Золото - Елена Крюкова

Те волшебные годы промчались. Она родила мальчонку от портового грузчика. Она осталась одна, замуж не вышла. Чем жила она на свете?.. Когда дядя умер, всю его лавку древностей растащили, расхитили: где – родня, где – уличные мальчишки. Она, сжав зубы и губы, успела схватить только с того медного гвоздя связку цепочек. Так и продавала их потихоньку – то хорошим людям, то плохим; а еще приторговывала на рынке хурмой и инжиром, мыла полы и натирала паркет у богатых, а еще плела корзинки, а еще… Ей не хотелось вспоминать про мужчин, что были у нее. Она не стала продажной шлюшкой, вот как эта девка. Она не сняла паранджу.

Да, цепочка на путане золотая… Пальцы, знавшие толк в золоте, тянули с мертвой шеи, тянули. Фарида потянула еще – и вытянула медальон. Тоже золотой?.. Луна высветила его – круглый, желтый, с темными рельефом, неровный. Старинный?.. древний… да, это старая вещь, быть может, даже очень старая… Фарида, дрожа, не обращая вниманья на крики и хныканья мальчика, что хватал и тащил ее за юбку, осторожно сняла с шеи у мертвой девушки золотую цепочку с медальоном. Пальцы сами нашли застежку. Пальцы сами открыли. Крышка откинулась на удивленье легко. Фарида заглянула внутрь. Ну да, конечно, фотография. Девка носила на груди фотографийку мужика, хахаля. А может, это ее брат, Фарида, не кощунствуй; а может, это умерший муж… Ты не знаешь ее судьбы. Несчастная. Аллах да смилостивится над ее душой. И над твоей тоже, Фарида, разве можно снимать с мертвых то, что им принадлежит по праву?!..

Она стояла под фонарем, около распростертого на асфальте в пыли тела, глядела на лицо мужчины в старом медальоне. Длинные черные волосы, висящие по плечам, неряшливая бородка в стиле «гарлем», постриженная ножницами нарочито небрежно. Какой мрачный, наглый взгляд. Вот ленивец, это уж точно. И свою девушку измучил. У него вид сутенера. Зачем мужику длинные волосы, это бабе пристало.

Лунный призрачный свет заливал мертвую и двух живых. На запястье девушки Фарида заметила красноватый след от тугого браслета – видно, кто-то уже стащил украшенье, может быть, сами убийцы. Фарида сжала в кулаке медальон. Портрет она выбросит, а золото наденет. Поносит немного, красиво смотриттся золото на черном наряде, потом продаст. И у них с Фаттахом будут снова динары. И мальчик снова будет есть коровье масло и хорошее мясо. Прощай, бедняжка. Не повезло тебе. А платье – жалко. Снимет все равно кто-нибудь. Хоронить тебя будут голую, простыней прикроют. Уж больно соблазнительно блестит драгоценная золотая парча.

Фарида повернулась и пошла по мостовой, волоча за собой хнычащего мальчонку. Медальон холодил ее сжатый кулак.

… … …

Светлана, стоя под падающими отвесно струями сооруженного Серегой из старой садовой лейки душа, – Ковалев придумал душ, чтобы можно было наскоро ополоснуться прямо во время работы в раскопе, не ждать вечера, чтобы бежать на море, и не томиться, – поднимая к безоблачному, раскаленно-сиреневому небу руки – ни облачка!.. хоть бы дождевая тучка набежала, о грозе уже и не мечталось!.. – думала о Жермоне. Она подумала вдруг, голая, поворачиваясь под теплыми солеными струями, льющимися из дырявого чана – Серега натаскал в «душ» морской воды, – что Жермон – убийца. Что это он – убил.

Она выскочила из деревянной кабинки, растерлась полотенцем, промокнула мокрый купальник. На лавочке около душевого закутка лежал венок из виноградных листьев и гроздь первого, еще кислого, винограда. Кто?.. Роман?.. Ежик?..

