Живой Журнал. Публикации 2014, июль-декабрь - Владимир Сергеевич Березин

и исчез. Потом возвращается и сует мне конверт.

Я сунул туда руку, пересчитал. Пять штук, все как обещано.

Подхватил детей да и ходу оттуда.

Позвонил потом и своему узбеку, а он отвечает:

— А, ты не парься. Только не парься, да? Этот чувак там в качестве фашиста политикой занимается, ну нормально, да?

Хрен, думаю, с этим Лувром, завезли детей в Диснейленд, а потом и ломанулись прочь.

От добра добра не ищут.

Я это тебе вот к чему рассказываю — ничего лучше, чем пластиковые карты, человечество еще не изобрело. Ответственно тебе говорю.

Он ставит стакан на тумбочку и говорит:

…Мы с друзьями любим собираться без жен.

Как-то сошлись за столом, как державы-победительницы, как герои анекдотов, как три товарища и три поросенка.

Начали говорить о былом.

Один из нас предпочитал играть в компьютерные игры, которые, знаешь, предназначены для ломки клавиатуры. «Doom» пел в его телефоне, а по улицам он двигался как Дюк Ньюкем. Другой предпочитал медленный онанизм стратегических игр, он часами мог смотреть на шкалы в углу экрана и улыбаться своим достижениям — два пункта вверх на зеленой и полная стабильность на красной.

Я вот любил ночное очарование квестов, запутанные интерьеры чужих комнат, затхлые лестницы старинных особняков и лесистые местности, обильные магическими предметами. Квесты были играми, что обросли правилами и ритуалами — от медлительного коньяка и шерлокхолмсовского пыхтения трубкой до неписанного этикета. Думаешь, можно подглядеть в солюшене? Нельзя, нельзя! Подглядишь один раз, будешь как жена, подделывающая оргазмы. Настоящим никогда больше не поверит. Сам себе не поверишь.

Оттого можно в любое время дня и ночи совершить звонок другу, спросить его о чем-то, обрисовать ситуацию и, путаясь в числительных, описать свои шаги. И вот уже, если решение не подсказано сразу, на разных концах города два человека, дыша в телефонные трубки, бродят по одним и тем же комнатам.

Это нормально.

Это правильно.

Я часто рассказывал об этом и еще полдюжины иных правил игры, но однажды, впрочем, это привело к неожиданным последствиям. Как-то ночью меня разбудил телефонный звонок — так, кстати, начинаются все мерзкие детективные романы. Кругом струилась слякотная зимняя ночь, снег хлюпал под шинами редких автомобилей, а в трубке раздался печальный голос моего друга:

— Знаешь, ко мне пришла смерть, но я не знаю, что ей предложить.

Я сразу все понял. Я представил, как одеваюсь наспех и, оскальзываясь в снежной воде, останавливаю попутную машину, думая: успеть — не успеть, закрыты ли там окна… Прошли несколько томительных секунд, и голос снова зазвучал в черной пластмассе:

— Видишь ли, смерть хочет паштета, а у меня нет ничего, чтобы его приготовить…

Тут я снова понял все, но — иначе.

Я как-то подарил другу игру имени Монти Пайтона, в которой страшная смерть приходила к бестолковым сквайрам и клала их рылами в тарелки. Лососевый паштет был несвеж, лососевый паштет протух, и ничего с этим нельзя было поделать. Перед гостями было неудобно, и перед американскими друзьями было неудобно, но конец и в этом ролике, и в этой игре был один — души, отделенные от тел, садились в души автомобилей, отделенные от жестяных коробок, и все летели за смертью точь-в-точь как в известном фильме режиссера Бергмана «Седьмая печать».

Однако тухлый паштет не складывался в компьютере моего друга — укроп был забыт на одном уровне, а луковица — на другом. Придя в себя и чувствуя, как втягиваются мурашки обратно в кожу, я начал уныло и монотонно перечислять рецептуру паштета, которую требовали остроумцы, сочинившие игру.

Затем засунул телефон под подушку и заснул. Плыву себе среди московской ночи на встречу с голыми тетками в шлемах для регби, протестантами с презервативами и многодетными католиками, а также сварой старых офисных пердунов, вообразивших себя пиратами.

Он говорит:

…Я во всем люблю порядок и точность, а еще, чтобы опечаток не было.

Когда я школу окончил, то считал себя довольно грамотным человеком. Так, собственно, и было — и вовсе не потому, что я хорошо помнил правила. Просто я очень много читал и запоминал верный вид слова или предложения. Как иероглиф. У нас-то везде корректоры были — целая армия.

С тех пор много воды утекло, и вообще все переменилось.

Мы как-то поехали в Китай, почетные гости, все-таки трубу туда тянем. Там торжественные мероприятия: с их стороны — балет, с нашей — хор.

У них человек двести на сцене, ясно, что людей там много, даже избыточно много, я бы сказал.

Но надо своих граждан чем-то занять, отношусь с пониманием.

Так что наблюдаем мы с главным инженером танец «Река Хэйлудзян длинная», и понятно нам, что в нем ни одна камышинка не забыта, да и все рыбы этой реки представлены. Длилось это бесконечно, как бесконечно на заднике лазерами рисовали русско-китайский узор. Он все разворачивался, как какой-то бесконечный жостовский поднос, и меня он вконец загипнотизировал.

Но тут и наши подоспели. Наших тоже немало было — двести не двести, но человек пятьдесят точно.

Тут я и увидел русский хор во всем его изобилии.

С ай-люли и ой-держите-меня-семеро.

Китайцы им довольно смешно подпевают, однако ж и тут я с уважением.

Смеяться над тем, как китайцы по-русски говорят и пишут? Я и сам видал в Харбине вывеску «Отелище Санкт-Петербург». Петербург тоже с ошибкой, но не помню какой. А уж сколько ошибок я в документации насчитал — не счесть. За такие ошибки русский человек своего соотечественника полжизни поедом будет есть и все не насытится. А китайцы — ничего, для них время главнее. Чем больше, тем лучше. Смешки на вороту не виснут, а пока ты будешь ошибки исправлять да правильно их иероглифы писать, они тебе лишние сто тысяч чайников продадут. И мильон отверток в придачу.

Под конец наши спели «Катюшу» и вызвали у публики сущий восторг. «Катюшу» тут пели все — радио на улице, телевизор в автобусе и женский военный оркестр, по звучанию, правда, похожий на выводок резиновых утят.

Но тут приехали настоящие. Специалисты приехали, что не только нот, но и падежей не путают.

Это как если бы в восьмидесятом году прошел слух, что к нам с гастролью пожаловал человек, правильно поющий «Шизгару». «Шизгару» помнишь? А, ну да неважно.

Даже мой главный инженер, что на просмотр не отвлекался, а все чертил да прикидывал что-то про нашу трубу в блокнотике, ручку бросил и голову в плечи втянул.

Ай, держите меня семеро, ай