Джагала - Стивен Браст

– Работаете на земле?

Он кивнул.

– Сейчас – на графа.

На том можно было бы и закончить, но мне отчаяно хотелось поговорить хоть о чем-нибудь.

– Сейчас?

– Ну, сколько я на свете живу.

– А до того?

– Конечно, на старого барона. – Он понизил голос. – Он был злодей. Купался в крови юных девственниц.

Тон абсолютно серьезный.

– Ну, – проговорил я, – такое занятие, конечно же, должно именовать злом, но я как-то сомневаюсь, что это доставляло ему удовольствие.

Кажется, мое замечание поставило Михея в тупик.

– А что с ним стало? – спросил я.

– Была великая битва между бароном и графом, и в конце концов граф загнал барона в преисподнюю.

– Слушай, а где она, эта преисподняя? Всегда было интересно.

Парень с подозрением посмотрел на меня, проверяя, не издеваюсь ли я. Так и было, но я натянул на физиономию маску вежливого интереса.

– Под землей, – наконец ответил Михей.

– Та еще была битва, должно быть.

Он уверенно кивнул, словно сам сражался там.

– Барон призвал демонов и дьяволов, и все светлые колдуны собрались вместе, чтобы одолеть их.

Я неопределенно хмыкнул. Интересно, тут хоть тень правды есть?

– Наверное, это было давно.

– О да. Во времена моего прапрадедушки.

Ну конечно же.

– Ясно. Наверное, тогда же и основали бумажную мельницу?

– Думаю, да, – кивнул он. – Граф ее построил. У меня там работают брат и дядя.

– В смысле, старый граф. Не тот, что сейчас.

– О, конечно же! Ему бы было хорошо за сто.

Я кивнул.

– Нынешний – его внук?

– По-моему, да, – нахмурился Михей.

Пожалуй, он не слишком следил за тем, как сменяются его владетели.

– Итак, была великая битва доброй магии и злой магии, и храбрый граф сразил мерзкого барона, и получил его достояние, и открыл бумажную мельницу, и с тех пор все живут счастливо.

– Э, ну где-то так.

Я уже лежал, но мой разум плотно занялся работой и не обращал внимания на состояние тела.

– А кто может знать подробности?

– Какие подробности, господин Мерс?

– Меня заинтересовала эта история. Я хотел бы узнать больше. Имена всех участников с обеих сторон, как протекало сражение, все такое. Может, напишу об этом книгу.

– Книгу? – пораженный, переспросил он. – Вы правда пишете книгу?

– Может, и напишу. Но для этого мне нужен кто-то, кто знает все подробности. Кто бы это мог быть?

– Отец Нойж.

– Ну да. Правильно. Отец Нойж. Не будешь так добр попросить отца Нойжа заглянуть ко мне, когда у него будет возможность?

– Конечно! – загорелся он. Кажется, парню понравилось быть причастным к созданию книги.

– Только не говори ему, зачем. Лучше я сам все объясню.

Михей радостно кивнул и умчался прочь, оставив меня наедине с собственными размышлениями. Впрочем, ненадолго; вернулся он взмыленный и сияющий.

– Он сказал, что вечером зайдет.

– Хорошо, – ответил я и понял, что говорю почти нормальным голосом, не прилагая особых усилий. Да, я поправлялся. Год-другой, и я снова смогу ходить.

Наверное, я больше не буду упоминать о том, как меня то и дело охватывали ярость, бессилие или разочарование. Они просто случались, периодически, раз за разом, в том или в ином порядке, короткими или долгими периодами. Все это ничего не значило. Когда надо сделать что-то, чувства значения не имеют – только действия.

– Михей, а почему для всего этого выбрали тебя?

– Выбрали для чего, господин Мерс?

– Заботиться обо мне. Почему тебя?

– О, не знаю. Я сильный, наверное, поэтому.

– Ты сильный, да.

– И думаю, нужно, чтобы я был еще и глупый.

– Глупый, – глупо повторил я.

– Ну, я сильный, так что они подумали, что я глупый.

– А. Понимаю. Да.

Он усмехнулся.

– Да-да, знаю. Вы тоже думаете, что я глупый. Ничего страшного, я не обижаюсь. – Парень вдруг нахмурился. – Может, потому что я не обижаюсь, меня и выбрали, если подумать.

Я не знал, что тут и сказать, поэтому не сказал ничего. Михей слегка поклонился.

– Позвоните, если я понадоблюсь, господин Мерс.

– Зови меня Влад.

Он ушел, а я смотрел в потолок, словно ожидая обнаружить там что-то интересное. Не удалось.

Лойош доложил, что пока докладывать не о чем.

Я поспал, потом поел хлеба с бульоном. На этот раз принесли и рюмочку бренди, чему я был несказанно рад.

В дверь постучали, я сказал «Войдите», и похоже, сделал это достаточно громко, потому что дверь отворилась, а за ней был отец Нойж. Он вошел, но когда увидел меня, улыбка его пропала.

– О, я не знал…

Не знаю, почему, но он напомнил мне Нойш-па. Я строго велел себе не доверяться этому чувству.

– Садитесь, – предложил я.

Он так и сделал, по-прежнему глядя мне в глаза. Всю гамму чувств, которые отражались на его лице, я распознать не мог, но выглядел он по меньшей мере смущенным. Значить это могло все что угодно.

Отец Нойж сложил руки на коленях.

– Чем я могу вам помочь, господин Мерс?

– Вы рассказываете, я слушаю.

– Рассказывать о…

– Об истории, отец Нойж. Не такой уж древней истории.

– История…

– О том, как граф и барон воевали за то, надлежит ли крестьянам работать на земле или на бумажной мельнице.

Брови его приподнялись.

– Кажется, вы сами уже немало об этом выяснили.

– Вы имеете в виду – больше, чем те, кто верят в байки о вызванных демонах, о завершающей битве добра и зла, и о баронах, которые купаются в крови девственниц?

– Ну да. – Он слегка улыбнулся. – В подобное вы не верите, верно?

– В девственниц так точно.

– Да, полагаю, это самая сомнительная часть.

– Так что же произошло на самом деле?

– Вы в основном уже обрисовали.

– Тогда опишите остальное, отец Нойж.

– Ну, демонов никто не вызывал.

– Это-то я подозревал.

– Все просто. Старый Саэкереш – дед нынешнего графа Саэкереша – открыл процесс производства бумаги, и хотел построить бумажную мельницу.

– Так, и что дальше?

– Процесс построен таким образом, что необходим крупный объем операций. Ему нужны были рабочие и лесорубы. Очень, очень много лесорубов. Мы их зовем «фаваготи».

– Ясно.

– И он переехал сюда, потому что…

– Погодите. Как переехал, откуда?

– Точно не знаю. Откуда-то с востока.

– Ясно.

– В общем, он переехал сюда, потому что здесь есть река и лес.

– Да. Впрочем, я удивляюсь, что лес еще остался.

– Старый Саэкереш разбирался в колдовстве и, как я понял, его очень беспокоил вопрос сохранения живой природы. Поэтому он велел сажать молодые деревья там, где вырубались старые.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});