Не зови меня больше в Рим - Алисия Хименес Бартлетт

– А телефонные звонки?

– Ни одного. Они даже между собой не перезваниваются.

– Хорошо, думаю, завтра мы устроим совещание.

Гарсон дремал рядом со мной, опустив голову на грудь. Я отказывалась понять, как можно спать, когда вокруг стоит такой шум. Сама я попыталась расслабиться и спокойно дождаться посадки, но ничего не вышло, так как в голове моей теснились гипотезы, догадки, вопросы – и все они то и дело натыкались на стену нашего неведения. У Рафаэля Сьерры и Нурии Сигуан много чего было припрятано под ковром, но будет ли нам позволено хотя бы чуть-чуть приподнять этот ковер и глянуть – пусть мельком – на скопившиеся там грязь и мерзость. Мне больно было сознавать, что я возвращалась к месту событий с пустыми руками – вернее, никаких точных данных добыть нам не удалось. Кроме того, душу мою накрыла невыносимая апатия. В любом расследовании важно постоянно отыскивать новые улики, но умственная сила того, кто его ведет, решимость и натиск просто необходимы, чтобы дело продвигалось вперед, а я сейчас отнюдь не могла похвалиться этим счастливым состоянием. Итальянские события выбили меня из колеи, наполнили ощущением чего-то нереального.

Мой помощник внезапно проснулся словно в испуге. Он оглядывался по сторонам и явно не мог понять, где находится.

– Мне приснился кошмарный сон, – сказал он, обнаружив меня рядом. – Я был гладиатором и стоял посреди арены, и вдруг туда, ко мне, выпустили здоровенного льва, страшнее не придумаешь. Мы оба уставились друг другу в глаза и ходили по арене кругами, но тут лев…

Я оборвала его, наконец-то получив повод выплеснуть наружу свое отвратительное настроение:

– Да вернитесь же вы наконец к реальности, черт вас побери! Наше путешествие закончилось, Фермин, и вы вовсе не римский гладиатор, а полицейский родом из Саламанки.

– Это был всего лишь сон, инспектор!

– Значит, постарайтесь больше не засыпать, вот и не будете видеть кошмаров. Я готова допустить, что отнюдь не в вашей голове мы найдем ключ к разгадке преступления, но вы нужны мне для работы. Так что забудьте про Рим, про Нерона и вообще про Италию и возвращайтесь к своей нормальной жизни.

Как ни удивительно, он не обиделся, не взбрыкнул и не сказал, что я несправедлива к нему. Он помолчал немного, а потом произнес скорбным тоном:

– Не стану отрицать, в Италии я не относился к работе с должным рвением, но ведь согласитесь: и роль мне отводилась далеко не главная. Все делали вы с Абате. В любом случае, инспектор, если вы считаете, что я небрежно выполнял свои обязанности и что вы должны сообщить о моем поведении комиссару, я отнесусь к этому с полным пониманием и протестовать не буду.

– Идите вы к чертовой бабушке, Фермин! У меня раскалывается голова, к тому же я ненавижу аэропорты. Прекратите меня изводить, или я плюну на все и отправлюсь в Барселону поездом.

Он сделал такое лицо, что сразу стал похож на Скорбящую Мадонну, и углубился в газету Repubblica, которую кто-то оставил на сиденье. Теперь казалось, что новости, изложенные по-итальянски, интересуют его больше всего на свете. Я перестала обращать на Гарсона внимание. Для меня всегда будет загадкой, откуда он берет столько терпения, чтобы выносить меня.

В Барселону мы прибыли точно по расписанию, получили свои чемоданы и вышли в международную зону аэропорта Эль Прат. Там я увидела встречавшего меня Маркоса, рядом с ним стояла Беатрис, которая как девочка радовалась тому, что это будет для Фермина сюрпризом. Сюрпризом ее присутствие и оказалось! Гарсон, как это бывает в музыкальных комедиях, побежал к ней и, обняв за талию – не сказать чтобы такую уж тонкую, – поднял в воздух. Она смеялась и краснела.

– Отпусти меня, Фермин! Ты с ума сошел? Все же на нас смотрят!

– Тогда пусть считают, что я для них это и делаю, – сказал Фермин и сразу же долгим поцелуем прильнул к губам своей жены.

Мы с Маркосом так смеялись, что у нас не осталось времени на нежности. Но наконец он все-таки обнял меня, и я прижалась лицом к его груди. И сразу же ощутила жар его рук, успокаивающий запах одеколона, колкое прикосновение бороды – и почувствовала себя счастливой, гораздо более счастливой, чем когда-нибудь могла себе представить.

Дома мы даже не стали ужинать, а сразу отправились в спальню. Потом я заснула мертвым сном и, когда проснулась, поняла, что за все время, проведенное в Италии, ни разу так хорошо не отдыхала. Я глянула на часы – было семь утра. После душа я вернулась в спальню – Маркос старательно протирал глаза.

