Хаосовершенство - Вадим Панов

Илья прошел по коридору, свернул за угол и уперся в хвост следующей очереди.

– Таможня?

– Граница, – вздохнула стоящая впереди тетка. – Не убирай документы.

А вот это что-то новенькое. Чайка удивленно посмотрел на женщину.

– Граница? В смысле – еще одна?

– Там был пост Министерства пограничных сборов, а здесь – Министерства пограничных пошлин, – сообщила тетка. И заученно добавила: – Двойной контроль прибывающих необходим нашему государству для усиления борьбы с террористической угрозой.

– Очень правильная мера, – поддержал законопослушное выступление Илья. – Цена такая же?

– Ага, десять юаней.

Чайка полез за кошельком.

До столицы России Илья добрался с комфортом, в вагоне «суперсобаки», а не под ее брюхом, как частенько приходилось путешествовать в прошлом. К тому же Грязнов сделал Чайке подлинную метку сотрудника «МосТех», которая позволила Илье ввезти запрещенный в России «раллер», чем в очередной раз продемонстрировал свои невероятные возможности.

«Но для чего? Для чего ты хочешь устроить аварию, Кирилл?»

Впрочем, думать о Грязнове сейчас не хотелось.

Оказавшись в родном Питере, Чайка, совершенно неожиданно для себя, почувствовал прилив сентиментальности – теплое чувство, которое появляется при возвращении домой, – и, поскольку время позволяло, решил прогуляться по улицам, на которых прошли его детство и юность.

С вокзала, разумеется, на Невский и пешком к реке, с улыбкой выискивая изменения и радуясь, если найти не удавалось.

«Осторожнее с карманниками. В настоящее время Невский поделен между тремя группировками, в каждой из которых насчитывается по семь-девять человек. Постарайтесь держаться от них подальше. – В правом верхнем углу напыленного на глаза Чайки наноэкрана появились фотографии воров. – Если вы стали жертвой карманников, не советуем обращаться к патрульным – они в доле. Лучше всего – плюньте».

В Москве Илья загрузил последнюю версию «Русской Рулетки», питерского аналога московского путеводителя «Дыры и Заборы», и теперь с интересом слушал тихий шепот, комментирующий все, во что упирался взгляд Чайки.

«Обратите внимание на великолепие Невской Мечети, отстроенной на месте музея атеизма…»

Близилось время пятничной молитвы, и прилегающая к мечети площадь стремительно заполнялась мобилями и автомобилями всех мастей, от «рабочих лошадок» до блестящих «Мерседесов Мао».

– Рюски?

– Анклав, – коротко отозвался Чайка.

– Дакумента!

– Нам тута тирариста не нада!

– Чо в рюкзака?

– Можа иму рюки в гору?

Патрульных было трое. На плечах автоматы, на телах черная форма со знаками различия муниципального комитета жилищно-коммунальной безопасности (это сообщила вездесущая «Русская Рулетка»), в глазах – горячее желание поймать хоть какого-нибудь преступника. Притушить желание удалось с помощью ставших уже традиционными десяти юаней.

Попрощавшись с дружелюбными муниципалами, которые на прощание посоветовали: «К дворца ни хади, тама сивоня О-Ка-Ры дикует», Чайка полавировал меж припаркованных на площади машин и прошел на Казанскую, с трудом подавив желание заглянуть в английский паб, в котором подавали и продолжали подавать отличное пиво. Затем прогулялся по Гороховой и набережной Мойки и, пройдя насквозь площадь Толерантности, на которой конный памятник Шамилю соседствовал с Музеем истории православия, вышел к реке.

«Наверняка у вас захватило дух от потрясающей, «открыточной» панорамы на деловой центр блистательного Санкт-Петербурга. А теперь подумайте, что все эти грандиозные небоскребы, шпили которых теряются в сереньком балтийском небе, стоят практически на болотах, и…»

Десять башен справа – «энергетические», восемь слева – «металлургические», а в центре двенадцать федеральных красавиц, во главе с семисотметровой «Вперед, Россия!» – в них располагалось правительство великой страны.

И хотя небоскребы делового центра были видны отовсюду, Илье нравилось любоваться им от старого Адмиралтейства и представлять небоскребы стеной, надежно защищающей город от бушующего моря. Подумать только, ведь когда-то – Чайке доводилось видеть старые фотографии – остров был застроен примитивными низенькими зданиями и даже промышленными объектами, производившими самое удручающее впечатление. Зато сейчас…

– Внимание! Все в сторону! Внимание! Разойтись!!

Громкий голос выдернул Чайку из рассеянности созерцания, заставил обернуться и… как раз вовремя – напротив остановилась черная машина с мигалками.

– На землю, сука! Быстро!

Илья послушно бросился на тротуар.

