Интересные истории - Людмила Вячеславовна Федорова

происходящее есть ответ…—

Фараон дозволил, Иосиф помолился, сон выслушал… —

О, великий фараон, то не простой сон, я дам вам совет:

Семь здоровых коров означаю года, когда заглушал

Египет обильный урожай, семь же коров больных

Означают семь лет неурожайных, засушливых.

Пока идут семь урожайных лет, запастись

Зерном нужно хорошо, чтобы в голод спастись.

Найдите честного и умного человека, чтобы вам помог

Преодолеть страшного препятствия порог…».

Воскликнул фараон: « Честнее я тебя, Иосиф, не встречал!

Хочу, чтобы ты за урожай наш отвечал,

Дарю тебе перстень драгоценный и большой,

В знак того, что ты – не раб, а наместник мой!

Пусть Бог твой пребывает с тобой,

А, если службу хорошо сослужишь, отпущу домой!».

Иосиф рад за слова такие расстараться,

Запасать зерно в амбарах и правильно хранить…

Сметливый ум тут станет пригождаться,

Но не переставал юноша об одном Бога молить:

«Хочу обнять скорей отца и братьев!

Спасибо, что веры священным огнём,

Надежду ты зажёг через несчастья!

И обмануться я боюсь только потом…».

Семь урожайных лет прошли сплошным трудом,

Затем засуха случилась страшная кругом,

И лишь Египет трудами Иосифа не горюет,

Сам хорошо живёт, зерном везде торгует.

У фараона Иосиф в почёте, злате, серебре,

Но просится домой, тоскует Иосиф по своей семье,

Отвечает фараон: «Ещё ты нужен мне!

Спасти от голода Египет поручено тебе!».

Торгует Иосиф, как всегда зерном,

На звук речи знакомой голову поднял…

«О, Боже мой! Быть может это я сном

Крепким сплю или вижу в бреду видение, не понял!!!» —

От счастья и страха чуть под стол не прячась,

Иосиф в мыслях громко восклицал…

Читатели мои, мыслям юноши не удивляйтесь:

Он в гостях братьев-предателей узнал!

«Быть может, то – сон или видение?

Я их люблю, но боюсь как привидение!».

Юноша слушает братьев и слуг разговор, руки дрожат,

Иосиф долгожданной встрече рад и не рад!

Смиренны братья, скромно с поклоном просят:

– О, господин, продайте нам зерна!

– Вы у меня почётнейшие гости, за стол вас пригласят,

И зерна я дам вам бесплатно три челна! —

Отвечает Иосиф, папирусом закрывшись, вздыхает:

« Надеюсь, они меня не сразу же узнают!»…

И, притворившись важным господином, юноша вопрошает:

– Вы – братья? Сколько вас в семье?

Какой принадлежите вы земле?

Какому народу? Спрошу вас, наконец,

Как чувствует себя ваш отец?

– Мы – братья все, мы шли из Ханаана,

Далёкой еврейской земли,

Чтобы купить у вас, господин, зерна,

Только так от голода спастись мы бы могли…

Отец наш день и ночь плачет,

Он младшего сына потерял,

Но для вас это ничто не значит,

Его, наверное, зверь дикий растерзал…

Нахмурился Иосиф, гневно размышляет:

«Значит, зверь дикий?! Как не совестно лгать!

Когда-то они смогли меня в рабство продать,

Но, может, покаются, кто знает?».

И проверку хитрую Иосиф задумал,

Юноша слуге верному сказал:

– Чашу со стола подложи в мешок тому, кто мал,

И промолчи, что я это сделать приказал!

Чаша попала в мешок одиннадцатого брата, Вениамина,

Братья, ничего не заподозрив, отправились домой,

– Стойте! – закричал солдат – пропала чаша господина!

Открывайте мешки, кто-то из вас увёз её с собой!

Нашлась чаша, предстали, словно воры, братья.

«Нам за грех наш такие, наверное, несчастья…» —

Братья дружно все как оправдаться им гадали…

– Так вот как вы на доброту мою отвечали! —

Иосиф возмущение и гнев изобразил —

Теперь большой долг на вас я возложил,

Но я прощу вам долг, отдайте в рабство мне Вениамина,

Иначе разоритесь вы, такая вот картина!

