За нами Москва! - Иван Кошкин

— Ничего удивительного. — Катуков наклонился над картой, пытаясь понять, хватит ли ему сил удержать эту позицию. — В бою держался на силе воли, а теперь отпустило.

— Ты не понял, — сказал комиссар. — Он плакал от злости. Он видел, как немцам сдавались бойцы соседнего взвода.

— Вон что. — Полковник выпрямился, аккуратно положив линейку поверх карты: — Ну, это уже по твоей части.

— Я знаю, — горько ответил Бойко. — Где-то я недоработал.

— Брось, — поморщился Катуков, — ты так говоришь, будто стоит только произнести пламенную речь — и все враз сделаются героями. Это уж каждый сам для себя решает, и потом, этот твой младший лейтенант — он же не сдался? Что там, Никитин?

Капитан положил телефонную трубку, и комбриг вдруг увидел, что обычно спокойный начальник оперативного отдела просто сияет:

— С левого фланга сообщают — к ним вышел Бурда.

— С чем вышел, — вздохнул полковник, — рожки да ножки, небось?

— Вся группа, — улыбнулся Никитин, — восемь танков, рота мотострелков, даже грузовик трофейный пригнали.

Катуков расхохотался, чувствуя, что напряжение, державшее его за горло весь день, понемногу отпускает:

— Интересно, чем они там занимались? А ну, давай его сюда.

7–8 октября 1941 г.

— Что-нибудь есть из корпуса? — спросил Катуков, снимая кожаное пальто и ставя его в угол.

От дождя кожа намокла, и пальто, и без того тяжелое, словно налилось свинцом. Сегодня с утра они с начальником штаба объезжали новый рубеж обороны, на два километра восточнее предыдущего, и оба промокли до костей. Бригада по-прежнему седлала шоссе, занимая позиции по линии Ильково — Головлево — Шеино, скоро эти деревеньки, как раньше Ивановское, Казнаусев и Первый Воин, станут полем боя и тоже превратятся в груду развалин.

— Есть, — донеслось из угла.

Голос был знакомый, и полковник встал по стойке «смирно».

— Товарищ командующий…

— Вольно. — Лелюшенко усмехнулся: — Садись, Михаил, разговор будет долгий.

Катуков напрягся, вчера ночью он получил весьма неприятную телефонограмму от Федоренко. В ответ на просьбу переподчинить бригаде полк НКВД начальник ГАБТУ едко указал на то, что у полковника уже был мотострелковый батальон, от которого на сегодняшний момент осталось сорок штыков, и в заключение потребовал ежедневно представлять полноценные донесения о ходе боевых действий. Замечания, конечно, были справедливые, но легче от этого не становилось, и теперь Михаил Ефимович с тревогой ждал, что же ему скажет комкор.

— Действия бригады оценены высоко. — Сказав это, Лелюшенко замолчал, словно ожидая реакции Катукова.

— Кем оценены? — спросил комбриг.

— Мной, — генерал улыбнулся, — и Ставкой.

— Ставкой?! — Комбриг не мог сдержать удивления.

— Да. — Лелюшенко похлопал Катукова по плечу: — Просьбу твою я удовлетворяю — тебе придается полк пограничников полковника Пияшева, а также батарея гаубиц и батарея дивизионных орудий. Кроме того, гвардейские минометы капитана Чумака будут действовать в твоих интересах, хотя тебе не подчиняются.

Гвардейские минометы появились на позициях бригады вечером шестого октября. Капитан Чумак сказал, что может дать только один залп, и потребовал, чтобы ему указали цель. Комбриг пожал плечами и приказал Кульвинскому распорядиться. Начштаба предложил нанести удар по большой лощине за деревней Каменево — там вроде бы наблюдалось движение, то ли немцы там сосредоточивались, то ли, наоборот, использовали низину как прикрытие для отхода. Чумак некоторое время производил какие-то расчеты, затем долго играл углами возвышения направляющих, больше всего походивших на дырчатые рельсы. Одновременно с этим артиллерист посоветовал предупредить бойцов в окопах, дабы избежать паники, Катуков в ответ хмыкнул, но просьбу исполнил. Наконец все было готово, и Чумак сообщил на КП, что сейчас будет стрелять. — Каков наглец, говорит «Держитесь там за что-нибудь», — усмехнулся Бойко. — Ну пусть дает, посмотрим…

