Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы могли утонуть.
— Глупости. Только не вместе. Мы плыли рука об руку, а все вокруг дышало таким покоем — голубым, сияющим и теплым. Мне кажется, моя рыбка точно так же плавает в этих… водах матки… Вечно забываю, как они называются!
— Околоплодные воды, — процедил Юнг сквозь усы, нагнувшись, чтобы поцеловать Эмму в живот.
Потом он снова приложил ладонь к ее коже, ощущая ребенка внутри.
— Ты когда-нибудь слышала фразу «онтогенез воспроизводит филогенез»?
— Если бы слышала, я бы запомнила, — рассмеялась Эмма. — Не имею ни малейшего представления, что это значит.
— Человек по фамилии Геккель. Эрнст Геккель. Биолог. Немец. Он давно умер, но в свое время вызывал уйму споров. Мы изучали его в университете. У него было много теорий, полезных и бесполезных. В каком-то смысле он был учеником — нет, не учеником, а скорее последователем Дарвина. Последователем, который расширил его теорию. Пошел дальше учителя, так сказать. И один из примеров тому — «онтогенез воспроизводит филогенез».
— Боже! Какие мудреные слова!
— Онтогенез — это рождение и развитие индивидуума. — Юнг произнес эти слова, как учитель в классе, выстукивая их на животе Эммы, словно барабаня по столу. — Твоей рыбки, например. А филогенез — это эволюционное развитие групп организмов. Понимаешь? В представлении Геккеля — по его теории — твоя рыбка проходит те же стадии развития, которые мы прошли все вместе в процессе эволюции человеческой расы. От протозоа до хомо сапиенс. Теперь понятно?
— Не совсем.
— Тогда я начну с начала, — сказал Юнг, встав и пересев в кресло. — Геккель говорил: «онтогенез воспроизводит филогенез», хотя в сущности ему следовало сказать, что онтогенез повторяет филогенез. Но он был биологом, так что простим ему словесную неточность. Итак…
Юнг взял сигару, лежавшую рядом с ним на столе, и чиркнул спичкой. Залитый лунным светом, он выглядел как китайский Будда в клубах фимиама.
— Геккель предположил, что развитие любого индивидуума, не важно, человека или животного — лягушки, например, — с самого зачатия до рождения, по мере усложнения эмбриона, пересказывает эволюционную историю своего вида. Так, вначале твоя рыбка была оплодотворенной яйцеклеткой, что соответствует одной из примитивнейших форм жизни под названием «протозоа». Ты меня слушаешь?
— Что такое «протозоа»? — Эмма приподнялась повыше и легла на подушки. — Мне кажется, я знаю, но я хотела бы услышать это от тебя.
Юнг обожал роль ментора и застыл на миг в важной позе с сигарой в руках: чеканный профиль в лунных бликах и прусская стрижка, стоящая по стойке «смирно».
— Прото-зоа, — произнес он. — Первые животные. Или, если угодно, первые существа. Это действительно интересно! Когда оплодотворенная клетка развивается, она начинает делиться и умножаться…
— А также складываться и вычитаться? — улыбнулась Эмма.
— Не перебивай! Делясь и умножаясь, клетка образует массу — неорганизованную клеточную массу, похожую на губку. Помнишь губку в нашей ванной? Она способна принимать разные формы и размеры. Затем она проходит стадии, напоминающие медузу. Позже, когда зародыш начинает удлиняться, его нервные клетки переходят в спину и обволакиваются хрящами. Те, в свою очередь, затвердевают, образуя кости — позвоночник со спинным мозгом, и таким образом плод приобретает свойства первых морских позвоночных. У него развиваются жабры, как у рыбы…
— Моей маленькой рыбки.
— Точно. А со временем жабры сменяются легкими. И так далее, и так далее. Понимаешь? Все это уже произошло с твоей рыбкой и будет происходить дальше, пока она не созреет для того, чтобы вылезти…
— … из моря на сушу. То есть родиться.
— То есть родиться, моя дорогая. Итак, весь процесс развития зародыша отражает процесс эволюции. Онтогенез, повторяющий филогенез. «И на сем наша проповедь окончена», — как говаривал мой отец с амвона. Тем не менее теория Геккеля гораздо шире биологии…
— Нет, Карл Густав. На сегодня довольно. Я устала. Уже третий час ночи.
— Но это важно! Крайне важно. Ты не понимаешь. Это имеет отношение к моей работе. Это имеет отношение…
Ко всему.
Нет! Бога ради, не начинай!
Мне казалось, тебе будет приятно, что я слушаю. 11 я с тобой согласен: она гораздо шире…
— Прошу тебя, Эмма, не засыпай! Послушай самое главное!
— Хорошо, Карл Густав. Только рассказывай поскорее.
Юнг выпрямил спину. Боже мой, у него эрекция! Но почему?
Ты возбудился, Карл Густав. Тебя слишком возбуждают идеи.
Я ничего… Ничего не могу с этим поделать. О Господи! Только бы она не заметила!
Даже если заметит, что с того? Сейчас это ее не интересует.
Я и не думал, что хочу… Но факт налицо. Боже правый! Ты только посмотри!