– Не представляю, как буду сегодня работать. Думаю, строительные чертежи и планы будут казаться мне чем-то вроде тайных знаков, – заявил он.

– Но ты, по крайней мере, сможешь во всем этом разобраться, когда окончательно проснешься, а мне предстоит заниматься делом, в котором я с каждым днем понимаю все меньше.

– А ты, надеюсь, заметила, что я изо всех сил старался не расспрашивать тебя ни об этом деле, ни о твоем пребывании в Риме?

– И очень хорошо сделал. Стоит мне подумать обо всем этом, как я начинаю беситься.

– Все и впрямь так сложно?

– До невозможности.

– Скажи, Петра, ты счастлива?

– Я чувствую себя счастливой, когда какое-нибудь расследование дается мне с меньшим трудом.

– Я спрашиваю совсем о другом: ты счастлива со мной?

– Конечно счастлива. Ты ведь способен дать те две вещи, которые больше всего мне нужны: любовь и свободу.

Какое-то время он раздумывал над моим ответом, потом решительно выпрыгнул из постели. К счастью, ему не пришло в голову просить разъяснений относительно моих жизненных потребностей.

В комиссариате все уже были в сборе. Йоланда с Соней кинулись мне навстречу. Гарсон показывал им фотографии и поспешно свернул окно на экране, прежде чем поздороваться со мной.

– Ну как, инспектор, хорошо было в Риме? – наперебой спрашивали девушки.

– В нашем деле мы продвинулись не слишком далеко, – ответила я, чтобы сразу перевести разговор на работу. – Кажется, младший инспектор уже обо всем вам успел рассказать.

– Как раз этим я и занимался, – пробормотал Гарсон с виноватым видом.

– Ну, так и продолжайте, пока я буду беседовать с Коронасом.

Я не приготовила никакого конкретного плана действий для встречи с комиссаром. Что ж, если он устроит мне выволочку, покорно снесу любые упреки. В конце концов, я нарушила кучу всяких правил и вполне заслужила официальный разнос. Однако пути Господни часто бывают неисповедимы, а пути наших начальников – тем более. Коронас, хоть и был человеком гневливым, увидев меня, норов свой показывать не стал. И даже обошелся без едких намеков и насмешек. Он махнул в сторону стула, предлагая мне садиться, и продолжил читать бумагу, которую держал в руке. Поскольку совесть меня все-таки мучила, я начала с приличествующих случаю покаяний:

– Комиссар, я знаю, что отчеты, которые мы за эти дни отправили в Испанию, не свидетельствовали о нашей успешной работе в Риме, но…

Он перебил меня непривычно спокойным тоном:

– Можете ничего не объяснять, Петра. Мой итальянский коллега мне подробно обо всем написал. Этот Тести – большой специалист своего дела, и мы с ним стали настоящими друзьями. Однако должен заметить: то, что вы приняли участие в опасной операции, не поставив меня в известность, – слишком самонадеянное решение с вашей стороны. Я, конечно, знаю, что вы выполняли приказ Тести. Наверное, спорным остается вопрос, имел ли он право приказывать вам и должны ли были его приказы заменять мои собственные, но в любом случае вы повели себя правильно, подчинившись его власти. Нам не нужны дипломатические конфликты ни с одной из европейских полиций, и уж особенно с итальянской, ведь мы часто вместе боремся против мафии.

– Комиссар, я… – начала я смиренно, еще не зная, что скажу дальше, но шеф опять оборвал меня:

– Мне также известно, что тот самый подозреваемый, которого вы разыскивали, погиб, так что допросить его вам не удалось. Однако Тести уверил меня, что благодаря участию комиссара Торризи, лучшего специалиста по мафии, открылись новые возможности для получения информации, и они, скорее всего, помогут разрешить это дело. Если нам немного повезет, два наших комиссариата смогут показать себя с лучшей стороны, к тому же – на международном уровне.

– Да, конечно, я тоже так думаю, – выдавила я из себя, мигом поверив в промысел Божий, а также в помощь Христа, Будды и Аллаха, вместе взятых.

Посещение комиссарского кабинета, которое еще недавно вроде бы грозило роковыми последствиями, принесло мне лавры безоговорочного победителя. Логика мешала поверить, что комиссар Тести, с которым я почти не имела дела, придумал эту историю про якобы отданные им приказы ради того, чтобы выгородить меня перед моим начальством. Нет, я догадалась, что это Маурицио Абате постарался взять меня под свое спасительное крыло – то есть нашел способ повернуть все так, чтобы в Барселоне я не была призвана к ответу за свое своеволие. И я решила чуть позже позвонить ему и поблагодарить.