Танцовщица для небесного бога (СИ) - Лакомка Ната

— Он терпеть не может увеселения, — сказала она, — и когда остается в городе, всегда уединяется в своем доме — возле храма, где живут священные змеи. Там тихо, потому что змей нельзя беспокоить, а Трикутован любит тишину.

— Храм змей? Как интересно, клянусь небесами… — и Анджали подлила собеседнице еще вина. — Значит, говоришь, надо свернуть к северу от базарной площади?

— Нет, к востоку, — махнула рукой Мадху, едва не сбив кувшин с вином — Анджали едва успела его подхватить. — Там огромные коридоры, там пусто, и там Трикутован прячется ото всех.

— Какой нелюдимый! Значит, восточная сторона? А как узнать его дом? Чтобы не перепутать с храмом змей? Ведь подумать страшно, что будет, если я снова побеспокою господина Танду!

— Свернешь с площади направо, пройдешь коридором с красными фонарями, и упрешься прямо в стену храма. Обойдешь стену — там и вход, а дом Трикутована узнать легко — в квадратных окнах матовые белые стекла. Он не любит, когда за ним наблюдают, — почувствовав неладное, Мадху прищурилась: — А почему ты спрашиваешь?

— Из чистого любопытства, — пропела Анджали. — Ложись-ка на мою постель, сестрица. Ты устала, как я вижу… И подушки тут такие мягкие…

Не прошло и получаса, как Мадху сладко спала, а злоумышленница, намеренно ее споившая, приготовилась к отчаянной вылазке.

Для своего дела Анджали подобрала наряд, о котором наставница Сахаджанья ничего не знала — розовый, легкий, как лепесток розы. Он был сшит широкой юбкой — многослойной, с разрезами до середины бедра. За него Анджали отдала два золотых браслета из числа подаренных богами на арангетраме, и посчитала, что не переплатила за покупку. В этом платье она думала появиться перед Шакрой после сваямвары — чтобы свести с ума одним видом. Но если все пойдет так, как задумалось, у нее будут платья и получше, а это сослужит свою службу, очаровав Трикутована.

Анджали взглянула на себя в зеркало, но вместо собственного отражения ей вдруг привиделись темные и холодные глаза.

Очаровать… Получится ли достучаться до сердца этого Мрачно-Перечного?..

Она не позволила себе сомневаться, и встряхнула головой, отбрасывая тяжелые черные волосы с груди на спину. Пусть не очаровать — но смягчить, уговорить, убедить…

Поцеловав спящую Мадху в лоб, Анджали шепнула:

— Спи крепко, сестрица, пусть тебе приснятся солнце, ветер и лотосы…

Набросив поверх розовых лепестков темное покрывало, скрывшее ее от плеч до пят, Анджали выскользнула из комнаты, а потом и из дворца. Ей было слышно, как лениво болтали в своих комнатах апсары — сплетничали, обсуждая нагов и их богатства, и мечтали, что же подарят им за выступление щедрые чудовища, а потом голоса танцовщиц затихли, и слуха достигли совсем иные звуки — звуки города нагов.

Шорохи и голоса, похожие на шепот, шаркающие шаги и смех, похожий на любовные причитания — Анджали казалось, что все это чудится ей во сне, и что это сама она, а не бывшая апсара Мадху, спит в своей комнате, одурманенная вином или колдовством.

Стены, мостовая и арки между домами были сделаны из коричневого камня — шероховатого, как плохо размешанная глина. При свете солнца эти стены смотрелись бы, как обмазанные коровьим навозом, но солнце не заглядывало в подземный мир, а свет давали разноцветные фонари — стеклянные, металлические, необыкновенно тонкой работы. Самое удивительное — фонари не только висели под сводами арок и на ажурных козырьках домов, но и стояли на мостовых — огромные, как пузатые кувшины, и отблески огня раскрашивали коричневые стены во все цвета радуги.

А потом Анджали увидела и самих обитателей города. Увидела вблизи, на расстоянии вытянутой руки. Они были такими же, как жители верхних миров, но в то же время — совершенно другими. Каждый их взгляд, каждое движение говорили о чуждой людям природе — все равно, что упрятать ветер в человеческую оболочку, или морскую волну. Как ни скрывай истинную сущность, она себя покажет.

