Трубачи трубят тревогу - Илья Дубинский

— Если будет валять дурака, обязательно хлопнем, — ответил Климов. — Нам нужно собрать хлеб, накормить рабочих, Красную Армию, голодающих, а такие, как ваш сын, продались Петлюре, пану Пилсудскому и срывают государственную работу. Небось слышали, каково сейчас на Волге?

Когда родня Братовского покинула штаб, я спросил Крылова:

— Что это за таинственная история с ямой?

— Сплошная мистификация! — Особист посмотрел на меня поверх очков. — Я эту петлюровскую шпану изучил. Поначалу хорохорятся, а как услышат о яме, так сразу хватаются за штаны.

Вызванные нами, приехали в Литин начдив Шмидт, начальник Особого отдела дивизии Письменный и военкомдив Лука Гребенюк. В одной из штабных комнат они беседовали с Братовским-Ярошенко несколько часов. Вначале бандит отнекивался, а под конец сознался во всем. Отправил его на Украину с заданием пана  Фльорека петлюровский Малюта Скуратов — Чеботарев.

Братовский привез личный приказ Петлюры о назначении Шепеля «атаманом трех губерний» вместо Мордалевича. О том, что этот сверхатаман сдался добровольно органам Советской власти, резидент не знал. И не поверил Шепелю, когда тот сообщил ему эту потрясающую новость. Там, за Збручем, опасаясь деморализации гайдамаков, говорили, что Мордалевич убит.

Братовский подоспел к Шепелю в тот момент, когда он, арестовав Карого — тютюнниковского кандидата на «атаманство трех губерний», собирался его расстрелять. Новое назначение, исходившее от самого головного атамана, смягчило сердце вонячинского бандита, помнившего слова Петлюры, обращенные к нему еще в 1919 году, когда Шепель, поощряемый галицийским генералом Микиткой, занял Винницу. Петлюра тогда сказал: «Если б у меня было три — четыре таких атамана, как Яков Шепель, я бы давно сидел в Киеве».

Эта характеристика была, конечно, преувеличенной. За все время пребывания советской конницы в районе, «подвластном» Шепелю, сей атаман особой прыти не проявлял. Лишь однажды его люди из засады в Кожуховском лесу обстреляли группу командиров, следовавших из Хмельника в Литин, и ранили начдива.

И сейчас, когда после длительной беседы вышли из кабинета ее участники, Шмидт, пошевелив раненой рукой, спросил резидента:

— После этого Шепель, верно, донес за Збруч, что население Литинщины восстало и под его руководством разгромило вторую червонно-казачью дивизию!

— Его доклада я не читал, — ответил раскрасневшийся после беседы Братовский. — Говорили, сам Галлер, командующий шестой армией, звонил Петлюре в Тернов... Поздравил его с крупным успехом...

— Вот тебе и самостийна Украина! — усмехнулся в лицо резиденту Лука Гребенюк. — Нет, хлопче, правильно я тебе говорил там, в кабинете: у Петлюры может быть только самостийна земська аптека, а больше ни хрена.

Братовского увели. Шмидт, подойдя к Крылову, по-дружески хлопнул особиста по плечу. 

— Ценную птицу поймал ты, — сказал начдив. — Интересно, твой начальник хоть сказал тебе спасибо?

— Мы, товарищ начдив, работаем не за спасибо и не за страх, а за совесть, — ответил Иван Вонифатьевич, чуть окая, и посмотрел поверх очков на Письменного. — И подцепили-то мы его на чем? — по-детски усмехнулся трехгорец, — никогда и не поверите — на арбузном соке!

— Как это так? — удивился Письменный.

— Очень просто, товарищ начальник. Сами знаете, на чем мы их обыкновенно берем — на ночных свиданиях с женами или любовницами, а то еще у дружков-кулаков — на самогоне. Братовский, это мы узнали твердо, спиртного избегал и с бабами не путался. Одним словом, настоящий резидент. Слабость у него есть только к соку квашеных арбузов. А такие водятся лишь у требуховской попадьи, да у вонячинской. Вот в Вонячине, бывшей шепелевской столице, мы и накололи диверсанта. Принимала его попадья широко. Не то что нас. Адъютанту Ратову, когда штаб квартировал в Вопячине, воскового огарка и то жалела.

— Молодец, Красная Пресня! — с восхищением выпалил Шмидт. — А вот я знаю: ваш начальник Феликс Эдмундович кое-кого повыметал из чека железной метлой. И по заслугам. Весной 1919 года, когда мы держали петлюровский фронт под Проскуровом, и мне попался такой «Шерлок Холмс». Он не способен был распознать врага профессиональным нюхом, изобличить его фактами, брал горлом. Привел он однажды «контрика» и хвалится: «Споймал крупного гада. Граф, и не простой, а какой-то тупой граф». А мы с комиссаром спрашиваем: «Документы проверил?» «Шерлок Холмс» отвечает: «Документов при нем не нашлось. Сам сознался, говорит — тупой граф». Ну, комиссар вник, и выяснилось, что страшный «контрик», «тупой граф», был обыкновенным топографом. Вот такие «Шерлоки Холмсы»  Ловят мнимых врагов и мнимых графов, а настоящих прохлопывают.

— В семье не без урода, — повел плечом Письменный.

— Знаете, ездил я недавно в Харьков, — продолжал Шмидт, — товарищ Фрунзе нас созывал. Встретился я в столице с моим хорошим другом Затонским. Рассказал он мне забавную историю. Осенью 1920 года ведет он заседание Галревкома[26] в Тарнополе. Вдруг врывается в зал запыленный Потапенко, командир второго полка, и командует: «Гукайте, товарищ голова, всех своих членов и грузите их на мои пулеметные тачанки, бо зараз йде сюды атаман Тютюнник. Меня послал до вас сам Примак». Владимир Петрович, как профессор, никогда ни на кого не подымал голоса, а тогда не сдержался. Тут же в зале подошел к председателю Галчека и кричит: «Работнички! У вас «око баче», «ухо чуе», а Тютюнник под вашим носом лезет к нам в столицу». А дело вот в чем, — добавил Шмидт, — на вывесках Галчека был нарисован глаз с грозным предупреждением: «Око баче» — и ухо с надписью: «Ухо чуе».

— Что ж, — ответил Письменный, начавший немного нервничать, — в Тарнополе было кого устрашать. Тут и подполье Пилсудского, его знаменитая ПОВ (Польская организация войскова), и агенты Петрушевича — галицийского диктатора, и диверсанты Петлюры, и иезуиты Ватикана.

— Тем более надо было не устрашать их, а хватать, — продолжал Шмидт, — вот как наша Красная Пресня схватила мазепинского сотника и петлюровского резидента пана Братовского. Тогда не пришлось бы Пантелеймону Потапенко вывозить галицийское правительство из-под носа Тютюнника на пулеметных тачанках...

* * *

Сотник мазепинского полка не только был выпущен, но и облачен в новенькую красноармейскую форму. Начдив возложил на нас ответственность за Братовского-Ярошенко. Ему, как полагал Шмидт, угрожала пуля из-за угла, пущенная любым нашим казаком, он мог  ждать и мести бандитов, и, кроме всего прочего, надо было опасаться, что в подходящую минуту он скроется, чтобы вновь вернуться в петлюровское болото.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});