В оковах страсти - Дагмар Тродлер

У лаза кто-то запищал. То была крыса. Я подняла с земли камень и бросила в нее. Она моментально смылась.

— Эй, что ты здесь делаешь? — раздался высокий возмущенный голос.

И тут же на меня уставились два неестественно светлых зеленых глаза, и возле меня оказался в высшей степени странный человечек — такого, как он, я не видела никогда в жизни! Вдвое меньше меня ростом, с огромной лысой головой и круглый, как шарик. С морщинистого лица на меня смотрели два детских глаза.

— Пресвятая Дева Мария, не оставь меня своею милостью, — прошептала я, отшатнувшись.

Глаза у человечка сузились до щелок.

— Ты убила мою крысу. — Он приблизился. — И ты отвратительна. — Тут он увидел в пещере двух убитых, и глаза его округлились от удивления. — Да ты еще и людоедка!

От ужаса я отступила назад.

— Мама! — прокаркал человечек.

Во рту у него не было ни единого зуба. Когда он кричал, была видна вся его глотка, где отсвечивал нежно-красным цветом язычок.

— Мама-мама! — Он немного продвинулся в стену лаза. — Мама-мама!

Господи, не оставь меня своею милостью… Черт добрался до меня…

— Что случилось? Что у вас тут, Элеонора? — Эрик увидел мое искаженное ужасом лицо, но не заметил человечка, ставшего тому причиной. — Так что же, графиня?

— Матерь Божья… благословенная… Взгляни же вперед… — кусая до крови пальцы, пробормотала я.

— Ничего особенного! Лошади ржали! — Он заглянул за угол. — Вы чрезмерно возбуждены, графиня. Я уже готов, и мы поскачем домой.

— У нас гости? — Перед нами предстала хозяйка пещеры. Женщина средних лет, в мрачных, лоснившихся одеждах, босая и с большой вязанкой дров на спине. Ее черные, как смоль, волосы были заплетены в две косы и блестели в солнечных лучах, в руке она держала платок грязно-серого цвета. Но более всего поражало ее лицо. Я не могла бы сказать сразу, что в нем было для меня неприятным; впалые щеки, мелкие морщины… Нет. Ее рот был неестественно перекошен. И ее глаза… Один зеленый, а другой карий. Кожа на моей спине от страха покрылась пупырышками. У нее совершенно разные глаза. Глаза ведьмы…

— Мама, она убила мою крысу, эта отвратительная людоедка! — пожаловался маленький тролль и, тяжело ступая своими слишком большими ногами, направился ко мне. — Ты виновата, ты…

— Я не хотела, прости меня… — прошептала я, отступая.

И натолкнулась на Эрика, стоявшего за мной и положившего мне на плечи руки. Женщина с любопытством рассматривала нас.

— Ко мне сюда давно никто не приходил, — произнесла она, скрестив руки на своем тощем животе.

— Она убила мою крысу, — продолжал сердиться человечек.

Он с силой тянул ее за юбку и начал уже жалобно плакать.

— Успокойся же, Петерхен. Мы найдем тебе нового любимца.

Успокаивая, она гладила его по лысому черепу, пытаясь поймать взгляд Эрика.

— У вас есть еда? Могу предложить вам кусок хлеба. Хотите? — спросила она.

В ее двухцветных глазах вспыхнула жадность. Эрик покачал головой.

— Вы… вы простите нас за вторжение. Нас преследовали, и нам пришлось вступить в бой.

— Вижу. — Голос ее звучал раздосадованно. — Хаймбахская падаль. Я была бы вам признательна, если бы вы убрали отсюда трупы, пока они не начали разлагаться и вонять.

Эрик поставил на место опрокинутый котел и заглянул внутрь.

— Предложить супа я, к сожалению, теперь не смогу… — Она впервые улыбнулась, и ее перекошенный рот придал ее лицу плутовское выражение.

