Ночь пяти стихий - Илья Стальнов

– А что говорят горожане?

– Большая часть горожан и часть солдат приветствуют тебя с радостью, правитель Островов и нашего города! Они не хотят власти наместника. Не хотят власти Императора.

– Они не хотят ничьей власти, – кивнул Бешеный.

– Часть народа даже согласна принять ваших богов, если это понадобится для установления справедливого правления.

– Нас призывают с нашими богами. Забавно… Я подумаю, – старейшина кивнул своим телохранителям. – Уведите его.

Те невежливо потащили прочь человечка, в них не было и оттенка уважения к новому союзнику.

– Как тебе нравится. Пар? – невесело хмыкнул Бешеный. – Они готовы отдать свой город и свою веру, лишь бы разжиться за счет соседа.

– У них вообще в жилах не кровь. Стыдно разбавлять ею вино удачи.

– Мне не хочется править такими ничтожествами, – задумчиво произнес Бешеный.

– А кто тебя просит ими править? – вкрадчиво произнес Одноухий.

Старейшина удивленно посмотрел на него, а потом обрадованно расхохотался и хлопнул своего помощника по мощному плечу.

– А верно. Зачем мне править ими?

– Они недостойны тебя, – вздохнул Одноухий.

– А они вообще достойны жить?..

Десять лет назад Бешеный стал вождем своего народа. Пять лет назад добился особого положения своих земель в Империи, резкого снижения податей. Постепенно матийцы Вообще перестали платить подати Императору. Наоборот, сами обложили Атлантиду своеобразным налогом. Вернулись к своему любимому занятию – пиратству. Положение островов было таково, что обойти их по дороге в западные провинции было практически невозможно. Так что занятие приносило неплохой доход.

Бешеный несколько лет играл в игру с Империей. Тянулись к нему послы с перечнем претензий, в ответ он наотрез отказывался признавать факты «организованного» пиратства и даже выдавал на блюдах головы «выродков», как он называл их, которые хотят вбить кол в добрые отношения островов и Империи. Вот только головы, как правило, принадлежали тем, кто тяготился правлением Бешеного. Эти заверения были неотделимы от звона золота.

Продажность послов до глубины души поразила Бешеного. В конце концов многие приближенные Императора Атлантиды просто стали получать свою долю с морских разбоев. Но Бешеный не был бы прозван Бешеным, если бы остановился на этом. Под разглагольствования о притеснениях матийцев в Империи он начал захватывать прибрежные районы, города. И опять прибывали послы от Императора, и опять сыпались монеты, и опять затягивались переговоры, пока само собой разумеющимся не становилось, что очередной город принадлежит теперь вовсе не Империи, а якобы ее части – Матийским островам. «Плебс не хочет войны. Он нас не поймет», – твердил Император, отказываясь в очередной раз посылать армию на усмирение.

Бешеный наглел все больше. И однажды его рот разинулся так широко, что готов был проглотить Венцин. Шпионы его спровоцировали погромы в кварталах матийцев, живущих в Венцине. И для их спасения армия Бешеного пришла под стены города. Сейчас Бешеный нервничал. Он понимал, что кусок слишком большой и на этот раз все это может не сойти с рук. Каждый день он до боли в глазах всматривался в океанскую гладь, боясь увидеть там паруса флота Атлантов. И не видел их. Значит, не зря надеялся он на нерешительность Императора. Нужно взять побыстрее город. А потом все потонет в очередных дипломатических разбирательствах, золото в который раз сделает свое дело.

Да, прошли те времена, когда Империя заботилась о своих подданных, когда непобедимые легионы атлантов растекались по Матийским островам и учиняли там разгром, призывали к ответу пиратов – одних прибивали к воротам их домов, других угоняли в рабство. Раньше матийцы боялись Атлантиду. Сотни лет у них и в мыслях не было вступить с ней в открытую борьбу. Бешеный иногда задумывался, что и сегодня легионы атлантов могли бы без труда покорить и его, и его подданных, и тогда он на брюхе приполз бы к трону, принес бы дань и пообещал бы впредь исполнять указы и законы и не тиранить торговцев, униженно услаждал бы уши Императора самой сладкой лестью и боялся бы грозного взора, поскольку настоящие правители не падки на лесть. Но нет теперь в Атлантиде Императора. Есть жалкий и властолюбивый кровавый червяк, способный перешагнуть через трупы подданных на пути к власти и не способный хоть что-то сделать, получив эту власть. Есть плебс, забывший о былом величии и не годный ни на что, кроме как наслаждаться пошлыми и кровавыми зрелищами и ненавидеть друг друга. Бешеный смутно догадывался, что мир атлантов исчерпал себя. Не будет больше ни взлетов духа, ни сильных властителей – ничего. Вот только не способен был завершить, додумать эту мысль, понять, что не будет вскоре и самого Бешеного с его кровавыми дикими соплеменниками. Кончается не только Империя. Кончается здесь все.