Появившись на улице города, Анджали сразу же привлекла внимание нагов. Они безошибочно чувствовали чужака, и девушка то и дело ловила на себе пристальные взгляды. Иногда ей казалось, что в темных глазах загораются рубиновые искорки — и от этого становилось особенно жутко. Стараясь поменьше смотреть на горожан, Анджали добралась до базарной площади. Здесь торговали тканями и пряностями, украшениями искусной ковки, и здесь плясали танцовщицы. В любое другое время Анджали остановилась бы посмотреть, чтобы сравнить танец подземных жителей и небесных, но старик, жевавший бетель, вдруг посмотрел на нее тяжелым взглядом, а дети, игравшие в камешки, странно и гибко вывернули шеи в ее сторону, и Анджали не посмела остановиться, и ускорила шаг.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Кто-то заступил ей путь, а она, оглянувшись, не заметила этого, и налетела на высокого крепкого мужчину.

— Простите, господин, — пробормотала Анджали, кланяясь и спеша обойти нага.

— Какая девочка, — услышала она насмешливый, тягучий голос, и вскинула глаза. — Красивая девочка, — незнакомый мужчина смотрел на нее, и в его зрачках явственно вспыхивали рубиновые искры. Он был крепкий, как гора, и стоял, широко расставив ноги и уперев кулаки в бедра. — И совсем не наша, — в голосе его послышалось шипение. — Далеко ли ты собралась? Может, ищешь меня?

— Нет, господин, — Анджали шарахнулась в сторону и быстро, как заяц, помчалась вдоль улицы. Вслед ей полетел язвительный смех, но она не останавливалась, пока не добежала до музыканта, игравшего на рабанастре — он самозабвенно водил смычком по двум струнам, и его инструмент уныло тянул незнакомую, монотонную мелодию.

Отдышавшись, Анджали набросила покрывало на голову и свернула в тоннель, освещенный красными фонарями. Здесь было пусто, и шаги гулко раздавались под низкими круглыми сводами.

Больше всего она опасалась новых встреч с нагами, но Мадху оказалась права — чем дальше от базарной площади и ближе к храму змей, тем тише становилось вокруг, и вскоре шум города исчез совсем.

Обогнув храмовую стену, Анджали оказалась перед расщелиной в камне, через которую виднелась стена дома, высеченного прямо в скале. Высокие колонны и молочно-белые стекла в окнах… А на ступенях возле входа стояли десятки фонарей — словно упавшие желтые звезды…

Стараясь унять застучавшее бешено сердце, Анджали проскользнула в расщелину и вышла к дому змея Танду.

Поднявшись по ступеням, она вошла в двери, никем не остановленная.

В доме было тихо, и никто из слуг не вышел навстречу. Скинув покрывало и разувшись, Анджали миновала темный коридор и оказалась в огромном зале с мозаичным полом. Здесь тоже было пусто и тихо, и танцовщица, поборов робость, позвала:

— Эй, кто-нибудь?

Эхо подхватило голос, и Анджали испуганно замолчала. Неслышно ступая босыми ногами, она прошла до противоположной стены, где стояло зеркало высотой в два человеческих роста. Оно было запылено и наполовину прикрыто тканью. Анджали приблизилась, гадая, какому великану понадобилось такое зеркало. Поверхность его была не серебряной и не золотой, а прозрачной, как стоячая вода. Это зеркало было похоже на зеркала богов — оно не искажало форму и не меняло цвета. Анджали провела ладонью, стирая пыль, и из глубины выплыло смуглое лицо — змей Танду стоял прямо за ней, и взгляд его не предвещал ничего хорошего.

— Простите мое любопытство, господин, — сказала Анджали, поспешно оборачиваясь и кланяясь. Она хотела принять прах от ног нага, но тот отступил, не желая ее прикосновений.

— Зачем ты здесь? — спросил он, проходя к ложу, стоявшему у стены, и вытягиваясь во весь рост.

Анджали, ободренная вопросом, поклонилась еще раз.

— Я пришла, чтобы приветствовать вас, как ближайшего друга господина Гириши, — начала она, сопровождая улыбками и игривыми взглядами заранее заготовленную речь. — Жители верхнего мира знают и восхищаются вашим талантом танца, и я, как танцовщица богов, не могла не засвидетельствовать почтение…

— Зачем ты пришла? — он перебил ее учтивые речи. — Не зли меня и не трать попросту глупого красноречия. Я ни на полмизинца не верю, что тебя привела сюда учтивость. Чего ты хочешь?