Тот, о ком она только что подумала, взял да вышел из-за куста тамариска. Вразвалочку подошел к Светлане.

– Та-ак, недотрога, – просвистел он сквозь зубы, – та-ак, птичка певчая. Меня, значит, ногой в пах, а под начальничка легла. Знает крошка дело туго. Знает кошка, чье мясо жрет. Да только со мной, кошечка зеленоглазая, ты ела бы совсем другое мясцо. Повкуснее.

Светлана возмущенно, яростно натягивала на себя джинсы, прямо на мокрые трусы. Влезала в выцветшую майку, на груди которой было размашисто написано: «SELENA». Кинула на Жермона острый, отталкивающий взгляд.

– Мне не нужна твоя пища, Гурий. Я ее не прожую. Жуй ее сам. Пусти. Я пойду работать дальше.

– Хочешь теперь царскую корону отрыть, кротиха?..

– Не оскорбляй меня. Отойди.

– Ты меня давно уже оскорбила, и я тебя не виню.

– Спасибо за прощенье. – Она отжала мокрые косы. – Великодушный.

Жермон сделал шаг к ней. Его глаза резанули по ней. У нее было ощущенье, что ей взглядом перерезали горло. Как Андрону – ножом.

Она отшатнулась. Если это он убил?!

Зачем он здесь торчит, он, теневой политик, подгребший под себя банки, счета, партии, журналистов, рекламу, инвесторов и кого угодно, здесь, в выжженной степной Тамани, на раскопках греческого города, ах, ну да, он же спонсор, он же субсидирует Задорожного… Роман с ним повязан… Роман ему должен, он необходим Роману… не дай Бог ей сказать сейчас что-нибудь такое, отчего он отнимет у Романа все деньги, кинутые им на обеспечение экспедиции, и тогда…

Брось, Светлана. Гурий все равно навредит Роману. И тебе тоже. Он подкопает яму под вас обоих. Потому что он знает все про вас. И все знают все про вас. На маленьком высохшем пятачке земли разве скроешься.

– Гурий, – она облизнула растрескавшиеся темные губы, – можно я задам тебе один вопрос?..

Она спросила это так резко и жестко, по-мужски, не вкрадчиво, по-женски, не наивно, по-девичьи, что теперь отшагнул от нее он. Его черные маслянистые глаза обхватили ее лицо, по которому он скучал, ее грудь и бедра, по которым он томился, изругивая, костеря себя последними словами.

– Ну, спрашивай. От меня не убудет.

– Гурий, это ты убил ребят?

Жесткий голос, рубит его на куски. Просто казачка с шашкой наголо. Бедная девочка. Как ее тут здорово тряхануло. Не выдержала. А крепилась. Медсестра профи, как она хорошо держалась возле трупов. Сразу видно – к смертям приучена. Как она мертвого Андрона в мышцу накалывала, лошадиные дозы камфоры вводила. Думала – живой.

– А ты как думаешь, козочка?..

Он, скользкий и обтекаемый, привыкший насмешничать, скрывать, острить, – палец в рот не клади, оттяпает всю руку, – нагло и изящно ушел от ее прямого, жестокого вопроса. Растопырь карман шире, девчонка. Так тебе убийца и скажет, что это он убил. «Да, это я убил, вяжите меня!..»

– Я никак не думаю.

Она повернулась и пошла прочь, перекинув полотенце через плечо. Он не дал ей уйти так просто. Схватился за край полотенца. Рванул к себе. Она чуть не упала назад, затылком на камни.

– Ты идиот, Гурий! – Она вырывала полотенце у него из рук, он не отпускал. Она тянула к себе – он подходил, вися на полотенце, как на аркане. Она подтащила его к себе, задыхаясь, испепеляя взглядом. – Что ты от меня хочешь! Гуляй! Не приставай ко мне!