Ведьмы и враг - Барб Хенди

с кроватью, столом, стульями и даже фарфоровым умывальником. Неплохо для задней части конюшни.

— Садись, — приказала Амели. — Мне только нужно коснуться твоей руки.

— Я знаю.

Дамек застыл в дверном проеме, внимательно наблюдая за ними, и Амели попыталась отгородиться от него. Обхватив руку Мэддокса, она закрыла глаза. Нащупала искру его духа. Хотя это было ужасное вторжение, она знала, что на этот раз не сможет вернуться только в качестве наблюдателя. Ей нужно было увидеть и прочувствовать прошлое так, как его чувствовал Мэддокс. Простого наблюдения за событиями в том виде, как они разыгрывались, было бы недостаточно.

Последовал первый толчок. Амели попыталась зацепиться за дух Мэддокса, и когда у нее получилось это сделать, она заставила его слиться со своим собственным духом. Она чувствовала, как тревога захлестывает разум мужчины, но не отпускала. Она изо всех сил пыталась увидеть глазами Мэддокса и почувствовать то, что чувствовал он… До тех пор. пока она не стала Мэддоксом.

Последовал второй толчок. Комната вокруг них исчезла, и они вместе понеслись назад сквозь серо-белый туман.

Глава 10

Усадьба Квиллетт близ Энемуска

Месяц назад

Мэддокс никогда не испытывал такой радости. Рошель лежала под ним. Ее стройное, совершенное тело было обнажено, руки обвивали его шею. Они находились в той же маленькой комнате для гостей, которой иногда пользовались, когда обоим удавалось найти повод улизнуть. Сегодня они с пользой провели прошедший час, но он уже почти истек.

Такие украденные мгновения стали центром жизни Мэддокса. На протяжении многих лет у него были разные женщины, и некоторые из них были ему глубоко небезразличны, но он никогда не был влюблен. До сих пор он даже не знал, что означает это слово.

Рошель провела носом по его щеке, и он вздохнул от удовольствия, скользнув вверх рукой по ее бедру, добрался до одной из маленьких округлых грудей.

— Рошель, — прошептал нежно.

Даже спустя три недели Мэддокс иногда все еще не мог в это поверить. Каждый неженатый дворянин, заезжавший в поместье Квиллетт, делал Рошель предложение, а она отдалась ему, солдату без титула и состояния… да еще на двенадцать лет старше ее. Как ему могло так повезти?

— Мы должны все рассказать твоим родителям, — сказал Мэддокс. — Это начинает казаться бесчестным.

— Тебе это кажется бесчестным? — игриво мурлыкнула Рошель, скользя пальцами по его шее и дальше вниз по спине.

Все тело мужчины покалывало, но он отстранился от любимой и перекатился на бок.

— Я серьезно. Мы должны рассказать им и устроить наш брак. — Он залюбовался ее прекрасными золотисто-русыми волосами в который искрился солнечный свет, проникавший через небольшое окно комнаты.

Рошель села, откинув одеяло, чтобы он мог видеть ее. Зрелище обнаженного тела девушки никогда не переставало его восхищать. Взгляд мужчины переместился с узких округлых бедер на хрупкие плечи. Белая кожа была безупречна.

— Пока нет, Мэддокс. Я еще не придумала, как им сказать… как все объяснить. Боюсь, если мы выберем неподходящее время, меня могут запереть в моей комнате, а тебя уволить со службы.

— Твоя мать не уволит меня.

Место Мэддокса в семье было несколько двусмысленным. По сути, он был «подарком». Три года назад принц Родек «подарил» семейству Квиллетт капитана гвардии Энтес для присмотра за их поместьем. Хотя Мэддокс состоял на службе у леди Хелены и ее брата, лорда Хэмиша, в повседневной жизни они относились к нему почти как к равному, и он часто обедал вместе с ними в столовой. Мэддокс только играл роль телохранителя, стоя в боевой готовности у стены, когда в доме были гости.

— Она уволит тебя, если мы неправильно выберем момент и слова, — возразила Рошель, — а я этого не вынесу. Пожалуйста, подожди еще немного, мы что-нибудь придумаем. Я не могу стать причиной твоего увольнения.

— Скоро? — поинтересовался Мэддокс, мысленно уже представляя день их свадьбы.

— Скоро, — улыбнулась Рошель и легла, вытягивая стройное тело. — Прикоснись ко мне снова.

***

Прошла неделя, и возлюбленные смогли встретиться еще два раза. Рошель было всего восемнадцать, и она ничего не знала о мире. Мэддокс удивлялся, что такая юная и невинная девушка может быть такой ненасытной в постели. Казалось, она никак не могла насытиться им. И ему это нравилось. Он нашел идеальную женщину.

Тем не менее, Мэддокс снова стал настаивать на том, чтобы Рошель позволила ему поговорить с ее матерью и дядей, но она так боялась перспективы его увольнения, что умоляла подождать. Он знал, что больше ждать не может. Ему доверяли в этом доме, и мысль о том, что они с Рошель проделывали в дальних уголках поместья, наполняла его одновременно жаром и чувством вины.

Наступил вечер, и Мэддокс оделся к ужину, но, войдя в столовую, тот час подумал, а не забыл ли он о каком-то особенном событии. На столе были искусно расставлены розы и красивые серебряные канделябры, которые леди Хелена выставляла только по случаю торжественных вечеров.

Но здесь присутствовали только члены семьи и все они уже сидели за столом. Взглядом мужчина первым делом нашел Рошель. Она была великолепна в муслиновом платье бледно-желтого цвета. Распущенные волосы ниспадали на плечи. Рядом с Рошель сидела старшая дочь семьи… Карлотта. Она отличалась от сестры, как снег от огня. Внешне Карлотта была похожа на отца: крупнокостная, с мускулистыми руками. Хотя ей было всего около двадцати с небольшим, ее непослушные темные волосы уже начали седеть, и девушка собирала их в строгий узел. У Карлотты был острый нос, а уголки рта постоянно опущены вниз. Носила она, в основном, темные платья с высоким воротом и длинными рукавами. Мэддокс никогда не слышал от нее ни одного доброго слова.

Через стол от Карлотты сидела Лизбет. Глядя на нее сердце мужчины забилось, но совсем не так, как при виде Рошель. Бедная Лизбет. За три года, прожитых здесь, он наблюдал, как из неуклюжей двенадцатилетней девочки она выросла в неуклюжего пятнадцатилетнего подростка. Девчонке явно не хватало изящества. На лице у нее часто появлялись красные пятна, такие были на лицах многих ее ровесников, а волосы, казались вечно взлохмаченными, как бы она ни пыталась их заколоть или уложить. Платья на Лизбет болтались, как на вешалке, а еще она постоянно ерзала на стуле и теребила рукава платья.

Но Мэддокс не мог не испытывать к ней нежности. Лизбет была открытой и честной, с добрым сердцем. Она была добра к лошадям, любила бегать и лазать по деревьям. К сожалению, леди Хелена никогда не упускала случая указать младшей дочери на ее