Тайны русской дипломатии - Борис Сопельняк

На рассвете бомбежки стихли, видимо, нужно было заправить самолеты и подвесить новые бомбы. Но вот из-за фашистского воронья небо снова стало черным. Завыли сирены, и люди помчались в переделанные под бомбоубежища подвалы, которые зачастую превращались в братские могилы.

И вдруг — я глазам не поверил, люди остановились и, задрав головы, устремили глаза в небо. Когда я посмотрел вверх, то чуть не зааплодировал: откуда-то сверху на обнаглевшие от безнаказанности “юнкерсы” навалилось два десятка “курносых”. Они врезались в сомкнутый строй бомбардировщиков, пять тут же подожгли, а остальные заметались, не понимая, что за истребители их атакуют.

А мадридцы с нескрываемым восторгом наблюдали за акробатическими фигурами высшего пилотажа, за боевыми разворотами и, как в неистовую мелодию фламенко, вслушивались в гул и стрекот пулеметных очередей. Десять “юнкерсов” загнали тогда истребители в землю!

Но вот на одного из “курносых” навалилась целая стая “хейнкелей”. Судя по всему, у пилота “чатоса” закончились патроны — его пулемет молчал. Он сделал боевой разворот и попытался пойти на таран, но ему хвост зашел один из фашистских истребителей и срезал храброго “чатоса”.

Толпа ахнула! Но как же она взорвалась от радости, когда раскрылся парашют, и летчик приземлился прямо на бульваре. Его тут же подхватили на руки и понесли к автомобилю. А еще не остывший от боя Пабло Паланкар — так звали героя, смущенно улыбаясь, говорил, что не сделал ничего особенного, что ему очень жаль своего сожженного самолета и что впредь он будет сражаться так, чтобы за сбитые фашистские самолеты не надо было платить республиканскими.

Об этом подвиге написал не только я, но и все мадридские газеты. Паланкара объявили национальным героем, с ним хотели встретиться активисты и особенно активистки общественных организаций, но найти его так и не смогли. И это немудрено, так как никакого Пабло Паланкара не существовало, а был молодой советский летчик Павел Рычагов».

— Ну, что скажете? — отбирая книгу, поинтересовался следователь.

— Скажу, что об этой публикации ничего не знал, а то бы кое-что попросил исправить. Воздушный бой он описал неправильно. Мы не врезались в сомкнутый строй бомбардировщиков, это было глупо — обломали бы себе крылья. Мы поступили иначе: два звена обошли «юнкерсы» справа и слева, а третье навалилось сверху. А в остальном? В остальном все так и было, тут, как говорится, ни убавить, ни прибавить.

— И это очень плохо! — поднял указующий перст следователь. — Ведь вы же сами пять минут назад признали, что если тебя хвалит враг, то это значит, что ты ступил на скользкий путь, который может привести тебя в стан врагов. Вот и привел!

На этом первый допрос был окончен, и Рычагова отдали в руки заплечных дел мастеров. Если на первом допросе обвинение в антисоветской деятельности и измене Родине Рычагов отрицал, то через три дня заявил:

— Я решил рассказать следствию все о своих преступлениях.

— В чем же вы признаете себя виновным? — поинтересовался следователь.

— В том, что являлся участником антисоветской заговорщической организации, по заданию которой проводил вредительскую работу в ВВС.

Выбив у Рычагова эти признания, следствие не успокоилось и предъявило ему обвинение в терроризме и шпионской работе. Рычагов это категорически отрицал. И даже во время очной ставки со Смушкевичем, к которой обоих основательно подготовили, агентом иностранной разведки себя не признал.

Последний допрос Павла Рычагова состоялся 25 октября 1941 года. Он был коротким, но Рычагов успел сказать главное.

— Все мои показания — неправда. И то, что говорили обо мне другие, тоже неправда. Я — не шпион и не заговорщик.

Но ни этот допрос, ни последние слова Рычагова никакой роли уже не играли, ведь еще 17 октября было вынесено заключение по делу № 2930, в котором сказано, что следствие полагало бы, что Павла Васильевича Рычагова нужно расстрелять.

И его расстреляли. В деле есть справка, что приговор приведен в исполнение 28 октября 1941 года.

Итак, то, что не смогли сделать франкисты в Испании, японцы у Хасана и Халхин-Гола, финны под Ленинградом, успешно доделали доблестные советские чекисты. Недрогнувшей рукой они убили Григория Штерна и Павла Рычагова, прекрасных военачальников, которых так не хватало на фронтах Великой Отечественной.

Прошло тринадцать лет… В 1954-м Генеральный прокурор Союза ССР Руденко подписал постановление о прекращении дел по обвинению Штерна и Рычагова за отсутствием в их действиях состава преступления.