Мне незачем смотреть, я это чувствую. Ты страдаешь кроме всего прочего — интеллектуальным приапизмом. Все очень просто. Возникает идея — возникает эрекция.
Прекрати!
Почему ты не начинаешь лекцию? Эмма уже задремала. Скоро она уснет, и ты не успеешь поразить ее своей гениальностью. По-моему, тебе это нравится. Вспомни Сабину Шпuльрейн! Вспомни эту новую врачиху, которую ты видел в коридоре с Фуртвенглером. Лакомый кусочек! Вспомни несчастную пианистку, чьи прекрасные руки тоскуют по клавишам. Скажи свое слово, Карл Густав! Скажи! Мы все жаждем услышать его. Мы умоляем тебя расстегнуть умственную ширинку и оросить наши мозги твоими теориями. Пожалуйста! Прошу тебя, начинай!
Ты, сволочь!
Я люблю говорить правду, хотя ты не любишь ее слушать. Поведай Нам, о дивный врачеватель душ, что ты хотел сказать!
Я просто…
Говори вслух! Не забудь, что ты хотел произвести впечатление на Эмму.
По крайней мере в данный момент…
— Я просто… Я просто хотел сказать, что, признавая правильность теории Геккеля, нельзя не думать о другой возможности. Если онтогенез повторяет филогенез в биологическом смысле, почему это не может происходить на уровне психологии? Быть может, каждый индивидуум наследует сознание или же часть коллективного сознания — всего человечества? Понимаешь? Если Геккель прав — а он прав, — разве этот принцип не предполагает нечто большее, нежели просто физический процесс отражения и повторения другого физического процесса? А может, природа индивидуума, хоть она и уникальна, также до определенной степени отражает и повторяет природу и опыт своих предшественников? Или всего человечества… Почему бы и нет? Почему? Разве не бывает так, что мы знаем то, чего никогда не учили? Эмма! Эмма…
Поздно. Она уснула.
Юнг с силой ткнул сигару в пепельницу, подбежал к письменному столу и нашарил среди завалов блокнот и ручку.
В ванной комнате он сел на закрытую крышку унитаза и, положив дневник на колени, написал:
«Я — воплощение мечтаний моей матери. Я — атавистические страхи моего отца. В этой пещере, где я сижу…»
Он посмотрел вверх и сощурился. Лампы над зеркалом и вокруг него светили прямо в глаза, отражаясь в каждой плитке кафеля и во всем стекле и металле.
Какая пещера?
Почему он написал «в пещере»?
В этой пещере, где я сижу…
Ему вдруг непонятно отчего захотелось плакать.
На него нахлынуло вдохновение.
Интеллектуальная эрекция.
И власть ее была так же непреодолима, как сила эрекции, натянувшей тонкий белый хлопок пижамных брюк.
Излей ее! Излей!
Интересно, существует на свете такая штука, как интеллектуальная эякуляция?
Почему бы и нет?
Не вмешивайся!
Я не могу не вмешиваться. Я часть тебя. Твое сознание. Ты помнишь? Сознание и помять, Напрягающие тонкую белую мембрану твоего мозга. Эта пещера, в которой ты сидишь, Карл Густав, — твое сознание. Посмотри вокруг. Что тут нарисовано? Какие животные? Какие люди?
Юнг уставился на потолок.
Чей это отпечаток? Чьи боги были здесь? Чьи тотемы, эмблемы, знаки и символы?.. Не бойся! Встань и посмотри.
Блокнот упал на пол. Ухватившись за раковину, Юнг встал и уронил ручку, не закрытую колпачком, в пещеру белой эмалированной чаши.
Он стоял на крышке унитаза, воздев руки.
В углах были тени, на потолке — трещины. Что это — образы существ, которых он никогда не видал? Или карты рек и горных кряжей — маршруты путешествий, начертанные теми, кто ушел до него?
Юнг будто молился — руки подняты, пальцы раздвинуты, глаза затуманены слезами…
«Я прошел такой длинный путь, — услышал он незнакомый голос. — Мы прошли такой длинный, длинный путь. И я могу его вспомнить…»
- Государи Московские: Бремя власти. Симеон Гордый - Дмитрий Михайлович Балашов - Историческая проза / Исторические приключения
- Зрелые годы короля Генриха IV - Генрих Манн - Историческая проза
- Мадьярские отравительницы. История деревни женщин-убийц - Патти Маккракен - Биографии и Мемуары / Историческая проза / Русская классическая проза
- Огнем и мечом (пер. Владимир Высоцкий) - Генрик Сенкевич - Историческая проза
- Камо грядеши (пер. В. Ахрамович) - Генрик Сенкевич - Историческая проза
- Осколки памяти - Владимир Александрович Киеня - Биографии и Мемуары / Историческая проза
- Мститель - Михаил Финкель - Историческая проза
- Святослав Великий и Владимир Красно Солнышко. Языческие боги против Крещения - Виктор Поротников - Историческая проза
- Падение звезды, или Немного об Орлеанской деве - Наташа Северная - Историческая проза
- Рассказы о Суворове и русских солдатах - Сергей Алексеев - Историческая проза