Собственность Саида - Ольга Дашкова

черви или обглодают рыбы.

Отбросил тело в сторону, присел рядом с лежащим на песке, припорошенным снегом братом. Он еще дышал, прижав руки к груди, но смотрел уже пустыми глазами.

–Прощай, братишка.

Меня всегда считали жестоким и безжалостным, так и есть. Но никто никогда не посмеет тронуть то, что принадлежит мне. Никто даже не посмотрит в сторону женщины, которую я назвал своей.

–Это все?

–Да, Гектор, выручил, спасибо.

–Ты бы и сам справился.

–Тогда было бы дольше и сложнее.

Охрана зачищает следы, но погода сделает это еще лучше, скоро прилив, часть берега смоет в море.

–Есть сигарета?

–Да, – отдал Гектору пачку, тот прикурил, закашлял.

–Ты как девчонка, куришь какую-то сладкую дрянь.

–У нас во дворе дома, в детстве, под моими окнами росла вишня. Откуда она там взялась, никто не знает, и как каждый раз выживала холодной зимой. Но когда она цвела – это было волшебно.

–Волшебно? Странно слышать такое слово в твоем лексиконе.

–Я тут память недавно потерял, а потом нашел. Сейчас у меня вообще все странно. Ты привез, что я просил?

–Да, в машине.

–Спасибо.

–Должен будешь. – Гектор улыбнулся, натянул козырек кепки на глаза.

–Саид! Саид! Да отпусти меня! Саид!

Мы повернулись на крик, из темноты бежала тонкая фигурка, Гектор по привычке схватился за ствол, но, услышав русскую речь, убрал его.

–Саид! Господи, ты… ты…

Дарина, запыхавшись, остановилась, глаза огромные, волосы треплет ветер, в них путается снег, она не может отвести взгляд от тела Ахмета.

–Какого хрена ты здесь делаешь?! – дергаю за руку, прижимаю к себе, не хочу, чтобы она это все видела и считала меня конченым зверем. – С кем ты? Кто тебя привез? Где Юсуф? Отвечай!

–Это правда? Ты… ты убил его?

Она заглядывает в мои глаза, цепляясь за пальто, в них так много всего, но нет страха.

–Да, и сделаю это снова, ты знаешь.

Снег закончился, его сменил дождь, моросящий мелкими ледяными каплями. Дарина больше ничего не говорит, но чувствую, как дрожит всем телом, а лицо от дождя мокрое.

Она моя, только моя, с этими обрезанными волосами, с зацелованными и искусанными губами, трогательная, взволнованная, дерзкая, своенравная. Всегда была моя. Что это, если не любовь? Именно о ней рассказывала мама в детстве.

Это она, я чувствую, как и то, что эта женщинамоя.

Глава 38

–Дарина! Дарина, посмотри на меня! Слышишь, Дарина?

Я слышала, но не хотела отвечать, пребывала в ступоре и шоке, который поздно на меня обрушился. Лишь в салоне автомобиля, куда Саид меня затащил, я осознала, что именно видела.

Стоило закрыть глаза – и я видела припорошенное снегом тело Ахмета с темным пятном на груди и неестественно запрокинутой головой. Он убил его. Убил собственного брата. Но разве я не желала Ахмету смерти? Желала, еще как желала.

Зря, наверное, я подговорила Эмира сбежать, у охраны дома не было приказа не выпускать его, они звонили Саиду, но ответа так и не получили. Я пряталась на заднем сиденье, ехали наугад, младший Джалал оказался сообразительным и знал, куда мог поехать Саид. Оказывается, Саид сам привозил на заброшенный берег Эмира и учил его стрелять, как учили его. Это было их секретное место.

–Дарина! Мы приехали, посмотри на меня.

Всю дорогу обратно к дому ехала в ступоре, наверное, нервная система дала сбой, до этого я еще держалась, а из-за переживаний и увиденного накрыло.

–Пойдем, дай руку. – Меня выводят из машины, темно, даже фонари не горят у дома, идет снег, но ветер утих, и стало холодно.

–Ты это сделал сам? – Мне интересно, кто пустил пулю в сердце Ахмета.

–Какое это имеет значение?

Да, правда, какое?

Может, я не хочу, чтобы Саид марал руки в крови этого ублюдка? Я не знаю, что у него в прошлом, наверняка есть вагон грехов, но этот был совершен практически на моих глазах.

–Посмотри на меня! Посмотри! – Саид трясет за плечи, сам задирает мою голову, он сейчас зол, очень зол. Глаза черные, губы плотно сжаты, на шее вздулись вены. – Это жизнь, девочка, отвратительная, грязная, мерзкая жизнь людей, которые заигрались властью. Здесь если не ты, то убьют тебя. А я никому не позволю решать за Всевышнего, сколько мне и тебе жить. Каждый, ты слышишь меня? Каждый, кто посмеет тебе сделать больно, – будет трупом. Каждый, кто сделает гадость моей семье, – будет трупом, не важно, с дыркой во лбу или в груди. Но он будет гнить в земле! Потому что нельзя трогать то, что принадлежит мне!

Я смотрю на этого мужчину и понимаю, сколько в нем силы и боли. Сколько энергии, которую он может направить не на разрушение, а на созидание. Сколько скрытой любви, которую он никому не показывал никогда. Она в нем есть, я чувствую, я сама люблю его, как бы смешно и глупо это ни звучало из моих уст.

Снежинки падают ему на волосы, не тают, изо рта идет пар, Саид все так же сжимает мои плечи. Веду пальцами по его бороде, задеваю прохладную кожу, рассматривая, держусь на ногах лишь благодаря его взгляду, и сердце вырывается из груди.

Мы молчим. Где-то слышны голоса, шум, но это все так далеко сейчас от нас, что кажется, в другом мире.

–Все в порядке.

–Точно? – спрашивает одними губами, перехватывает мою руку и сам уже прикладывает ладонь к лицу.

–Точно. Все хорошо.

Такой трогательный момент, хочется, чтобы он длился бесконечно.

В доме была суета, Юсуф кричал на своем языке, Эмир стоял, опустив голову, потом ему досталось и от Саида. А затем приехал тот самый Гектор. В его присутствии стало неуютно, мужчина рассматривал меня, но по выражению его лица нельзя было понять, о чем он думает.

Невысокий, широкоплечий, подтянутый, голубые холодные глаза, светлые волосы, короткая стрижка, его можно было назвать безликим, если бы не надменность в глазах и некая аристократичность в движениях. Сдержанный, неразговорчивый, он молча протянул Саиду папку и снова посмотрел на меня.

–Что? У меня что-то выросло на лбу?

Ни один мускул не дрогнул на его лице, Гектор прищурился, а потом улыбнулся краешком губ.

–Она не знает?

–Нет.

–Чего я не знаю?

Саид быстро пролистал содержимое папки, протянул ее мне.

–Я обещал небольшой сюрприз.

–На сегодня их было достаточно, уверен, что этот я переживу?

–Переживешь и будешь наказана за то, что уехала из дома.

Не стала отвечать и пререкаться, любопытство было