Фактически это означало их полную реабилитацию. Как правило, в делах отсутствуют материалы, на которые опирается прокуратура, прекращая те или иные дела, — и это естественно. Но на этот раз мне несказанно повезло, сохранились показания не только тех извергов, которые допрашивали и пытали Штерна и Рычагова, но и палачей, росчерком пера которых эти невинные люди были отправлены на тот свет.

Вот что говорится в документе, подписанном Романом Руденко:

«Основанием к аресту Рычагова послужили показания Смушкевича, Сакриера и Ванникова. Их показания были получены в результате применения незаконных методов следствия: избиений, истязаний и других пыток, что было установлено при расследовании дела по обвинению врага народа Берия и его сообщников.

В частности, Берия показал:

“Для меня несомненно, что в отношении Мерецкова, Ванникова и других применялись беспощадные избиения. Это была настоящая мясорубка, и таким путем вымогались клеветнические показания.

Нарком госбезопасности СССР Меркулов играл главную роль, и у меня нет сомнений, что он лично применял пытки к Мерецкову, Ванникову и к другим.

Мне вспоминается, что, говоря со мной о деле Мерецкова, Ванникова и других, Меркулов преподносил это с позиций достижений, что он раскрыл подпольное правительство, организованное чуть ли не Гитлером”».

Далее Руденко приводит слова Смушкевича о том, что он дал свои показания по малодушию и от них отказывается, что хочет внести поправки в протоколы допросов. Увы, но сделать это Смушкевич не успел, так как тоже был расстрелян 28 октября 1941 года в числе 25 других арестованных, которых вывезли в Куйбышев.

Стало ясно и другое: допросы в Куйбышеве не имели никакого значения, так как предписание о расстреле этой группы Берия дал еще 18 октября.

Что касается показаний Ванникова, то они полностью дезавуированы, так как он был освобожден и реабилитирован еще в 1941 году.

Осенью 1953-го, когда раскручивалось дело Берии, на допросы вызывали не только его сообщников, но и многочисленных свидетелей.

Вот что сообщил бывший следователь Болховитин, проходивший в качестве свидетеля: «В июне — июле 1941 года по поручению Влодзимирского я вел дело генерал-лейтенанта Рычагова. На допросах, которые я вел, виновным себя во вражеской деятельности он не признал и говорил лишь об отдельных непартийных поступках.

В июле была проведена очная ставка со Смушкевичем. В порядке “подготовки” Рычагова, заместитель начальника первого отдела Никитин зверски его избил. Я помню, что Рычагов тут же сказал, что теперь он не летчик, так как Никитин перебил ему барабанную перепонку уха.

Смушкевич, судя по его виду, тоже неоднократно избивался.

В результате всякого рода недостоверных показаний, полученных в результате пыток и избиений, а также самооговора Рычагов был без суда расстрелян».

Болховитину вторит другой свидетель, тоже бывший следователь Семенов:

«В 1941 году, когда Влодзимирский занимал кабинет № 742, а я находился в приемной, я был свидетелем избиений Влодзимирским арестованных Мерецкова, Локтионова, Рычагова и других. Избиение носило зверский характер. Арестованные, избиваемые резиновой дубинкой, плакали, стонали и теряли сознание. В избиении Штерна участвовали еще Меркулов и Кобулов. Арестованный Штерн был так сильно избит, что его отливали водой».

Припертый этими показаниями к стене, раскололся и Влодзимирский:

«В моем кабинете действительно применялись меры физического воздействия к Мерецкову, Рычагову и Локтионову. Применялись они и к Штерну. Арестованных били резиновой палкой, и при этом они, естественно, охали и стонали.

Я помню, как один раз сильно избили Рычагова, но он не дал никаких показаний, несмотря на избиение».

Судьба этих изуверов с Лубянки хорошо известна, каждый из них получил свою, чекистскую, пулю. Вот уж поистине восторжествовала библейская заповедь: не поступай с людьми так, как не хочешь, чтобы поступали с тобой. 

КОНСТАНТИН УМАНСКИЙ

Потом настал черед Константина Александровича Уманского. Как водится, чуть ли не с лупой начали изучать его биографию. Образование — высшее, окончил Московский университет и Институт красной профессуры, в партии с 1919 года, по отзывам коллег — хороший журналист и прекрасный искусствовед, много лет работал в ТАСС, в том числе собкором в Вене, Риме и Париже. С 1931-го — в Наркомате иностранных дел. Должность заведующего отделом печати позволяла в открытую общаться с иностранными журналистами, а среди них множество профессиональных разведчиков, так что информацию о заговорщических планах дипломатов можно было передавать без какой-либо опаски. Но к этому времени Уманский был далеко, еще в 1939-м его назначили советским послом в США. Ничего, для НКВД это не проблема, надо придумать благоприятный повод, скажем в связи с повышением, и отозвать в Москву.