Последний алхимик - Владимир Контровский

«Следующая… …анкт-Петербур… …ляндский вокзал… Конечная».

Народ в вагоне электрички, до отказа переполненной по утреннему времени буднего дня, зашевелился, задвигался, стараясь оказаться поближе к выходу.

Александр Николаевич закрыл книжку, с обложки которой скалился чешуйчатый крылатый дракон, нависший над крошечной фигуркой рыцаря с мечом, и сунул её в карман куртки. Хорошая штука эти покет-буки — очень удобны для чтения в транспорте по дороге на работу (а когда ещё читать современному человеку, замотанному повседневными делами-заботами?). Вообще-то книги — хорошие книги — невредно и обдумывать, однако на это времени уже не остаётся…

Зато книжные лотки у станций метро завалены литературой на любой вкус — времена книжного дефицита канули в Лету. Бесчисленные глянцевые обложки пестрят пустоглазыми бандитскими рожами и физиономиями красоток в нарядах предельно облегчённого типа на фоне небоскрёбов, звездолётов или рыцарских замков. Красотки призывно изгибают бёдра, но в руках у них при этом обязательно зажат какой-нибудь смертоубийственный инструмент, а рядышком торчит неулыбчивый мускулистый тип с мечом или многоствольным бластером, всем видом демонстрирующий: «Эта роскошная баба — моя!». И очень хочется купить такую книжку и окунуться в её декоративный мир, чтобы хоть на часок почувствовать себя таким вот суперменом, сметающим всех врагов и очаровывающим всех красавиц…

Плотный человеческий поток, медленно просачивающийся через щели турникетов, вынес Александра Николаевича на привокзальную площадь. Лезть в подземелье метро ему не хотелось — весна уже вступала в свои права, в дымном воздухе большого города упрямо пробивались её пьянящие ароматы, и солнце, нечастый гость северной столицы, ласкало и грело.

Чуть подумав, он решительно направился к остановке маршрутного такси. По статусу заведующий лабораторией молекулярного синтеза научно-исследовательского института прикладной химии мог бы добираться до работы и на собственной машине, но… Времена теперь другие, и славное НИИ, где Александр честно проработал три десятка лет, давно уже не «передний край советской науки». И зарплаты его сотрудников не те, которые позволяют разъезжать на роскошных авто. К тому же узкие улочки старых районов Питера забиты под завязку автомобильными стадами — выигрыша времени никакого, а нервного напряжения на порядок больше. Поэтому древний «жигулёнок» Александра Николаевича, бывший некогда предметом гордости его жены Людмилы и лютой зависти его коллег, тихо ржавел в гараже на даче. Уж лучше фэнтези почитать в электричке…

На остановке было людно — трудящийся и учащийся народ спешил и переминался с ноги на ногу в ожидании маршрутки. Подходя, Александр Николаевич обратил внимание на молоденькую девчонку в джинсах и короткой рубашонке (или кофточке? Он никогда не был большим докой по части названий верхнего и нижнего женского конфекциона, а теперь и подавно). Между пояском джинсов и нижним краем кофточки виднелась голое тело — невзирая на вешнюю прохладу, модницы спешили выставить напоказ свои пупки и талии, привлекая мужские взоры. Девчонка почувствовала его взгляд, но равнодушно скользнула глазами по мужчине, годящемуся ей в отцы.

«Вот же блин, — с досадой подумал Александр Николаевич. — Небось в «мерседес» к какому-нибудь «папику» лет на пятнадцать меня старше ты запрыгнула бы не раздумывая и тихо повизгивая от восторга!». Стариком он себя не считал, женщины всё ещё посматривали на него с некоторым интересом, и нарочитое безразличие этой девицы задело Александра и укололо его мужское самолюбие.

Подкатила белая «газель». Александр пропустил девчонку вперёд, и в глаза ему нагло полезли её ягодицы, перечёркнутые узенькой полоской трусиков «танго». Джинсы на бёдрах девчонки были приспущены по последней моде «по самое некуда», и когда она наклонилась, забираясь в тесное нутро маршрутки, пейзаж нарисовался весьма колоритный. «Хм, — мрачно размышлял Александр Николаевич, устраиваясь на боковом сидении. — Неужели она в упор не понимает, что демонстрация нижнего белья и голой задницы в транспорте может вызвать не эротические чувства, а самую обычную брезгливость? Всё хорошо в меру, в нужном месте и в нужное время…». Он вдруг вспомнил, как ему нравилось смотреть на коленки Людмилы, открытые мини-юбкой, — давно это было… Или совсем недавно?

«Хватит, — одёрнул он сам себя. — Думай о работе!» — «А чего о ней думать? — ехидно возразил внутренний голос. — Думай, не думай — один хрен! Вы сидите в ж…, уважаемый Александр Николаевич, сидите глубоко и прочно. Все ваши юношеские мечты развеялись лёгкой дымкой, растаяли, и ваше время прошло. Имейте мужество признаться в этом — хотя бы самому себе. И ваше брюзгливое мысленное ворчание по поводу нравов и нарядов юных девиц — прямое тому свидетельство!». Спорить с этим собеседником не имело смысла…

В детстве мальчик Саша, выросший в интеллигентной семье, читал журналы «Наука и жизнь» и «Техника — молодёжи» и жадно впитывал все новости о последних достижениях науки. Сказки становились былью — человек полетел в космос, а бытовая химия одаривала человечество всё новыми материалами. «Капрон», «нейлон», «лавсан» — эти причудливые названия казались магическими заклинаниями, рождающими невиданные чудеса. А тут ещё незабвенный Никита Сергеевич творчески модифицировал ленинскую формулу «Коммунизм — это советская власть плюс электрификация всей страны», добавив к ней ещё одно слагаемое: «химизация». И Саша Свиридов, окончив школу с серебряной медалью, поступил на химический факультет Ленинградского (тогда ещё ленинградского) университета (тогда университет в городе на Неве был всего один, а прочие вузы именовались институтами).

Это были славные времена! Всё казалось достижимым и возможным (стоит только захотеть и постараться), горизонт становился всё ближе, и будущее выглядело непременно счастливым — разве может быть иначе в стране победившего социализма, где «всё для человека, и всё во имя человека»? И ещё — Саша был молод, никто не называл его по отчеству, и учёба оставляла ему достаточно времени для молодёжных вечеринок, поездок за город и прогулок по гранитным набережным дивными белыми ночами. И была любовь…

Её звали Людой, хотя ей самой нравилось имя Мила. И верно, это имя шло девушке — она действительно была милой, точнее не скажешь. Жаль, что с годами его Людмила сильно изменилось, причём далеко не только внешне…

«Газель» выбралась из очередной пробки и поскакала по выбоинам вдоль трамвайных путей, лавируя и обгоняя автобусы и грузовики. Александр Николаевич отрешённо смотрел в окно. Думать о работе ему не хотелось — на Сашу нахлынули воспоминания…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});