Игнатий Лойола - Анна Ветлугина

   — Лионелла... — он хотел строго выговорить ей за её грешное занятие, но не смог, — что ж ты не нашла другой работы?

   — Я искала. Не вышло у меня. Простите, дон Иниго!

Стало совсем темно. Неподалёку фонарщик зажёг тусклый огонь. Она всё стояла, глядя на Лойолу не отрываясь.

   — Мне пора, — он собрался уйти.

Она всплеснула руками, на булыжник шлёпнулся веер. Пробормотала что-то похожее на «прошу вас».

   — Я готовлюсь стать монахом, — твёрдо сказал он, — хотя ты теперь симпатичная. Честное слово.

Лионелла бросилась поднимать веер и застыла, сидя на корточках. Всхлипнула, потом резко вскочила, почти подпрыгнула и, задыхаясь, проговорила:

   — Как вы могли подумать, будто я позвала вас? Я хотела быть дамой вашего сердца, но это невозможно, я знаю. Тогда пусть вы станете рыцарем моего сердца. Здесь ведь не надо, чтобы вы согласились... правда?

   — Хорошо, Лионелла. Я буду молиться за тебя. Пусть Бог простит тебе грехи и твоя жизнь изменится. Послушай... — Лойола задумался. Она наверняка ориентируется в жизни парижского дна лучше. Но как спросить её?

   — Я уже давно живу милостыней, — сказал он после паузы, — это происходило со мной в разных городах. Почему-то здесь выжить труднее, хотя поначалу казалось наоборот...

Девушка сразу оживилась, даже обрадовалась.

   — Да, здесь плохая милостыня, если ты чужой. Слишком много нищих и... женщин тоже. Мне повезло, я живу у одной дамы, к ней можно... с гостями. Дон Иниго! У меня был один гость, он тоже иногда собирает подаяние. Он говорит: в Париже можно сдохнуть, и никто не заметит. А если хочешь жить — нужно ходить во Фландрию, там купцы богатые и благочестивые.

   — Спасибо, Лионелла, я пойду во Фландрию. Да благословит тебя Бог!

   — Прощайте, дон Иниго!

Лионелла повернула за угол и, судя по звуку, побежала. «Почему я даже не попробовал помочь её душе?» — подумал Иниго. Он вспомнил женщин, ходящих за ним и слушающих его проповеди. Они жадно ловили каждое слово, и их сердца раскрывались навстречу «Духовным упражнениям». С ними Лойола чувствовал вдохновение, никогда не посещавшее его во время богословских диспутов.

Он замедлил шаги, размышляя. Как он добивался успеха у дам в юности! Просил крестного купить самый изящный костюм, красовался, исполняя любовные романсы под аккомпанемент мандолины. Даже сочинил историю с преследованием, дабы получить у короля разрешение носить оружие раньше положенного возраста. Забавно. Толпы женщин вокруг появились, когда он стал хромым, облысел и сменил парчовый кафтан на лохмотья. Проповедуя, он может покорить сердце любой женщины, начиная с Исабель Росер, заканчивая особами королевской крови. В этом нет никакого сомнения. Но церковью управляют мужчины. Надо завоёвывать их. Или даже не завоёвывать, а вербовать в своё воинство.

Лойола быстро зашагал по улице Сен-Дени и успел войти в Сантьяго-де-Компостелла за несколько минут до закрытия.

Письмо странствующего студента Альбрехта Фромбергера своей возлюбленной в Мюльхаузен. Отправлено 30 марта 1528 года из Барселоны.

Милая Альма!

Наконец мне удалось ступить на испанскую землю. Ты будешь спрашивать, что я делал эти два с половиной года. Отвечаю: в дороге у твоего брата Иоганна изменились планы. Мы поехали в Венецию, откуда в Испанию ходят корабли. Нам пришлось немало потрудиться в этом городе, дабы пополнить свои средства. Были у меня и неприятности с городской стражей, но Иоганн здесь ни при чём. Уладив дела, я устроился матросом на торговое судно. Мы сделали несколько рейсов, и я оказался в Барселоне.

Здесь кругом одни паписты, хотя они не знают этого слова. Зато вино лучше, чем у нас. Знание латыни позволило мне свободно общаться с горожанами, и я быстро узнал о проповеднике.

К сожалению, этот мерзавец покинул Барселону и пошёл совершенствовать свои богословские знания в Алькалу, которая находится довольно далеко. Разумеется, расстояние меня не остановит, ведь я преодолел уже гораздо большее. Всегда помню о наших совместных трудах.

С любовью, Альбрехт.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Игнатию повезло во Фландрии. Он нашёл богатых купцов, некоторые из них оказались испанцами и приняли самое живое участие в судьбе соотечественника. Теперь он мог позволить себе некоторое время учиться, не отвлекаясь на сбор подаяния.

