Штамм Закат - Чак Хоган

— Ты явно хочешь перейти на личности, Эфраим, между тем как вовсе не я был причиной всего этого. Обвиняй бо­лезнь, а не врача. В каком-то смысле я потрясен не меньше твоего. Но я реалист, и некоторые вещи не могут исчез­нуть только потому, что мы этого хотим. Я сделал то, что сделал, по одной простой причине: у меня не было другого выбора.

— Выбор есть всегда, Эверетт. Всегда. Блядь, я это знаю наверняка! А ты... ты трус, предатель и, что еще хуже, за­конченный мудак!

— Ты проиграешь этот бой, Эфраим. В сущности, если я не ошибаюсь, ты уже проиграл.

— Посмотрим, — сказал Эф. Он уже проехал полгоро­да. — Мы оба посмотрим, ты и я. Будем смотреть вместе.

«Сотбис»

Аукционный дом «Сотбис», основанный в 1744 году, вы­ставлял на торги произведения искусства, бриллианты и не­движимость в сорока странах. Его главные демонстрацион­ные залы находились в Лондоне, Гонконге, Париже, Москве и Нью-Йорке. Нью-йоркский «Сотбис», занимающий часть Йорк-авеню между 71-й и 72-й улицами, располагался всего в одном квартале от шоссе Франклина Делано Рузвельта и Ист-Ривер. Это было сплошь застекленное по фасаду зда­ние, на десяти этажах которого разместились офисы спе­циалистов, галереи и аукционные залы — иные из послед­них обычно были открыты для широкой публики.

Впрочем, на сегодняшний день это правило не распро­странялось. Наряды частных охранников в масках-респираторах были выставлены снаружи здания, вдоль тротуара, и внутри — за вращающимися дверями. Верхний Ист-Сайд старался сохранять хоть какое-то подобие ци-вильности, притом что многие районы города вокруг уже погрузились в хаос.

Сетракян выразил желание зарегистрироваться в каче­стве официального участника предстоящих торгов. Им с Фе­том выдали маски, после чего разрешили пройти внутрь.

Передний вестибюль здания представлял собой высо­ченный зал, простирающийся едва ли не до самой крыши: десять ярусов балконов, огражденных перилами. Сетракя-ну и Фету был придан сопровождающий, вместе с которым они поднялись по эскалаторам на пятый этаж в офис пред­ставителя «Сотбис».

Как только они вошли, представитель — а точнее, пред­ставительница — сразу надела бумажную маску. Она даже не подумала выйти из-за своего стола. Рукопожатия давно уже считались вопиющим нарушением санитарии. Сетракян вновь изложил свое намерение, представительница кивну­ла и выложила на стол стопку бланков.

— Вы должны указать имя и номер вашего брокера, — ска­зала она. — И будьте так добры перечислить все ваши счета ценных бумаг. В доказательство вашего намерения участво­вать в торгах вы должны авторизовать перевод денежных средств на сумму в один миллион долларов — это стандарт­ный размер депозита для аукциона такого уровня.

Крутя в своих изувеченных пальцах шариковую ручку, Сетракян коротко взглянул на Фета.

— Боюсь, в настоящий момент я только выбираю своего брокера. Однако я и сам обладаю некоторым количеством весьма интересных предметов антиквариата. Я был бы счастлив выставить их в качестве залога.

— Мне очень жаль. — Представительница забрала у Се­тракяна бланки и принялась раскладывать их по ящикам стола.

— Могу ли я... — начал Сетракян, возвращая представи­тельнице шариковую ручку, однако передумал и сказал по-другому: — Что бы я действительно хотел сделать, прежде чем принять окончательное решение, так это посмотреть предметы, указанные в каталоге.

— Боюсь, это привилегия, которая предоставляется только зарегистрированным участникам торгов. Как вам, наверное, известно, меры безопасности у нас очень и очень строгие, причем именно из-за того, что некоторые пред­меты, выставленные на аукцион...

— «Окцидо Люмен». Представительница шумно сглотнула.

— Совершенно верно. Этот предмет... Уж коль скоро вы так осведомлены, вокруг этого предмета много мистики... И, естественно, если учесть положение дел здесь, на Ман-хэттене... а также тот факт, что за последние два столетия ни один аукционный дом не преуспел в выставлении «Лю­мена» на торги... Словом, человеку не обязательно быть особо суеверным, чтобы связать эти два обстоятельства между собой.

— Я уверен, что здесь также присутствует сильный фи­нансовый компонент. Зачем тогда вообще затевать этот аукцион? «Сотбис» явно полагает, что комиссия от прода­жи «Окцидо Люмен» перевешивает риски, связанные с вы­ставлением этого предмета на торги.

