Клуб Ракалий - Джонатан Коу

Эта история, достаточно печальная сама по себе, напомнила Клэр и кое о чем еще: не так уж и давно журнал постоянно печатал статьи о Лонгбриджской фабрике — из тех соображений, что в учениках школы следует пробуждать интерес к происходящему на предприятии, которое обеспечивает работой столь большое число местных жителей. Потом редакция публиковать эти материалы перестала, предположительно по причине их непопулярности, — Клэр помнила, что и сама она просматривала их без особого интереса, — но почему бы теперь не возродить эту традицию? Идея, разумеется, не такая уж и блестящая, однако она превосходнейшим образом оправдает долгую личную беседу с Биллом Андертоном. Пространное интервью, биографический очерк, посвященный одной из ключевых фигур, принимавших участие в недавних, столь частых, трудовых спорах. Да, глядишь, и сработает…

Бедный Джим Корриган, подумала Клэр, отодвигая в сторону стопку журналов и потирая костяшками пальцев уставшие глаза. Двадцать три года; жизнь жестоко, наугад выхватила его из толпы и раздавила — во вторник, после полудня, в обычный рабочий день. Бедный Малкольм. Канувший в вечность вечером обычного четверга, приговоренный к смерти за то, что решил угостить свою девушку в пабе, расположенном в центре города. И бедная Мириам, где бы она ни находилась…

Три смерти?

Пожалуйста, Боже (мольба пришла непрошеной, Клэр не успела преградить ей путь), пусть это не будет правдой. Пусть Мириам не будет мертва.

Итак, три незаконченные повести. Три истории, ничем между собой не связанные, не считая того, что все они жестоко оборвались, едва были написаны их первые главы. И все три пришлись на одни и те же дни. Одни и те же роковые дни. Такими уж они были — днями незаконченных повестей.

13

ДОСКА Четверг, 9 декабря, 1976

ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ

От Р. Дж. Калпеппера,

младший шестой естественно-научный класс

Многоуважаемые джентльмены!

Пишу вам в ответ на статью С. Ричардса, опубликованную вами в последнем номере под заголовком — какая потрясающая оригинальность! — «Конец эпохи». Давно уже не радовали вы читателей подобными излияниями сентиментальной чуши.

Мистер Ричардс, назначивший сам себя выразителем всего, что только есть благородного и достойного в спортивной жизни Британии, печалится по поводу того, что в этом году лодочные соревнования между Оксфордом и Кембриджем впервые за всю их историю финансировались коммерческим спонсором, а именно букмекерской компанией «Лэдброукс». Даже приз, вручаемый победителю, указывает он, переименован и называется теперь — о ужас ужасов! — «Кубком Лэдброукс».

Если бы мистер Ричардс смог хотя бы на несколько мгновений вытащить голову из песка, в глубинах которого она погребена, ему, вероятно, удалось бы поразмыслить над преимуществами этого соглашения.

Мало найдется в спортивном календаре событий столь же волнующих, сколь лодочные соревнования между Оксфордом и Кембриджем. Увидев, как летят по Темзе две первоклассные гоночные восьмерки, ты уже никогда этого зрелища не забудешь. (Пишу это как человек, побывавший на гонках, за которыми мистеру Ричардсу, насколько мне известно, наблюдать ни разу не довелось.) Более того, этим великолепным зрелищем каждый год наслаждаются тысячи лондонцев и миллионы телезрителей — и все они, должен добавить, не платят за эту привилегию ни пенса.

Неужели мистер Ричардс полагает, будто команды могут месяцами усиленно тренироваться, не неся при этом никаких расходов, или что гоночные лодки так-таки и растут на деревьях? Возможно, ему интересно будет узнать, что, напротив, каждая из них стоит 3000 фунтов и теперь эту сумму можно получить, не прибегая к пожертвованиям частных лиц, что на обозримое будущее гарантирует этому великому британскому обычаю полноценную жизнь.

На прошлой неделе шестнадцать членов «Замкнутого круга» — «мозгового центра», состоящего из лучших умов «Кинг-Уильямс» (мистер Ричардс, насколько я знаю, к их числу не принадлежит), — провели увлекательную дискуссию на тему «неразрывность и перемены». Наиболее глубокие соображения высказал при этом новейший из членов нашего общества, П. Д. Тракаллей, недавно принятый в него в беспрецедентно юном возрасте пятнадцати лет. Тракаллей отметил, что только люди, которые всей душой любят традицию и обладают достаточно глубоким ее знанием, способны понять, что порой ради сохранения ее жизнеспособности приходится прибегать к мерам решительным, даже жестоким. «Модернизация — модернизация или смерть» — таким был его, объединивший всех нас, лозунг, и над этим лозунгом следовало бы основательно и надолго задуматься мистеру Ричардсу и ему подобным, включая и членов нынешнего правительства, самодовольная, с оглядкой назад, позиция которого привела нашу страну к ее теперешнему состоянию социального и экономического застоя.

