Синева небес - Соно Аяко

— Это же вредно — такая профессия, которой невозможно заниматься, если не страдаешь! Я считаю: все, что неприятно, лучше поскорее забывать.

— Может быть, вредно именно забывать? Пусть горести, пусть несчастья, но это же твоя личная собственность, верно? И не найдется никого, кто забудет о своей собственности.

Это было повторением реплики одного человека, чью профессию он не знал, тот как раз выступал в программе, когда Фудзио однажды случайно попал не на тот канал.

Когда из подземной автостоянки он выехал наружу, «дворники», очищая стекла от дождя, двигались с бешеной скоростью, словно куда-то неслись.

— Отлично! В такой дождь, когда из-за пробок автомобиль вообще не продвигается вперед, я обычно прихожу в ярость, если веду машину один. Но я — большой любитель женщин, и если со мной женщина, я в прекрасном настроении.

— Все поэты — любители женщин?

Фудзио понял: тому, кто задает столь нелепый вопрос, можно ответить все что угодно — сойдет.

— Нет, конечно. Среди моих знакомых поэтов есть и такой, который любит ящериц. Говорит, что ящерица с ее прохладной кожей ни с чем не сравнится…

— У него что, нет женщины? Жены?

— Жена от него ушла. Она однажды нечаянно наступила на его ящерицу и раздавила ее. Ящерица есть ящерица. И я сказал ему: если ящерица была такая неповоротливая, что ее смог раздавить человек, то ей следовало умереть. Но из-за этой ящерицы разгневанный поэт избил жену, и тогда она подала на развод.

В этот день Фудзио решил отправиться с Рэйко Сугой в отель, что находился в бамбуковой чаще на склоне холма, расположенного немного к западу от Оппамы. Он давно собирался побывать там. Домики в отеле стоят в отдалении друг от друга, и пространство для машины прикрыто цветной крышей из оцинкованного железа, так что даже в такой дождливый день там можно остаться сухим.

— Кроме шуток, для такого любителя японской кухни, как ты, эмоции, наверное, имеют значение. А дождь в бамбуковой чаще — как раз подходящая атмосфера.

Когда они вошли в маленькую прихожую, то увидели, что дальше, в небольшой гостиной в шесть татами, в пол вмонтирована жаровня, пока еще не включенная. Сейчас под ногами не чувствовалось тепла, но возникло приятное ощущение, что зимой, прижавшись друг к другу, вдвоем здесь, вероятно, можно немного согреться.

Раздвижная дверь отделяла гостиную от следующей комнаты, где, как по волшебству, на полу был уже расстелен матрац с двумя аккуратно положенными подушками.

— Может быть, чаю выпьем, а потом попросим, чтобы принесли суси?

С этими словами Фудзио уселся у жаровни. Это был машинальный выбор — Фудзио, привыкший к тому, что чай всегда готовит мать, сел на тот дзабутон, что был дальше от места, где стояли красный термос и круглая коробка с чайной посудой. Рэйко села на второй дзабутон и, осмотревшись по сторонам, сказала:

— Какой симпатичный термос.

Термос был красным, на нем был узор из распустившихся роз, белых и розовых.

— Вот как? Тебе такие нравятся?

— А разве он не симпатичный?

— Мне кажется, что такой термос — это дешевка, сделанная где-нибудь в развивающейся стране. Глядя на этот узор, так и хочется сказать, что это неудачная попытка скрыть убогость социализма, — наугад съязвил Фудзио без особой уверенности. — Кстати, ты, я думаю, мастерица заваривать чай.

Рэйко неожиданно громко рассмеялась.

— Да чай я почти и не готовлю.

— Как? Не может быть!

— Дорого же, а я всегда пью чай «оолонг», покупаю большую упаковку по сниженной цене и даже на ней экономлю. Отпиваю одну треть и снова заливаю доверху водой. Если ее поставить в холодильник, то и нет нужды кипятить воду для чая.

— А рис варишь?

— Рис варю. Примерно раз в четыре дня. Оставляю холодным, а потом подогреваю в микроволновой печке и ем.

— Невкусно?

— Согласна. Но так я живу. Дома всегда ела вкусно приготовленный рис, но здесь я уже несколько лет, и не собираюсь возвращаться.

— Разве ты не хочешь вернуться, чтобы увидеть лицо выжившего из ума отца?

— Поскольку он выжил из ума, возвращаться как раз и нет смысла. С ним не о чем говорить, ведь он даже не понимает, кто я такая.

— Да это же отлично, что не понимает, кто ты такая. Похоже, Рэйко не уловила иронии.

— Конечно. Я тоже так думаю, — согласилась она. Прибегнув к довольно глупому комплименту, Фудзио потерпел неудачу в попытке предложить Рэйко приготовить чай. Ничего не оставалось, как самому приготовить чай.