— Я воздержусь от комментариев по поводу наших ком­мерческих дел.

— Ну пожалуйста. — Сетракян мягко положил ладонь на край стола, словно то была рука самой представительни­цы. — Неужели это невозможно? Неужели нельзя сделать так, чтобы один очень старый человек просто взял и по­смотрел?..

Глаза представительницы смотрели поверх маски все так же непреклонно.

— Нет, нельзя.

Сетракян снова взглянул на Фета. Специалист по борь­бе с паразитами поднялся во весь рост, стянул маску с лица и предъявил сидевшей за столом женщине значок муници­пального служащего.

— Терпеть не могу прибегать к таким мерам, однако я должен немедленно видеть коменданта здания. Челове­ка, отвечающего за данную городскую собственность.

При виде коменданта здания, вошедшего в кабинет вме­сте с Фетом и Сетракяном, директор Североамериканско­го отделения «Сотбис» поднялся из-за стола.

— Что тут у нас происходит? — спросил комендант. Ма­ска на его лице колыхнулась от энергичного движения воз­духа. — Этот джентльмен утверждает, что мы должны очи­стить здание.

— Очистить... Что?!

— Он обладает полномочиями закрыть здание на семь­десят два часа, пока городские службы не произведут здесь полную инспекцию.

— Семьдесят два... А как же тогда аукцион?

— Отменяется, — объявил Фет и пожал плечами для уси­ления эффекта. — Если только...

Черты лица директора словно бы разгладились под ма­ской — до него вдруг дошел смысл сказанного.

— Город вокруг разваливается на глазах, и вдруг вам при­ходит в голову именно сейчас, сегодня явиться сюда за взяткой?

—Я пришел вовсе не за взяткой, — сказал Фет. — По правде говоря, — и вы, вероятно, могли догадаться об этом по моему виду — я некто вроде страстного любителя искусства.

Разрешение на частичный доступ к «Окцидо Люмен» было получено. Осмотр состоялся в специальной выгород­ке со стеклянными стенами, которая сама по себе размеща­лась в большом безоконном демонстрационном зале на девятом этаже, куда вели двойные двери, запираемые на ключ. Книга хранилась в пуленепробиваемом контейнере. Его отомкнули, и «Окцидо Люмен» была наконец извлече­на на свет. Фет с интересом наблюдал, как Сетракян гото­вится к обследованию фолианта, который он столь долго искал. Скрюченные руки профессора были облачены в бе­лые хлопчатобумажные перчатки.

Старинную книгу бережно положили на пюпитр из бе­лого дуба, отделанный затейливой резьбой. Размерами она была 30,5 на 20,3 на 4,6 сантиметра. 489 сшитых листов. Текст рукописный, выполнен на пергаменте. Двадцать страниц украшены цветными рисунками. Переплет кожа­ный. На передней и задней крышках, а также на корешке пластины из чистого серебра. Все обрезы опять-таки по­серебренные.

Только теперь Фет понял, почему Древним так и не уда­лось завладеть «Люменом». И почему Владыка до сих пор не явился и не забрал книгу силой — именно здесь и сейчас.

Серебряная оболочка. Эта книга была в буквальном смысле вампирам не по рукам.

Над пюпитром с двух сторон возвышались видеокаме­ры, укрепленные на изогнутых стебельках, — они брали картинку раскрытой книги и транслировали ее на большие вертикальные плазменные экраны перед Фетом и Сетра-кяном. На изукрашенной странице в начале сборного ли­ста было детальное изображение фигуры с шестью отрост­ками, оттиснутое фольгой из чистого, сверкающего сере­бра. Стиль и тонкая каллиграфия текста, окружающего фигуру, говорили об очень дальнем прошлом, словно бы неся весть из совсем иного мира.

Василий был заворожен тем благоговением, с каким Се­тракян разглядывал «Люмен». Книга была сделана очень искусно, и это произвело на Фета сильное впечатление, но что касается иллюстраций, он лишь терялся в догадках: Василий не имел ни малейшего понятия о том, что пред­ставало его взору. Он ждал какого-то озарения и хотел, что­бы старый профессор помог ему в этом. Василий ясно ви­дел только одно: очевидное сходство между иллюстрация­ми в «Люмене» и теми знаками, которые они с Эфом обна­ружили в подземелье. Даже тройной символ полумесяца — и тот присутствовал в книге.

Сейчас Сетракян с особой сосредоточенностью разгля­дывал один конкретный разворот книги: на левой страни­це был только текст, на правой — роскошная цветная иллю­страция. То, что это произведение искусства, Василий по­нимал, но, помимо явной художественности рисунка, он не видел там ничего, что могло бы поразить воображение старика — да еще с такой силой, что на глазах у Сетракяна выступили слезы.