Последний алхимик - Владимир Контровский

«Газель» выбралась из очередной пробки и поскакала по выбоинам вдоль трамвайных путей, лавируя и обгоняя автобусы и грузовики. Александр Николаевич отрешённо смотрел в окно. Думать о работе ему не хотелось — на Сашу нахлынули воспоминания…

В НИИ прикладной химии он попал по распределению — Александр Свиридов был первым в списке и имел право выбора. Ему понравилась сама атмосфера института: чистота лабораторий, организованность и деловитость, жаркие споры о новых направлениях в науке и о перспективах молекулярного синтеза. Тогда он многого ещё не замечал…

Саша работал как одержимый, не считаясь со временем. Он мог посередине разговора сорваться с места, оставив собеседника в недоумении, и помчаться к себе в лабораторию, чтобы тут же проверить на опыте свою очередную фантастическую гипотезу, пусть даже не имеющую прямого отношения к теме, разрабатываемой в настоящий момент. Вскоре Саша заслужил неформальное прозвище «Алхимик», которое наряду с иронией свидетельствовало и о его упорстве и целеустремлённости и носило уважительный оттенок.

Кандидатскую диссертацию он написал и защитил через пять лет, но вот с докторской вышла осечка. Александр Свиридов вдруг с удивлением обнаружил, что в науке существуют и иные приоритеты, что плетутся многослойные интриги, и что далеко не все учёные мужи озабочены исключительно прогрессом ради светлого будущего всего человечества — есть и куда более прозаичные материи. Доктором наук он так и не стал, хотя завлабом его в конце концов назначили. Впрочем, произошло это уже в суматошную перестроечную пору, когда самые ушлые уже сообразили, откуда и куда дует долгожданный ветер перемен, и начали подыскивать себе более уютные местечки.

Увлечённость научными изысканиями не помешала Саше сделаться отцом двух детей — дочери Ани и сына Дмитрия. «Ты, наверно, и не заметил процесса зачатия, — подтрунивали над ним коллеги, — всё-то ты у нас в трудах, надёжа-государь!». На эти шутки Александр не обижался — они носили дружеский характер — и улыбался вместе с шутниками.

Не до смеха Саше стало в конце восьмидесятых, а в начале девяностых ему впору было заплакать…

Маршрутка свернула направо. Александр Николаевич попросил водителя остановиться у следующего перекрёстка и вылез из микроавтобуса. До начала рабочего дня оставалось ещё минут пятнадцать, и Саша решил пройти остаток пути пешком.

«Газель» запрыгала дальше, окатив заведующего лабораторией молекулярного синтеза брызгами грязной воды из-под колёс. Александр поморщился, нагнулся и смахнул носовым платком мутные капли, оставшиеся на брюках. Не на приём к английской королеве, но всё равно не дело…

Потом он выпрямился, и тут ему бросился в глаза огромный красочный рекламный стенной плакат, на котором многозначительно улыбающаяся очаровательная женщина очень сексапильно примеряла золотое ожерелье. «Только у нас! Драгоценности для бережливых! — гласила надпись на плакате. — Самое дешёвое золото! Самые низкие цены!».

«Вот же чушь собачья! — раздражённо подумал Александр Николаевич. — Золото и драгоценности — это последнее, что будет покупать бережливый! Самое дешёвое золото? Хм-м-м… Дешёвое золото — золото мёртвого дракона…».

* * *

День начался с неожиданности — лабораторию посетил директор института Антон Степанович Никодимов, четверть века занимавший эту должность.

— Ну вот, уважаемые… э-э-э… господа, — последнее слово Никодимов произнёс с видимым усилием. — Наметился свет в конце туннеля, если так позволительно будет сказать.

«Бедный Антон Степанович, — с жалостью думал Свиридов, поглядывая на бледное лицо директора института. — Крепко засели в его душе безвозвратно сгинувшие стереотипы! Еле-еле выдавил из себя враждебно-капиталистическое «господа» вместо такого привычного «товарищи». Пятнадцать лет минуло с тех пор, как «товарищей» и след простыл, а его всё ещё тянет на старое. Трагедия, блин…».

Никодимов выглядел неважно — высохшее лицо с красными старческими прожилками, старомодные очки, далеко не новый пиджак, к которому не шёл элитный галстук (наверняка подарок кого-то из спонсоров), мелко подрагивающие тонкие пальцы. Эдакий раритетный интеллигент советских времён, чудом не вымерший в пертурбациях постперестроечной России. Но Антон Степанович всё ещё храбрился, не подавал виду, и пожалеть его открыто означало нанести старику смертельную обиду. Да и то сказать, институт выжил как цельная структура только благодаря энергии Никодимова. Хватались за что попало, искали деньги где только можно; теряли ценнейшие кадры, уезжавшие на работу за рубеж за длинным долларом; сдавали институтские помещения в аренду всяким разным фирмам, зачастую весьма сомнительными; однако латали обветшавшее оборудование и ставили эксперименты, из последних сил не давая погаснуть искоркам научного энтузиазма.

НИИ прикладной химии разваливался прямо на глазах — лучшие работники уходили в частные структуры, не имевшие к химии никакого отношения, старики старели, а молодёжь только фыркала, узнав размер предлагаемого здесь месячного оклада: «Да мне эти деньги — на один раз сходить на дискотеку!». А Никодимов — Никодимов ходил по инстанциям, доказывал и требовал, выкручивался и выкрутился. Институт поддержали заказы силовых министерств — «балдёжный газ», как называли в кругу разработчиков это эффективное средство борьбы с терроризмом и уличными беспорядками, очень понравился заказчикам в погонах.

«Интересно, чем Степаныч осчастливит нас на сей раз? — подумал Александр. — Что там стоит за его патетическим «светом в конце туннеля»? Не зря ведь он собрал всю мою лабораторию…»

Словно услышав мысли завлаба, директор откашлялся, пожевал губами и выдал:

— Нам предлагают очень выгодный многолетний, — он сделал ударение на последнем слове, — заказ от международного концерна «Health, Life and Pleasure», сокращённо «Эйч-Эл-Пи». — «Смотри-ка, — искренне изумился Александр, — без запинки произнёс заковыристое аглицкое название и аббревиатуру! Поднаторел, однако, — пообтёрся на презентациях…».

— Российская сторона владеет акциями этой корпорации, — продолжал Никодимов, чуть сморщившись на слове «акциями», словно ему на зуб попало нечто донельзя невкусное, — и поэтому о нас с вами, — директор оглядел присутствующих, — не забыли.

«Ну, это наверняка только благодаря твоим стараниям, Антон ты наш Степанович, — мысленно добавил Саша, — а то бы хрен о нас вспомнили! Каждый выживает в одиночку — как говорится, человек человеку друг, товарищ и волк».

Эти мысли не мешали заведующему лабораторией молекулярного синтеза внимательно слушать — Александр Николаевич интуитивно чувствовал, что директор приготовил им нечто неожиданное. И Саша не ошибся.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});