В отместку Фудзио налил чай только себе, сделав вид, что забыл про Рэйко. Хотя в машине Рэйко слышала от него грубости, он не заметил, чтобы они хоть сколько-нибудь ее задели. У него даже возникла идея испортить ей настроение и отправить домой. Однако Рэйко ничуть не обиделась и со спокойным выражением лица сама налила себе чаю. Окончательно убедившись в том, что у этой женщины нет ни деликатности, ни гордости, Фудзио общался с ней, уже не церемонясь.

Фудзио сделал одно интересное открытие. Рядом с жаровней находился маленький розовый холодильник, что было вполне разумно; но рядом с ним стоял небольших размеров сейф.

— Сюда, должно быть, приходят богачи, — заметил Фудзио, кивнув головой в сторону сейфа. Он подумал, что богачи где-нибудь в Идзу могут выложить за ночлег и сто тысяч иен за человека. — Наверное, случалось, что в такой отдельный домик забирались воры, а человек спал раздетый. Или бывали кражи даже со стороны партнеров, которые спят вместе.

— В любом случае, не лучше ли проявить осторожность? Ведь в мире встречаются и нехорошие люди.

Рэйко Суга сказала это с самой серьезной миной, и Фудзио едва удержался, чтобы не прыснуть со смеху.

— Я — бедный поэт, у меня и денег-то нет; если у тебя что-то есть, то лучше, не стесняясь, положить в сейф. У тебя, похоже, водятся денежки.

Он, конечно, сказал это в шутку. Что может быть смешнее, чем два голых человека в комнате, и один из них прячет в сейф ценные вещи. Это юмор, достойный комиксов.

Однако Рэйко шутку не оценила.

— Тогда я, пожалуй, им воспользуюсь, — заявила она.

— У тебя так много денег?! — впервые с изумлением воскликнул Фудзио.

— Не сказать, чтобы много, но я всегда беспокоюсь, если ношу с собой более ста тысяч иен.

— Потрясающе. Я едва ли когда держал в руках сумму в сто тысяч иен.

Фудзио засмеялся, но глаза его оставались холодными, пристально наблюдая за действиями Рэйко Суги.

Та вынула из сумки пухлый кожаный кошелек с батиковой набивкой и, положив его в сейф, спрятала ключ в свою сумочку.

— Ты всегда так предусмотрительна?

— Да как сказать… Я ведь одна живу. К тому же за пользование сейфом отдельная плата не предусмотрена.

Фудзио всегда считал, что любит деньги. Но они не являлись для него таким раздражителем, как секс. Однако именно сегодня чужие деньги, лежащие в сейфе, не давали ему покоя. Причину этого он ясно не осознавал, как, например, и нежелание встречаться с полицией. Причина, видимо, крылась в ощущениях, вызываемых «смутным предвосхищением».

Фудзио предвидел, что когда-нибудь ему, возможно, придется спасаться бегством. Он считал, что нигде не оставил улик, но допускал, что однажды заметит, что какой-то неизвестный стоит на дороге перед его домом; что тогда ему делать? Возможно, тот человек и не будет специально следить за домом Фудзио. Если заранее убедить себя, что его цель — именно ты, можно превратиться в посмешище; ведь, может быть, это хозяйка магазина японских сладостей совершила что-то недостойное, и теперь полиция ищет ее.

Однако если такое все же произойдет, Фудзио придется уйти из дому. В этом случае он, вероятно, сможет выпросить немного денег у матери, но поскольку он убил троих человек, то не скажешь же ей: пожалуйста, дай мне в три раза больше. В такое время лишние сто тысяч иен не помешают. Он был недалек от того, чтобы подобный план возник в его голове.

Однако Фудзио обратился к Рэйко с безразличным видом:

— Ну так чем ты занимаешься, когда возвращаешься из универмага домой? Что-нибудь тебе доставляет удовольствие, какое-нибудь занятие?

— Нет, я ничем особенным не занимаюсь.

— Только мужчинами?

— Ну да. Так, мало-помалу. Вот разве что немного интересуюсь курсами акций, поэтому покупаю и читаю биржевые журналы.

— Превосходно! И какой суммой оперируешь? Миллиона в три?

— Это — в прошлом. Когда хватало такой суммы, можно было и рисковать. А теперь — уже нет. Сейчас у меня акций миллионов напять, наверное.

— Да. Серьезное дело.

— Нельзя сказать, что серьезное. Это же всего пять миллионов — сумма, о которой можно спокойно забыть. Кроме того, если нет денег, которые можно пустить в игру с небольшим риском, то и неинтересно… А господин связан с акциями?

— У моего близкого друга есть биржевой маклер, он сообщает последние новости, а сам я акциями не занимаюсь.