихо, на кончик стула, присел Блюменфельд. Он не сводил глаз с Владимира Ильича. Волнение наборщика понятно. Отчеркнет строго перо Ленина одну опечатку, отчеркнет другую, - тут и со стыда сгоришь... Вспомнилось Блюменфельду его пожелание, которое, к сожалению, не удалось выполнить. Владимир Ильич рассчитывал печатать "Искру" мелким шрифтом - петитом. Хотелось ему, чтобы газета, при небольшом формате, вмещала бы много материала. Но немецкие товарищи сумели раздобыть только боргес - шрифт более крупный. А Владимир Ильич сказал: "Спасибо и на этом". Умеет ободрить товарищей. И тут же предложил, насколько только возможно технически, сузить поля газетного листа; сразу стало просторнее для текста, сгодился и боргес.

Декабрьский день короткий, начинало вечереть. Герман Рау зажег над столом керосиновую лампу и плотно завесил окна. Проверил, заперта ли дверь наружу.

Тишина... Ленин работает.

Вдруг в типографию постучались. Владимир Ильич вопросительно взглянул на Германа. Тот шагнул к двери... Оказалось, что Макс. Мальчишка мышью проскользнул в соседнюю комнату.

* * *

Наконец печатная машина, заново смазанная, пущена в ход. У рукояти колеса Макс Пуршвиц. Взглянуть на мальчишку - ну, разумеется, он держится здесь главным: не закрути он колесо - и машина ни с места. Второй человек у машины - печатник. Это сам хозяин Рау. Пошла машина. И вот первый отпечатанный лист. Это еще не газета - только лицевая ее полоса, но Владимир Ильич схватывает лист. Он любуется его видом, делясь впечатлениями с Блюменфельдом. Наборщик обрадован, все идет без замечаний.

Печатание газеты продолжается. Блюменфельд в помощь Максу встает к колесу машины. Они уже друзья - сдружил их поход за шрифтом.

Под "граблями" растет стопа листов. Но вот заготовленная для "Искры" бумага кончилась. Надо еще раз пропустить листы под вращающийся вал, но уже обратной стороной. Рау и Блюменфельд меняют в машине шрифт...

Вскоре печатание первого номера "Искры" закончено. Все устали, и все счастливы. Произошло это 24 декабря 1900 года, в канун нового столетия.

Владимир Ильич и Блюменфельд сразу же, упаковав тираж "Искры", уехали из Лейпцига.

* * *

Ленин был искусным конспиратором. После сибирской ссылки выехал за границу, имея законный паспорт за подписью полицейского чиновника, скрепленный казенной печатью. Владимир Ильич знал, что за ним увязались шпики: так пусть, решил он, видят, что перед ними добропорядочный путешественник. В таможне при досмотре багажа чиновник с особым усердием обследовал чемодан бывшего политического ссыльного - но ничего предосудительного не обнаружил. В смущении даже откозырял Ленину: "Извините, господин Ульянов, служба!" - И пожелал счастливого путешествия.

Оказавшись по ту сторону границы, Ленин, казалось бы, освободился от преследовавших его шпиков. Но предусмотрительности он не терял. Прописался в Праге и тут же вместо Ульянова стал "доктором Иорданским". Переехал в Мюнхен. Но и "доктора Иорданского" шпики не нашли бы в этом городе: Владимир Ильич перешел на нелегальное положение. Вновь он стал "доктором Иорданским", когда через некоторое время встречал выбравшуюся из России Надежду Константиновну Крупскую. Было это на вокзале в Вене. В паспорте "доктора" появилась официальная запись: "При муже - жена Марица".

Владимир Ильич, вернувшись с Надеждой Константиновной в Мюнхен, принялся подготовлять издание нелегальной газеты. Сформировалась редколлегия - в нее вошли видные борцы против самодержавия: Георгий Валентинович Плеханов, Вера Засулич и еще трое или четверо.

Увлеченный делом, Ленин и не подозревал, какая опасность нависает над ним. Сыскная служба в царской России была поставлена высоко: обширная тайная агентура действовала и за границей. И совпадение: когда в Лейпциге был отпечатан первый номер "Искры", в Москве забеспокоился начальник охранного отделения полковник Зубатов. Этот жандарм был умен и проницателен. Приводим высказывание Зубатова (по документам из архивов охранки): "Ведь крупнее Ульянова сейчас в революции нет никого". И Зубатов предложил "срезать эту голову с революционного тела"... "без формальных улик". Этот свой разбойничий замысел Зубатов назвал "смелым шагом". Однако полиция указание своего шефа выполнить не смогла.

А "Искра", номер за номером, продолжала выходить. Но где редакция газеты, где Ленин - для сыщиков оставалось загадкой. Слежкой за революционерами за границей руководил некий Рачковский. "В настоящее время, - доносил он в департамент полиции, - мною принимаются соответствующие меры к выяснению наличного состава редакции и точного ее местопребывания. Я найду средство, действуя наверняка, ликвидировать эту крайне опасную организацию..." А на деле матерый сыщик оказался не больше чем болтуном.

Примечательно, что даже в России никто не ведал, где расположена редакция "Искры". Газету на заводах и фабриках, в солдатских казармах и на флоте тайно распространяли единомышленники Ленина. Среди них - Глеб Максимилианович Кржижановский, инженер, ближайший друг Ленина; Зинаида Павловна Невзорова, учительница, жена Кржижановского; Виктор Павлович Ногин - впоследствии нарком торговли в промышленности молодого Советского государства; Леонид Борисович Красин, инженер, впоследствии крупный нарком иностранных дел... Работать агентом "Искры" было честью для революционера.