Потом она сгрузила свою вязанку дров и принялась пучком соломы мести пол.

— Элеонора, прошу вас… помогите мне, — шепнул Эрик. — Помогите нести!

Я сжала зубы, и вдвоем мы поволокли убитых прочь из пещеры в кусты, где вороны могли заняться своим делом. Женщина ожидала нас у лаза в пещеру.

— Кто ты? — спросил Эрик.

— Меня называют травницей Гретой. Я варю снадобья для поправки здоровья, а также для исполнения желаний на любой вкус. Я знаю много рецептов…

Так я и знала — то была ведьма-травница! Она следила за нами своими разными глазами.

— Нужно ли вам снадобье? Может быть, для обретения счастья? Или для того, чтобы стать красивой, девушка? — Она подошла ближе и коснулась рукой моего израненного лица. — Может быть, нужно такое снадобье, которое вновь сделает ваше лицо целым и невредимым? Со светлой кожей, прекрасным и нежным. А твои волосы — светло-русыми, с золотым отливом? Чтобы нравиться любимому тобой человеку — а, как считаешь?

Я с трудом постигала то, что она говорила, но голос ее, манящий и воркующий, заставлял мое сердце учащенно биться.

— У меня есть особенная мазь, она готовится в полнолуние из семян ясенца и аглеи — нанеси ее на раны, и уже утром твое лицо будет чистым. А на ночь сделай глоток росы алхимиллы — чудесное средство от веснушек, девушка.

Тут я почувствовала на своем лице руку Эрика.

— У нас ничего нет, Грета.

Она посмотрела на него пронизывающим взглядом.

— Для этого всегда находятся деньги.

— Я не верю в волшебные снадобья, Грета…

— Я предлагаю вам не лечебные настойки, в которых кошачья моча смешивается с куриным пометом. Я знаю свойства каждой из моих трав и хорошо разбираюсь в том, какую из них следует применять при зубной боли, а какую — при любовных переживаниях. Но вижу, ты не откроешь свой кошелек, какую бы цену я ни назвала, — хитро улыбнулась она и рассмеялась.

Мой взгляд остановился на странном существе с большой головой, которое мирно играло в грязи прямо у моих ног.

— Кто это? — чуть слышно спросила я.

— Мой сын. — Грета подняла взгляд, посмотрела мне прямо в лицо, и ее разноцветные глаза сузились. — Когда-то я тоже жила по-другому, девушка. Я была красива, и у меня был любимый, который хотел взять меня в жены. Но они повесили его, как вора, и прогнали меня из своего общества, потому что этот бедный ребенок внушал им страх… Они называли его чучелом. — Она провела рукой по своей впалой щеке. — Они прогнали нас, голодных и беззащитных, в лес, и я собирала грибы и корни растений, чтобы мой сын не голодал. Зато теперь, — она выпрямилась, — они вынуждены опять приходить ко мне, потому что я знаю, как лечить их ленивые ноги и выступившие наружу нарывы…

Грета внимательно изучала мое лицо, осторожно проводя по нему пальцами. Я оцепенела.

— Ты совсем еще молода, девушка, — тихо произнесла она — Слишком молода, чтобы идти по жизни с обезображенным лицом. Прими от меня немного мази. И не надо денег…

— Н-нет, лучше не надо.

Я подумала о лягушках, которых она использовала для приготовления этих мазей. А с другой стороны, чудо-мазь, которая все может поправить, да еще роса с листа алхимиллы… И никакого гнева отца, никаких насмешек и тогда, может быть, кто-то на мне женится не только из-за наследства… Я вздохнула с тоской. Ее зеленый глаз блестел таинственно, будто изумруд. Она наверняка была ведьмой. Госпожа и повелительница трав и альраунов — мифических существ, обладающих волшебной силой, или всего лишь бедная женщина, существующая за счет легковерности людей? Я медленно покачала головой. Неожиданно она улыбнулась и подмигнула мне, будто поняв мое положение.