Но братья хмурые со склонённой головой

Ответ держали искренний такой:

– Прости нас, господин, тебе не всё сказали:

Иосифа, младшего из нас, не звери разорвали…

Его отец уж шибко больше нас возлюбил,

Иосиф и добр, и красив, и умён, и трудолюбив был…

Мы в гневе в рабство его продали,

Но гнев прошёл, и очень мы страдали,

И каялись мы триста тысяч раз,

Молились, чтоб Господь его там спас,

Конечно же, и в Египте искали…

Но слишком много в Египте рабов!

Мы умоляли, плакали и подкупали,

Так стыдно, больно, что нет слов!

Так что лучше разоримся,

Чем с Вениамином разлучимся!

А Иосиф, надеемся, сможет нас простить…

Так говори, господин, сколько платить!».

Лица от скорби закрыв, заплакали все братья…

Иосифа сердце чуть не разорвалось от счастья!

Дышать не может юноша от радости слёз!

Он украшение головное снял, слезами грим стёр,

Воскликнул: « О, милые, родные мои братья,

Как рад я видеть вас и заключить в объятья!

О, если б знали вы, что довелось мне пережить!»…

В ответ рыдают братья: «Иосиф?! Как это может быть?!

Прощения мы просим у отца, у Господа и у тебя,

Прости нас, младший брат, любя!».

Иосиф в братьев обнял и сказал:

– Я столько лет секунды этой ждал!

Благодарю я небо со Творцом!

Переезжайте ко мне вместе с отцом!

И воссоединилась дружная семья,

На той счастливой ноте закончу историю я.

Смута

С чего всё началось

– Здравствуй, здравствуй, Татьяна! Ну, проходи! – поприветствовала с порога юная девушка по имени Ульяна свою подругу, которая пришла в гости.

Прошли девоньки в горницу, да стали о девичьих своих делах разговор вести: косами мериться, женихами хвалиться да нарядами, обсуждали рецепты, рукоделия секреты, и что на Руси-матушке делается, а правил тогда уже царь Михаил Романов двадцать лет. Всё уж переговорили, зазевали: скучно в тереме, да и всего по шестнадцать лет красавицам, нечего ещё вспомнить.

– Слушай, Татьяна! У меня служанка есть, она ещё смуту помнит! – вдруг с интересом в глазах сказала Ульяна.

– Да не уж то! Зови, пусть расскажет! – поразилась Татьяна.

Ульяна ушла в дальние палаты, а через несколько минут вернулась со скромно, но добротно одетой женщиной лет пятидесяти. И взгляд, и вид этой женщины были суровы, казалось, что внутри она переживает тяжелейшее горе, но осанка её была так величественна, что, казалось, никакое горе не может её сломать.

Под строгим взглядом этой женщины девицы вздрогнули.

Женщина поклонилась и спросила:

– Зачем вы меня звали, госпожа?

– Аграфена, ты смутное время видела, расскажи… – робко приказала Ульяна.

Да, Аграфена была лишь служанкой родителей Ульяны, но с такой сильной женщиной можно было разговаривать только робко.

– Боюсь, не по нраву придётся, госпожа, вам мой сказ, но расскажу всё, как было…

Девушки слушали с восхищением, а Аграфена рассказывала и снова переживала самый тяжёлый отрезок своей жизни…

Рассказ Аграфены

Мне тогда было как вам, где-то лет шестнадцать, а, может, чуть больше, уж не упомню, когда царь Иван Грозный правил и жил с царицею Марией Нагой, а я прислуживала царице, и были мы большими подругами. Помню, едем в санях зимой, на ней шуба соболья, на мне попроще – лисья. Держит она меня за руку и приговаривает, что, мол, все в царских палатах сплетники, одна я ей верна. Вдруг останавливает торговца драгоценностями и говорит:

– Выбирай любое! Оплачу!

Я перстень выбрала, красивый, дорогой. Он у меня по сей день хранится на тот случай, если без денег останусь. А потом Иван Грозный, старый дурень, не понимаю, что ему в Марии Нагой не нравилось, нашёл себе новую жену, а Мария Нагая уже тяжела была вот нас в Углич, в монастырь сослали. Там Мария Нагая родила сына, Дмитрия, а меня нянькой главной назначила. Ох, я и любила Дмитрия, как родного сына! Шло