Фантастика 2009: Выпуск 2. Змеи Хроноса - Сборник

С чего вдруг Соня начала заботиться о моем кошельке? На этот незаданный вопрос она, впрочем, ответила сразу:

– Миша сейчас в Москве, третью уже неделю, по делам фирмы.

Понятно. Соня права: звонить на мобильный по международному тарифу могут позволить себе лишь директора крупных компаний, а не мы, простые научные сотрудники.

– Понятно, – сказал я. – Скоро ли он вернется?

– Думаю, – с не очень понятным кокетством в голосе сказала Соня. – Миша вернется домой к праздникам.

Наверно, все-таки не к ноябрьским. Ближайшим праздником был Шавуот, видимо, его Соня и имела в виду. Значит, через две недели. В любом случае ясно одно: вчера вечером Миши не было не только в Иерусалиме, но и вообще в Израиле, алиби у него самое железное из возможных, и следовательно…

Ничего из этого не следовало, конечно. И поговорить с Мишей мне все равно нужно было обязательно – точно понять, что конкретно произошло между ним и Аликом три года назад, и к чему это могло привести в том случае, если… или, вернее, когда осуществился иной, не произведенный ими в нашей действительности, выбор.

– В Москве у него есть обычный телефон или только мобильный? – спросил я. Еще одна мысль пришла мне в голову, и я задал следующий вопрос: – Может, у него есть ай-си-кью?

– Аська? – оживилась Соня. – Конечно. Мы с Мишей каждый вечер по аське беседуем.

– И номер у него…

Даже не спросив, зачем, мне, собственно, это надо, Соня наизусть назвала восемь цифр, которые я сразу отбил на клавиатуре.

– Спасибо, – сказал я. – Вы мне очень помогли.

И тут Соня произнесла фразу, которая мгновенно изменила мое отношение к умственным способностям этой женщины.

– Вы Матвей Кагарлицкий, верно? Друг Алекса Гринберга. И Миша вам понадобился потому, что друга вашего вчера вечером убили. Я права?

– Откуда… – пробормотал я, – откуда вы знаете, что Алик…

– Откуда… Дайте подумать. Да, мне сказала Регина в русском магазине.

– Господи! – воскликнул я. – Она-то откуда знает?

Этот вопрос Соня оставила без ответа.

– Я бы не хотела, – сказала она, помолчав, – чтобы Мишу беспокоили в Москве из-за той старой истории. Он и так нервничает. Может, я могу вам помочь? Хотя и не представляю, какое отношение…

Неужели Миша все рассказал своей новой жене? Он, конечно, способен был на странные поступки, я даже мог предположить, что Миша при определенных обстоятельствах (которые мне и надлежало спрогнозировать) способен на убийство. Но рассказать жене… Зачем? Тем не менее он это, похоже, сделал, и я сказал:

– Извините, Софья… э-э…

– Соня, – сказала она.

– Извините, Соня, мне действительно нужно кое о чем поговорить с Мишей, и я не уверен, что вы можете помочь, хотя…

– Хотя не уверены и в обратном, – закончила она. – Спрашивайте, а я уж сама решу, знаю ли ответ.

– По телефону? – вырвалось у меня.

– Можно и не по телефону. Я сейчас дома, у сына сильная простуда, так что если у вас есть время…

– Буду через полчаса, – сказал я.

* * *

Я опоздал на двадцать минут, потратив их на то, чтобы обзвонить остальных подозреваемых из моего списка и выяснить, что:

Олег Дмитриевич третьи сутки лежит под капельницей в больнице «Бейлинсон», потому что у него неожиданно открылась язва, и хирурги обсуждают возможность операции.

Шауль Бардана находится на совещании в правлении Электрической компании, ему передадут, что я звонил, и он со мной сразу свяжется, как только у него появится для этого время.

И наконец, Инга сама взяла трубку, меня узнала по голосу и сухо сказала, что говорить со мной не желает, удивляется моему звонку, но если мне это действительно необходимо, то готова встретиться со мной в час дня в кофейне «Апропо» на углу улиц Рамбам и Аза.

Странный народ – женщины. Говорить не желает, но встретиться совсем не против. Ну и ладно. Я пометил в списке время и место, после чего посмотрел на часы, понял, что опаздываю на встречу с другой женщиной, и спустился к машине. Сев за руль, позвонил Гале на работу, мне обязательно нужно было услышать ее голос, я должен был знать, что с женой все в порядке, полиция к ней не являлась – не хватало только, чтобы сослуживцы узнали, что ее допрашивают в связи с убийством.

– Все нормально, – сказала Галя, – а я хотела уже тебе звонить.

– У меня тоже… – сказал я, замяв слово «в порядке». Порядка у меня никакого не было даже в мыслях. – Я занимаюсь кое-какими делами.

– Тебя не…

– Нет, Учитель поговорил со мной и решил, что пока этого достаточно.

– Что он…

– Он, понятно, думает, что это сделал кто-то из нас или мы все вместе.

– Тогда он…

– Никого он задержать не может, улик у него нет, даже косвенных. А я пока провожу собственное расследование.

– Ты? Собственное…

– Эвереттическое, – сказал я, надеясь, что таким образом объяснил Гале, что собираюсь делать в ближайшие часы. Галя прекрасно знала о наших с Аликом давних проблемах, о моей научной работе в университете тоже имела вполне приличное представление, относилась ко всему, надо сказать, со здоровым скептицизмом, но поскольку скептицизм ее был именно здоровым, я время от времени с удовольствием рассказывал ей о новых достижениях и о том, как эти достижения позволяют объяснять то, что никаким другим образом объяснению не поддается, если, конечно, не ударяться в мистику, которую мы оба не признавали.

– Ах вот что…

– Да, – твердо сказал я. – Это было именно то, о чем ты подумала. Мне надо кое с кем поговорить, я тебе позвоню, когда освобожусь. А ты мне звони сразу, если вдруг Учитель проявит к тебе нездоровый интерес.

– А если – здоровый? – попробовала пошутить Галя.

– У мужчины не может быть здорового интереса к замужней женщине, – отрезал я. – Все. Я поехал.

* * *

Я не видел Мишину жену года… да, пожалуй, года два с половиной или чуть больше, да и тогда мы почти не разговаривали, так что о характере Софьи… Сони я имел очень отдаленное впечатление. Возможно, мы встречались на улице – на Кинг Джордж или Бен-Иегуде можно встретить кого угодно, даже президента России, – но все равно Соню я бы не узнал, потому что она мне запомнилась высокой, с удлиненным лицом и пышными светлыми волосами, а дверь открыла женщина, едва достававшая мне до плеча, волосы у нее были темными, гладко уложенными, и только лицо осталось чуть удлиненным.

Она тоже меня, кажется, не узнала, но виду не подала и, посторонившись, пригласила пройти в гостиную.

– Садитесь в то кресло. – Соня показала на одно из трех, ближе к окну. Кресла были одинаковыми: первое стояло на свету, второе – в самом темном углу комнаты, между книжными полками, на которых стояли не книги, а фарфоровые статуэтки великих людей от бородатого Гомера до лысого Горбачева. Третье кресло громоздилось посреди комнаты перед телевизором – скорее всего это было любимое место Миши, он и у себя дома предпочитал находиться в центре внимания.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});