И капитан дал. Выскочивший из избы комбриг не мог не признать, что залп реактивных минометов выглядит, по меньшей мере, впечатляюще: десятки огненных стрел прочертили ночное небо, их полет сопровождался чудовищным ревом и шипением. Катуков почувствовал, что ему и впрямь хочется броситься на землю, в горящих снарядах, что рвали ночь с выворачивающим душу воем, было что-то по-настоящему жуткое, они казались живыми, и от этого становилось не по себе. Ракеты летели по заметно различающимся траекториям, было очевидно, что применять это оружие можно только по площадям. Через несколько секунд над лощиной загрохотало и в небо ударили столбы огня, казалось, вспыхнула сама земля. Отстрелявшись, капитан извинился, что не может задержаться, моментально свернул батарею и уехал в неизвестном направлении, в лощине тем временем что-то сильно горело и время от времени взрывалось. — Не знаю уж, накрыли они там что или нет, — сказал наконец ошарашенный комиссар, — но даже если нет, думаю, обделались немцы капитально, надо же, какая бандура страшная…

Известие о том, что самоуверенный капитан будет время от времени постреливать по немцам, не могло не радовать, такое оружие наверняка здорово ударит противнику по нервам, если даже не нанесет серьезных потерь…

— В общем, давай, полковник, Ставка на тебя надеется. Начала прибывать 6–я гвардейская дивизия, нам нужно еще хотя бы три дня…

Лелюшенко уехал в девять утра, а буквально через полчаса на КП бригады появился полковник Пияшев. Командир полка НКВД по званию был равен комбригу, но, похоже, его это не смущало. Оказалось, что полк набран в основном из пограничников, и Пияшев предложил использовать особые таланты защитников границы.

— Формируем диверсионные группы и пускаем их в обход населенных пунктов. — Полковник показал на карте, где именно целесообразно пускать диверсантов. — Убиваем сразу двух зайцев: во-первых, ребята проведут глубокую разведку противника, добудут языков, во-вторых, будут действовать немцам на нервы.

— Каким образом? — спросил начштаба Кульвинский.

— Резать их будем. — Полковник с улыбкой провел ребром ладони по горлу, показывая, как его пограничники будут резать фашистов.

— Чем вы там, на границе, занимались? — мрачно спросил Катуков.

— С кем поведешься, — вздохнул полковник — Соседи-то у нас те еще…

* * *

Седьмое и восьмое октября прошли спокойно, диверсионные группы Пияшева обнаружили, что противник отошел за Оптуху и перегруппировывает силы. Два дня шли непрерывные дожди, причем восьмого к ним прибавился снег, проселочные дороги развезло так что машины по оси погружались в жидкую грязь. Так или иначе, немцам будет нужно шоссе, но обойти бригаду они попытаются обязательно. Катуков понимал, что распутица не сможет остановить врага, хотя крови ему попортит изрядно. Его люди тоже страдали от холода и сырости, вода собиралась в окопах, невозможно было развести костер, и красноармейцы по очереди ходили в избы, чтобы погреться.

9—10 октября 1941 г.

В ночь на девятое октября немного развиднелось, и полковник понял, что утром следует ожидать немецкого наступления. Утром снова ненадолго заморосило, но было ясно, что затишье кончилось. В 9:00 немцы атаковали центральные позиции бригады на высотах восточнее деревни Первый Воин. Началось третье сражение за Мценск. Гитлеровцы продвигались вперед при поддержке артиллерии и пикировщиков, но теперь Катукову было чем ответить, и приданные батареи вступили в артиллерийскую дуэль с немцами. В 10:00 над полем боя появились штурмовики, и Катуков впервые с начала войны увидел, что такое настоящая авиационная поддержка. Немцы выдвигались к месту сражения по шоссе, по обе стороны которого расстилались поля непролазной грязи, не свернуть, не рассредоточиться. Это была идеальная цель, и «илы» буквально повисли над ней. Восьмерка сменяла восьмерку, пусть летчикам не хватало боевого опыта и меткости, они с лихвой возмещали его дерзостью и упорством, снова и снова заходя на дорогу, стреляя по бронетранспортерам, грузовикам, людям. Немецкое продвижение замедлилось, но остановить атаку не удалось.

В районе Шеино немецкое наступление наткнулось на оборону пограничников, поддержанных танковыми засадами, на окраине деревни завязался упорный бой. Бойцы Пияшева огнем противотанковых ружей повредили немецкий легкий танк, после чего немедленно подожгли его бутылками с горючей смесью, еще одну вражескую машину подбили танкисты. То тут, то там пограничники контратаковали, в окопах завязывались жестокие рукопашные схватки, в ход шли ножи и саперные лопатки. Натолкнувшись на упорное сопротивление, немцы отошли, в течение получаса их орудия обстреливали позиции Пияшева, затем гитлеровцы атаковали снова и после короткого боя опять отошли. Через некоторое время вскоре стало ясно, что здесь им пробиться не удастся. К полудню атаки на этом участке прекратились.