Огни в долине - Анатолий Иванович Дементьев

прииске наступили самые горячие дни. Начала работать заново оснащенная «Золотая роза», результаты оказались чуть ли не с первых же дней. Афанасий Иванович ходил со счастливым лицом, весь сиял гордостью за свою шахту. Влюбленный в работу, Петровский был одним из тех немногих старых специалистов, кто всей душой приняли революцию и с первого ее дня стали честно служить народу, отдавая ему свои знания. К тому же Афанасий Иванович и хороший хозяин: У него всюду образцовый порядок. Высокую и довольно нескладную фигуру начальника «Золотой розы» всегда можно было видеть то в забое, то на шахтном дворе, то в конторке.

— Вы хоть дома-то бываете, Афанасий Иванович? — спросила его как-то Мельникова, она часто заглядывала на «Золотую розу».

Петровский недоумевающе посмотрел на молодую женщину и переспросил:

— Дома? Ах, дома! Да, конечно-с. Но настоящий мой дом здесь, на шахте-с. Я уверен, Елена Васильевна, что и вы полюбите свою «Комсомольскую», как я люблю «Розу». Это замечательная шахта. Богачка-с. Миллионерша. Теперь, когда мы ее омолодили, если позволите так выразиться, она покажет себя во всем блеске, — Афанасий Иванович лукаво подмигнул и добавил: — В золотом блеске.

И очень довольный рассмеялся.

— Я начинаю любить свою «Комсомольскую».

Елена говорила правду. Первое знакомство с шахтой не вызвало у нее восторга. Да и нечем было восторгаться. «Комсомолка» небольшая, маломощная, с примитивным оборудованием. Но более подробно изучив шахту, она увидела: и здесь кое-что можно сделать. Сказала об этом мужу.

— До сих пор на «Комсомольскую» обращали мало внимания, точнее — совсем не обращали. И ты тоже. Я хочу попробовать сделать из этой золушки если не принцессу, то хотя бы вполне приличную шахту.

— Попробуй, — Александр Васильевич пожал плечами. — К сожалению, у меня такой уверенности нет. Но если у тебя что-то получится, я буду рад, Аленка. И, конечно же, рассчитывай на мою помощь.

В незнакомый коллектив Елена вошла легко. Правда, кое-кому из старателей не понравилось, что начальником у них на шахте женщина. С таким отношением к себе Елена уже однажды встречалась на Новом. Но когда старатели узнали, что она дочь известного до революции на приисках Урала горного инженера Мельникова, что она много работала на прииске Новом, отношение изменилось. Приходя на шахту, Елена частенько видела на своем столе букетик полевых цветов. Если она просила о каком-нибудь одолжении, всегда находилось несколько человек, готовых выполнить просьбу. И Мельникова старалась отплатить людям добром за добро. На шахте работала, главным образом, молодежь. Елена организовала для них нечто вроде технических курсов и сама проводила занятия, а иногда приглашала Майского или Петровского. Заботилась о нуждах старателей, интересовалась, как они живут, кому в чем надо помочь.

Поправилось положение и на «Таежной». После памятного для Карапетяна собрания коммунистов Ашот Ованесович по-настоящему взялся за дело. С волынкой было покончено, и реконструкция шахты быстро завершалась. Но Майский не упускал из поля зрения «Таежную», часто бывал на ней и придирчиво следил за работами по реконструкции. Карапетяну он не доверял, все время ожидая от него какой-нибудь новой выходки. Ашот Ованесович сначала молча терпел, но однажды не сдержался.

— Слушай, директор, Карапетян — начальник шахты «Таежной» или нет?

— Не понимаю вашего вопроса, Ашот Ованесович, — спокойно ответил Майский. — Приказа о вашем смещении с поста начальника я не подписывал.

— Тогда почему не доверяешь Карапетяну? Почему проверяешь каждый его шаг?

— На вашем месте, Ашот Ованесович, я бы такого вопроса не задавал, — директор посмотрел на Карапетяна, и в глазах его запрыгал холодный огонек. — И не думайте, что мне это доставляет удовольствие.

— Может, Карапетяну лучше уйти? Нам трудно работать вместе.

— Трудно, — согласился Александр Васильевич. — Но я к трудностям привык. А если вас они пугают — поступайте как знаете.

Ашот Ованесович быстро оглянулся по сторонам и убедился, что их никто не слышит.

— Карапетян трудностей тоже не боится, директор. У нас в Армении знаешь какой народ? У нас храбрый народ. Горцы. Карапетян тоже горец. Но Карапетян не хочет, чтобы ему не верили и смотрели за каждым шагом. Он не мальчишка. Он может обидеться. Сильно обидеться. Но если Карапетяну доверяют, он, знаешь, что может? Он все может. Я был дурак, как баран, когда пришел к тебе в тот вечер. Я это понял тогда же и сказал себе: Ашот, сказал я, ты глупый баран. Зачем ты хотел обмануть директора? Директор — честный человек, хороший человек. И ты будь таким же, Ашот. Я хочу быть таким, как ты, директор. Только доверяй Ашоту, и ты увидишь.

— Знаете, что вам надо сделать, Ашот Ованесович? Пойти к Слепову и все ему рассказать. Все, понимаете? Начистоту, как коммунист.

— Мудрый совет, трудный совет. А ты на месте Карапетяна пошел бы?

— Не хотел бы я быть на месте Карапетяна, — Александр Васильевич помедлил. — Но уж если такое случилось — пошел бы. И еще перестал бы швырять шапку.

— При чем тут шапка. Шапка моя — куда хочу, туда бросаю.

— Я хотел сказать: поменьше горячитесь.

— Ашот — южный человек. У нас в Армении много солнца, горячего солнца. И Ашот не может не горячиться. Ашот подумает. Он все-таки честный человек и коммунист. Ты это скоро увидишь, директор. Золото проклятое сбило с ума. Потом одумался. Ты, Ашот, за деньгами ехал на Урал? Тебя сюда послали. Ашот, сказали тебе, на Урале не хватает специалистов. Ты горный инженер, Ашот, и ты должен ехать. Зачем немецкие, английские инженеры, если у нас есть свои? И Ашот поехал. Он будет работать как… как Петровский. Лучше, чем Петровский.

— Хочу в это верить, Ашот Ованесович.

— Вот-вот, — обрадовался начальник шахты, — пусть только Карапетяну верят. Его надо наказать, подлеца, очень сильно наказать. Пусть его снимут с начальников, пусть поставят забойщиком, крепильщиком, кем угодно. Но пусть поверят. Я пойду к Слепову, директор, я больше не могу.

По дороге на Сухой Лог Майский мысленно перебирал в памяти все, что сказал Карапетян, и удивлялся. Что это? Хитрость или действительно человек понял свою ошибку, раскаивается? Может, и правда, нашло на человека затмение. Извилистая дорога, сбежав в горы, юркнула в лес. Здесь было прохладно, пахло грибами и сосновой смолой. Над венчиками цветов кружились яркие бабочки, взлетали и неподвижно висели в воздухе большие темно-красные стрекозы, с прозрачными сверкающими крыльями.

Майский очнулся от своих дум и посмотрел вокруг. Где он? Ага, по лесу на взгорье, а там и Сухой Лог. Александр Васильевич натянул повод и легонько ударил пятками в крутые бока Пегаса. Конь встрепенулся, круто изогнул шею, чуть откинув красивую голову набок, и легким галопом поскакал по тропе.