– Надо соглашаться на его предложение, Вацвлас, – сказал Одноухий.

– Да. Иначе нам не пройти через ворота, – согласился Бешеный.

– А между тем Император может очнуться и направить войско.

– Зови эту вонючую обезьяну…

На следующий день с башен Венцина посыпались трупы. Это были трупы самых стойких защитников города, наместника и членов его семьи. Большая часть гарнизона перешла на сторону восставших. Воины не отличались ни сноровкой, ни боевым духом, им вовсе не хотелось умирать за свое ничтожное жалованье. Они ненавидели наместника и офицеров – это был обычный плебс, только вооруженный щитами и пиками. И он с готовностью пошел на предательство.

Ворота медленно распахнулись, и воины матийцы неторопливо вступили в город. Часть жителей и воинов сопротивлялась, некоторые призывали оказать отпор, но плебс не стал даже дожидаться матийцёв и с готовностью начал уничтожать своих соплеменников.

Держа руку на рукояти меча, гордо выпрямившись, Бешеный, не смотря по сторонам, шествовал по главной улице сопровождаемый своим войском; По мостовой шуршали кожаные сандалии тысяч и тысяч матийцев, процессия растянулась на много кварталов и не собиралась кончаться. Пахнущие терпким потом, закутанные в дубленые шкуры, поверх которых были крепкие стальные латы, с копьями, мечами и арбалетами матийцы шли молча. Они выполняли приказ старейшины быть лояльными. И они сдерживали себя, зная, что это ненадолго. Что главное впереди.

Народ униженно кланялся и улыбался. У многих в глазах был страх, но по толпе шел шепот: «Они обещали не делать ничего плохого. Они такие же люди. Бешеный не хуже этого безмозглого Императора. Нам-то что, мы простой народ, знай торгуй да ремесленничай, нам власть без разницы». Многие заискивающе улыбались, мечтая, чтобы эту улыбку поймал кто-то из завоевателей, как знак «я ваш, я готов согнуться, я признаю вас». Некоторые же ликующе кричали, приветствовали сперва фальшиво радостными, но постепенно становящимися искренне ликующими возгласами армию матийцёв. Некогда гордые венциане готовы были лизать сапоги пришельцам.

Старейшина вышел на площадь перед огромным, похожим на причудливую скалу дворцом наместника. Поднялся на мраморное возвышение, которое тут же окружили закованные в сталь, с тяжелыми щитами пехотинцы.

Из толпы вышло четверо одетых в богатые праздничные одежды из дорогой материи горожан. Среди них был и гонец, предложивший сдать город. В руках у него был камень с загадочными надписями. У каждого города был такой камень, как его символ. Его защищали от врагов, но, когда сдавали город, преподносили завоевателю в знак покорности и непротивления. Первый раз в истории этот камень преподносили матийцу. Еще двадцать лет назад такое невозможно было представить и в самых страшных кошмарах. Но в эпоху, когда ветер рушит дворцы из песка, очень быстро потаенные кошмары становятся бесстыдной, невероятной реальностью. Матийцы теперь владели бриллиантом Империи – Венцином.

Гонец неторопливо, с достоинствам поднялся по мраморным ступеням – солдаты, повинуясь окрику властителя, пропустили его. Он упал на колени и протянул Бешеному камень города, произнес громко:

– Прими и владей камнем. А значит, и Венцином! И помни об обещании.

– Ты помнишь об обещании? – повернулся Бешеный к Одноухому.

– Об обещании? Кому? Этому тщедушному коту? – Пар поддержал игру старейшины. – Не помню.

– Я тоже, – старейшина захохотал, глядя, как цвет кожи гонца становится похож на цвет белых одеяний жреца Зесвана, которого только что убили на алтаре.

– Прочь, – крикнул Одноухий, но старейшина поднял руку.

– Ах нет. Я помню об обещании. Мы обещали ему плату. И его друзьям тоже.

– Да, повелитель, – кивнул немного успокоившийся гонец. – И мы клянемся служить тебе.

– Да, я помню. Участие в управлении городом. Четверть имущества. За это они придут под мою власть.

– Точно так, повелитель.

– А нужна ли мне власть над грязными трусами?