– Только шевельнись, говнюк, пристрелим! – пообещал выскочивший из автомобиля громила в штатском и тут же доложил в рацию: – У нас чисто!

– Ты откуда взялся, придурок? – поинтересовался второй мордоворот и врезал Чайке ногой по ребрам. – Плакатов не видел?

– Да оставь его. Может, турист какой?

– Пусть привыкает к порядку, гнида! – Еще один удар. – Нам из-за него выговор влепят.

– Не влепят. Мы же нарушителя заметили и вовремя приняли меры. Всем понятно, что внешний периметр лажанулся.

По пустынной набережной пронесся кортеж блестящих машин.

– Лежать еще десять минут, понятно? – Второй громила, тот, что боялся выговора, наступил Илье на руку. – Понятно?

– Да.

– У нас снайперы повсюду, и они тебя, козла, кончат, если встанешь раньше!

– Понятно.

Рука и ребра болели, но Чайка, уткнувшись лицом в землю, все равно улыбался.

Он был дома. Он на самом деле был дома.

* * *

Анклав: Москва.

Транспортный узел «Шереметьево».

Раннее утро, много народу, оставленные позади мысли

Надоедливый толстячок, страдающий синдромом мировой закулисы, все-таки подгадил Олово. Он сообщил во франкфуртское отделение СБА, что стал жертвой насилия, безы вычислили слугу и поместили его в список лиц, разыскиваемых за мелкое хулиганство. Пустяк, разумеется, но Пэт не пожелала тратить время на объяснения с СБА и велела Олово обратиться к контрабандистам. В результате несчастный слуга проделал обратный путь в багажном вагоне «суперсобаки».

А сама Патриция вновь ехала в купе первого класса. И вновь одна. Поскольку знала, что не сможет сдержаться, что мысли, обуревающие ее после второй и последней встречи с любимым мужчиной, обязательно отразятся на лице, а случайные попутчики не должны видеть ее слез. Никто не должен. Никто, кроме стандартных кресел, молчаливых зеркал и роскошного букета настоящих роз, медленно умиравших на железнодорожном столике. Никто.

Джезе.

Никто.

Джезе…

Дерзкий и ласковый, самолюбивый и ответственный, гордый и неукротимый. Впервые в жизни Пэт хотела быть просто женщиной. Но понимала, что простая женщина не сможет встать рядом с Папой. Впервые в жизни Пэт осознала, чего лишилась, став Избранной. Но не видела себя никем иным.

Она любила. Но уезжала навсегда.

И умирающие розы грустно смотрели на слезы Избранной…

– Внимание! В связи с террористической угрозой в Анклаве Москва временно приняты повышенные меры безопасности. Стандартная процедура досмотра займет больше времени, чем обычно. Благодарим за понимание.

Еще три месяца назад тотальные проверки пассажиров, следующих из Анклава в Анклав, были исключением, сейчас – правилом. Однако люди не роптали, понимали, что времена изменились.

Вы хотели Эпоху Цифры? Она наступила. Вы ее не хотели? Она все равно наступила.

– Пожалуйста, покажите «балалайку», – попросил без, закончив проверку «таблетки».

Гуляющий по планете вирус ослеплял наноскопы, не позволяя им видеть запрещенные «поплавки», и безам приходилось отслеживать чипы дедовским способом.

– Я не подключена. – Пэт продемонстрировала девственный затылок.

– Ваш коммуникатор, пожалуйста.

– Пожалуйста.

Без быстро вскрыл корпус и проверил чип, после чего молча кивнул на стоящий справа анализатор. Патриция вставила в отверстие указательный палец, и через несколько секунд умная машинка сообщила офицеру, что «синдином» девушка не балуется.

– Благодарю за сотрудничество, госпожа Грязнова. Извините, что вам пришлось задержаться.

Второе предложение прозвучало только потому, что Патриция была включена в VIP-список. Проверке особо важные граждане подвергались наравне со всеми, но в качестве бонуса получали бесстрастные извинения. Если оказывались чисты, разумеется. Если же анализатор сообщал о следах «синдина», то помочь не мог ни список, ни высокопоставленные родители – месяц назад Рене Милях, старший сын вице-президента «WorldFinance Corp.», отсидел неделю в камере, после чего получил год условно и путевку на принудительное лечение.

– Все в порядке, офицер, вы просто делаете свою работу.

Патриция спустилась на самый нижний уровень подземной парковки и отыскала свой мотоцикл, возле которого, сидя на корточках, дремал Олово. Путешествие в багажном вагоне не отличалось особым комфортом, зато позволило слуге избежать проверки. Официальной проверки. Неофициально же безы, имевшие плотные связи с контрабандистами, посмотрели на Олово, выяснили, что парень не захотел провести неделю во франкфуртской тюрьме за мелкое хулиганство, проверили документы, плюнули и ушли.