В заключение хочется сказать мистеру Ричардсу, что защиту британских традиций было бы лучше оставить тем, чье знакомство с ними охватывает сроки жизни не одного-единственного поколения.

Искренне ваш, Р. Дж. Калпеппер.

14

Теории относительно причин ненависти, которую питал Калпеппер к Ричардсу, существовали самые разные. Одни списывали ее на счет расизма, другие совершенно справедливо отмечали, что из Ричардса получился спортсмен, намного превосходящий соперника, отчего последнего и грызет зависть.

У Дуга имелось собственное объяснение:

— Я думаю, все дело в том, что от Сисили ему не перепало ничего, а Стиву — сколько угодно.

Бенжамен, которому все еще ненавистна была мысль о случившемся на театральной вечеринке, примолк и замер. А вот Клэр была заинтригована. Она ни разу еще не слышала всей истории о несостоявшемся романе Сисили и Калпеппера.

— Виноват во всем, естественно, Шон, — начал Дуг.

Бенжамен отвлекся от его рассказа, задумавшись о том, до чего же странно слышать, даже сейчас, как Гардинга называют просто по имени. В «Кинг-Уильямс» пересечение Рубикона, отделяющего фамилию от имени, было одним из великих переломных моментов. Что касается Гардинга, событие это состоялось позже, чем в случае остальных учеников, — потому, разумеется, что многие одноклассники относились к нему с глубоким почтением, а то и страхом. Бенжамен и сам все еще называл его, в девяти случаях из десяти, Гардингом. Впрочем, они и разговаривали теперь довольно редко.

— Калпеппер втюрился в Сисили, — пояснил Дуг. — Просто с ума сходил.

— Ну разумеется, — сказала Клэр. — Как и все вы.

Она покосилась на Бенжамена, тот промолчал.

— И вот прошлым летом ему показалось, будто все у него на мази. Играет он как-то в теннис, а на соседний корт выходит Сисили с подругой, ну и никто даже глазом моргнуть не успевает, как они начинают играть пара на пару. Теннисистка она, надо сказать, дерьмовая, да только он этого Сисили не сообщает. Пудрит ей мозги насчет того, что у нее ракетка не та. И говорит: «Если хочешь, в следующий раз возьми мою». У него-то, разумеется, ракетка из самых дорогих в мире, вроде тех, какими играют Бьерн Борг, Илие Настасе или кто там еще. Ну, большое спасибо, мой герой, и, сами понимаете, ресницами хлоп-хлоп. Сисили это умеет.

Ладно, на следующей неделе она решает воспользоваться его ракеткой. Ракетка лежит в шкафчике, а на шкафчике кодовый замок. И Калпеппер, демонстрируя Сисили, какая у него широкая душа, называет ей комбинацию. Беда в том, что Шон ее тоже знает. Откуда — меня не спрашивайте. Он много чего знает. Так вот, он забегает в раздевалку за полчасика до Сисили и совершает свое грязное дело.

— Это какое же? — спросила Клэр.

— Ну, если Калпеппер чем и прославился, кроме, конечно, образцовой тупости, так это коллекцией порнухи. Он на этих делах помешан. И все-то ему мало. Разумеется, в шкафчике он свое собрание не держит. Зачем на неприятности нарываться? Но скорее всего, коллекция и навела Гардинга на мысль. Так вот, подходит, стало быть, Сисили к шкафчику, открывает его — и что она там видит? Каждый квадратный дюйм внутри облеплен, просто облеплен, сверху донизу, картинками из журнальчиков для дрочил. И не просто порнухой, а самой что ни на есть поганой, тошнотворной. Женщины, трахающиеся с собаками, мужики, засовывающие друг другу в задницы насадки для пылесоса, дрянь самая несусветная. И посреди всего этого красуется великолепная ракетка Калпеппера. Я, правда, не уверен, что Сисили ее разглядела.

Клэр радостно рассмеялась, и даже Бенжамен, уже не раз слышавший эту историю, присоединился к ней. Что и говорить — то была одна из самых изящных проделок Гардинга.

— И что она ему сказала? — спросила Клэр. — Не думаю, что она стала с ним разговаривать. — Дуг встал и начал собирать их опустевшие стаканы. — Впрочем, вон она сама, спроси у нее.