Natura bestiarum. - Надежда Попова

— Это было в лесу, — снова вмешалась Амалия. — В глухом лесу — там не было людей, и Максимилиан никому не мог навредить. И он вернулся к утру.

— Это случалось еще не раз, — продолжил Хагнер, — пока мы разобрались, какие именно надо делать узлы, чтобы и в ином облике я оставался связанным.

— Но ты всегда возвращался.

— Я приходил в себя неподалеку от мест наших стоянок, — кивнул парнишка. — Быть может… нет, я не знаю, почему я не убегал вовсе. Но — да, и мы тоже это заметили, посему временами, когда не было подходящего помещения, где меня можно было бы содержать, не вызывая подозрений, я просто уходил в ближайший лес накануне вечером. Утром я всегда обнаруживал себя поблизости от опушки. И здесь, не имея возможности уйти или спрятаться, я просто спускался наружу через окно, зная, что поутру возвращусь обратно. Однако делать это приходилось заранее, не дожидаясь, пока обращение начнется, и притом в чем мать родила; потому я и заработал горячку… И был бы рад, если б этим все и окончилось.

— Так значит, в ту ночь, когда были убиты кони в стойлах — ты был снаружи? Как ты сумел отпереть ворота?

— Я не знаю, — отозвался Хагнер тяжело. — Ведь я ничего из своих ночных похождений не помню… и, быть может, слава Богу. До сих пор я думал, что смогу это преодолеть, что, соблюдая осторожность, можно будет свыкнуться и с такой жизнью. Когда были убиты лошади… мне было не по себе, но я попытался сам себя успокоить — «это всего лишь лошади». Но смерть человека — это то, с чем смириться я не могу. Я опасен, и это уже подтверждено, в этом нет сомнений. Я сделал это однажды… я этого не помню, но зверь во мне — помнит, а значит, я сделаю это снова. Если хищник хоть раз попробует человеческого мяса — это всем известно, он желает повторения. А когда-нибудь тварь возьмет верх, и я стану, как те, о ком рассказывал этот охотник. Не хочу. Вы наверняка мне не поверите, майстер Гессе, но я уже готов был заговорить с вами и сам, уже почти решился открыться и сознаться…

— Максимилиан!

— Сколько раз я мог бы убить и тебя? — оборвал Хагнер хмуро, и Амалия запнулась, неверяще замотав головой в отрицании. — Просто чудо, что этого не случилось до сих пор. И — да, я сегодня думал об этом. И потому… наверное, было какое-то даже облегчение, когда все решилось за меня.

— Мой помощник прав, — возразил Курт, — еще ничего не решилось.

— Я убил человека, — напомнил Хагнер сумрачно. — И я сам не человек. Что тут решать? Он был прав и еще в одном: я уже давно повзрослел, майстер Гессе, и вполне понимаю, что будет дальше.

— Да скажи же ему, наконец, — почти со злостью потребовал Бруно, и парнишка непонимающе нахмурился, переведя взгляд с одного на другого.

— Что сказать? — уточнил он растерянно; Курт вздохнул:

— И он снова прав… Дело не столь просто, как тебе представляется, Макс. Положим, вы оба не сошли с ума, и ты впрямь являешься столь необыкновенным созданием; убедиться в этом я смогу этой же ночью, ведь полнолуние еще не спало. Положим, и убитые кони, и тот несчастный — действительно твоих рук дело. Допустим также, что ты не намерен бежать и готов сдаться.

— Я уже сдался, майстер Гессе. И — нет, побега я не замышляю. Хватит бегать.

— В таком случае, — кивнул он, — это означает, что ты вручаешь себя Конгрегации. Однако ты напрасно изготовился к смерти; как уже было сказано, смягчающих обстоятельств в твоем случае намного больше, нежели аргументов вины, а это, Макс, может значить многое для тебя.

— Что именно? Сможете выбить мне заключение вместо казни? Будете содержать меня в клетке? И сколько лет — всю жизнь? Для чего? Ведь это не хворь, не вылечится.

— Максимилиан, — с отчаянной надеждой в голосе оборвала его мать, — постой, послушай, что он скажет. Не надо так.

— Знаю, почему ты так противишься самой мысли об иной развязке дела, — вздохнул Курт понимающе. — Сейчас ты уже смирился, как тебе кажется, с неизбежным; приятного в подобном будущем мало, но это хоть какая-то определенность, хоть какой-то способ закончить этот бесконечный побег от себя самого. Ты за эти несколько минут уже свыкся даже с такой перспективой. Ничто в жизни так не разбивает душу, как не оправдавшиеся надежды; а своими словами я даю тебе именно надежду, которую ты боишься принять. Боишься поверить мне, ибо, если я ошибся или солгал, если что-то пойдет не так, это тебя сломит. Можно с хладнокровием встретить смерть, когда готов к ней, но не когда уповаешь на жизнь.

— А если и так? — откликнулся Хагнер тихо. — Это что-то меняет?

— Тебе придется мне довериться, Макс, — настойчиво произнес Курт. — И решить, чего ты хочешь в жизни.

— Хочу, чтобы это кончилось, майстер инквизитор.

— Нет, не хочешь, — возразил он и повысил голос, предваряя возмущение: — Ты хочешь спокойствия — в первую очередь душевного, хочешь быть в этой жизни кем-то; не малопонятным себе самому существом, а кем-то, кто знает, для чего живет и кто он такой. Хочешь определенности. Разумеется, смертная казнь — штука определенней некуда, однако ведь умирать не хочется не только в двенадцать лет. Жить охота всегда, и чем старше мы, тем больше ценим жизнь, тем крепче хотим за нее цепляться; и твой предел мечтаний тоже не лежит на помосте, а потому оставь браваду и ответь честно: ты хочешь жить, Максимилиан Хагнер?

Долгие несколько мгновений Хагнер сидел молча и недвижимо, глядя в пол у своих ног, и даже, кажется, дыхание замерло в его груди.

— Да, — с усилием выговорил он, наконец, и Курт одобрительно кивнул, придвинувшись вместе с табуретом ближе:

— Хорошо. Вот это уже четкая задача. Стало быть, мы будем решать, как этого добиться, как для этого должен поступить я и что должен сделать ты. Ты и впрямь уже парень взрослый, а потому я не стану наворачивать круги и буду говорить прямо. Первое, что я скажу, это вещь очевидную: ты уникален.

— Не особенно, — криво улыбнулся парнишка. — Ваша зондергруппа и приятели этого охотника знают, что таких, как я, пусть не великое множество, но…

— Второе, что я скажу, — оборвал его Курт. — Скажу и велю запомнить раз и навсегда: ты не такой, как они. Я снова повторю то, что ты уже слышал от меня: все зависит от самого человека, будь этот человек уличным подонком, магистратским писцом или сверхъестественным существом. Также напомню то, что ты слышал от упомянутого тобою охотника: со временем утрата контроля над собой сойдет на нет, и ты научишься управлять собственными мыслями и действиями в любом виде. Согласись, одно это уже решает массу проблем.

— А если мои мысли и мои действия в этом самом виде, в конце концов, одолеют меня?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});