Новый Михаил - Владимир Викторович Бабкин

Франция. Орлеан. Резиденция герцога де Гиза.

24 августа 1917 года

– Нет, но каков наглец!

Герцог с ненавистью отшвырнул бумаги. Генерал Петен согласно кивнул.

– Да, ваше высочество. Согласен с вами. Но мы вынуждены считаться с мнением союзников, пока наше собственное положение не стабилизируется, а наши позиции не перестанут быть настолько зыбкими и эфемерными.

– И как же они перестанут быть эфемерными, если я не могу даже взойти на престол Франции?

– Вы, ваше высочество, вне всяких сомнений, можете это сделать, когда только захотите. Но, во-первых, разумно ли начинать царствование в такой тяжелой обстановке? Мы все еще не избавлены от угрозы заключения позорного и унизительного мира, условия которого могут быть весьма тяжелы для нас. Мы не имеем сейчас сил даже на то, чтобы выбить проклятых бошей из Парижа, не говоря уж о том, чтобы хотя бы вернуть Шампань, Бургундию и Пикардию. Про Эльзас и Лотарингию в сложившихся условиях и говорить не приходится. Кроме того, не следует забывать, что наш суверенитет лишь номинально распространяется на огромные территории Франции, которые фактически контролируют войска союзников, а значит, и по этой причине мы вынуждены учитывать мнение Лондона, Москвы, Рима и даже в какой-то мере Мадрида, не говоря уж об учете позиции Вашингтона.

Герцог де Гиз взорвался от негодования, тыча пальцем в бумагу на столе:

– Позиция Вашингтона, вы говорите? Вот она, эта позиция! Фактически это требование отказаться от реставрации монархии во Франции и вернуться к позорным временам продажной республики! И ладно наши европейские союзники, их поддержка разных ветвей Бурбонов объяснима, каждый пытается если не протолкнуть вперед своего претендента на корону Франции, то хотя бы выторговать для себя что-то, но Америка! Америка против меня! Против меня и против монархии как таковой!

– Мы достаточно серьезно зависим от поставок из США. И, боюсь, когда во Францию все же начнут прибывать американские дивизии, вес позиции Вашингтона в этом вопросе будет усиливаться пропорционально числу прибывших войск.

– Вот именно, генерал! Вот именно так и будет! Поэтому я решительно намерен срочно восстановить монархию во Франции и короноваться в самое ближайшее время! Это должно быть свершившимся фактом, который уже не сможет быть подвергнут сомнению никем, вы меня понимаете, генерал? Сейчас мой статус не определен! Я для прочих монархов лишь частное лицо с хорошей родословной, не более! Тот же русский Михаил даже приглашение в Ялту прислал только вам, но «позабыл» про меня! Вы понимаете, что это все значит? Что возвращение короны Орлеанскому дому все еще под большим сомнением! Георг V настаивает на том, что коронация должна пройти после согласования всех вопросов с союзниками, Виктор Эммануил III вместе с испанским королем Альфонсо XIII хотят усадить на трон нашего королевства младшую ветвь Бурбонов, а Михаил II говорит, что сам народ должен выбрать того, кто станет королем Франции! Слыхано ли такое! Выборы помазанника Божьего! Что за ересь! Как будто самого Михаила народ выбирал!

Петен кивнул:

– Более того, ваше высочество, американцы тоже настаивают на референдуме. Но, правда, только по вопросу реставрации монархии или возвращения к республике.

– Да, черт меня возьми! Именно об этом они и говорят! – Гиз вновь постучал по листку бумаги. – Причем требуют, вдумайтесь, требуют! Просто-таки в ультимативной форме, если отбросить все словесные кружева дипломатического протокола. И требуют его провести никак не раньше лета 1918 года! Как раз тогда, когда во Франции будет размещено несколько американских армий! Вы понимаете, что это значит?

– Да, ваше высочество, вполне понимаю. Боюсь, при таких условиях ход этого референдума и его результаты нам не понравятся.

Герцог вдруг успокоился и откинулся на спинку стула.

– Вот что, дорогой мой генерал. В сложившихся обстоятельствах у нас нет иного выбора, кроме как опереться на мнение наших европейских монархий. По крайней мере, ни у кого из них нет сомнений в том, что монархия во Франции должна быть восстановлена. И нашей дипломатии нужно ускорить согласования условий признания всеми ведущими монархиями прав именно Орлеанской ветви Бурбонов на корону Французского королевства.

– Они захотят серьезных уступок с нашей стороны.

– История нам не простит нерешительности в этом деле. Лучше потерять часть, чем все. Начинайте консультации по данному вопросу.

Крым. Дворец Меллас.

Квартира их величеств.

11 (24) августа 1917 года

Маша на ватных ногах подошла к двери. Подумав несколько мгновений, она резко распахнула дверь.

– Неосмотрительно с вашей стороны, ваше императорское величество, вот так открывать дверь не глядя.

Императрица мрачно смерила взглядом обвешанного оружием офицера.

– В чем дело?

– Прошу простить, государыня, но вы сами вчера изволили назначить это время для занятий.

Маша холодно ответила:

– Запомни, Натали, никто и никогда не стучит в эту дверь. Это понятно?

Но камер-фрейлина не слишком-то смутилась.

– Прошу простить, ваше величество, но иногда на войне, когда того требует обстановка, офицер должен брать ответственность на себя. Вы не изволили выйти к ужину, вы не вышли к завтраку. По дворцу и командному центру начинают гулять дикие слухи и нехорошие пересуды. Да простит меня ваше величество, но возобновление упражнений на стрельбище и хороший обед могли бы сильно оздоровить ситуацию.

Маша захлопнула дверь.

Щеки ее горели, и очень хотелось поставить выскочку на место. Но в то же время Маша понимала, что ее камер-фрейлина права и заботится она не о себе. Да что там говорить, она повела себя как дура-курсистка, а не как императрица! Что бы сказал Миша на такое!

И через пять минут открыв решительно дверь, царица увидела все ту же Натали, которая ее ждала, словно ничего и не случилось. Глядя в