Вернувшись в Париж, Лойола начал изучать философию в коллегии Святой Варвары на улице Валлетт. В этой коллегии он числился пансионером. В пансион входило, помимо миски вполне приличной похлёбки, жильё. Оно ограничивалось углом комнаты, в котором стояла кровать. Остальные занимали ещё три человека: магистр Пенья и два таких же студента — Пьер Фавр и Франциск де Хавьер.

Лойола не чувствовал себя уверенно в философии. Преподаватель попросил соседей помочь ему. Вызвался Фавр — более улыбчивый из двоих юношей. Он славился на курсе прекрасной памятью.

Однажды, разъясняя Иниго различие между тремя мудростями Фомы Аквинского, Фавр обратил внимание на огромное количество писем, отсылаемых товарищем в Испанию.

   — Всё надеюсь переманить в Париж своих друзей, — объяснил Лойола, — внушаю им, что французы не едят испанцев. Пока не верят.

   — Без друзей плохо, — согласился Фавр, — может, тебе следует поискать новых? Тут есть и люди постарше нас с Хавьером, и испанцы.

   — Мы очень хорошо сработались за два года, что были вместе. Если искать кого-то здесь — опять надо начинать всё сначала.

Пьер удивился:

   — Сработались? Я думал, ты говоришь о дружеской компании.

   — Конечно, о дружеской. Мы называли её «компания Иисуса». Ходили и проповедовали вместе, сначала в Алькале, потом — в Саламанке.

   — Проповедовали? — Пьер ещё больше удивился. — А зачем? Разве вы священники?

Игнасио задумался:

   — Видишь ли, есть... такой способ очищения души. Три раза в день испытываешь свою совесть и отмечаешь точками, сколько раз не удержался и впал в греховные мысли. Так продолжаешь в течение месяца... ну, ещё нужно представлять определённые образы. После первой недели ты чувствуешь радость, не зная, откуда она приходит, после второй ты ходишь очень грустный. Потом начинаешь видеть всё не так, как раньше. Много шире и глубже.

   — Любопытно... — сказал Фавр, — я бы хотел попробовать.

Вслед за ним захотел попробовать и Хавьер, а после присоединились ещё несколько испанских студентов. Иниго договорился с картезианским монастырём. Им стали давать комнату для духовных бесед, которые проходили теперь каждое воскресенье в одно время со схоластическими диспутами в коллегии. С каждым воскресеньем всё больше студентов перекочёвывало к Лойоле. Магистр Пенья пребывал в ярости. Лойола с Фавром и Хавьером терпели, хотя и с трудом, ведь жить они продолжали в одной комнате.

Между тем испанские студенты, общающиеся с Лойолой, совсем охладели к учёбе, стали рваться в Святую землю и к совершению духовных подвигов. Один из обращённых оказался родственником самого ректора де Гуэйи. Тот, взбешённый, пообещал устроить Иниго «зал». Так называлось самое ужасное в коллегии наказание. Виновного приводили в главную аудиторию, где собирались все преподаватели и студенты. Раздевали до пояса и долго били розгами.

   — Как ты поступишь? — спросил Фавр. — Может, скроешься?

   — Жалко. Он уже отучился столько времени, — возразил ему Франциск Хавьер. — Я бы посоветовал просить прощения. Наверняка поможет.

Иниго провёл посохом по трещине в полу.

   — Как извиняться, если не чувствуешь себя виноватым? Пойду... наверное.

Он не стал говорить товарищам, что совсем не боится боли. Разве могут розги сравниться с пилением кости? Волновало его другое. С этим он и пошёл к ректору.

   — А-а-а! Это вы. Ну-ну! — встретил его де Гуэйя. — И что же вы скажете в своё оправдание?

   — Да какое оправдание... — вздохнул Лойола, — я пришёл посоветоваться с вами, как с мудрым человеком.

Тот возмутился:

   — Подлизываетесь? Надо было раньше заботиться о своих делах.

   — Ничуть, — возразил Иниго. — Следую логике. Глупый человек навряд ли занял бы такой высокий пост.

   — Ну и о чём вы собрались со мной советоваться? — ректор смотрел крайне недоброжелательно.

   — Об этой вашей порке. Я серьёзно озабочен и даже расстроен. Иметь мученический венец вовсе не входит в мои планы... да и вам, как мне кажется, не нужен студент-мученик...

   — Вот как! — надменное выражение лица де Гуэйи сменилось любопытством. Он немного помолчал, размышляя о чём-то, и закончил:

   — Идите, господин Иниго. Завтра будьте добры явиться в назначенное время.

Лойола вернулся в комнату. Слава богу, магистра Пеньи там не было. На кроватях сидели Пьер и Франциск. Они не пошли на лекции, дожидаясь товарища. Игнатий завалился на кровать, задрав отёкшие изуродованные ноги.

   — Ну как, бить будут? — осторожно спросил Франциск.