Зарубежный криминальынй роман. М. Спиллейн, В. Каннинг - Микки Спиллейн

Гардинер повернул голову и посмотрел на меня. За время нашего разговора он как-то осунулся, у него резко обозначились скулы, нос заострился.

— Вы приказали Джони поработать с документацией, к которой он не имел отношения по роду службы. Его девушка прикрыла вас, потому что Серво каким-то образом охмурил ее. Отличный мотив для убийства — месть. Публика любит такие сюжеты, не так ли? Линдс тоже клюнул на это. Все выглядело настолько правдоподобно, что и парни из ФБР попались на вашу удочку.

— Твои отпечатки… — прохрипел он.

— Оказались на револьвере, — закончил я за него. — Револьвер, из которого был убит Минноу, краденый. Ты подложил его под стол Джони, а когда на нем появились его отпечатки, поменял оружие. Отлично сработано. Четко и аккуратно. Минноу делал запрос в Нью-Йорк, чтобы проверить свои подозрения. Когда пришел ответ, Такер вызвал его в офис. Он знал, что письмо Харлан окажется при нем. Кто застрелил прокурора, Гардинер? Нет, не ты. Я думаю — Такер. Ты все придумал, а Такер исполнил. Ты не знал только одного — что Минноу успел сделать фотокопию письма Харлан. Харлан могла многое рассказать о вас, тем более что у нее были некоторые доказательства, но после убийства Минноу она автоматически становилась соучастницей преступления и, закладывая вас, садилась на скамью подсудимых сама. Пат, как говорят шахматисты. Вы пошли на компромисс: она выходит из дела, молчит, а вы сохраняете ей жизнь.

Я вынул из кармана помятую пачку и закурил. Дым был приятен на вкус, и я надолго задержал его в легких. Я посмотрел, как он устремился к потолку, потом перевел взгляд на Гардинера. Он встал, прошел нетвердой походкой к встроенному в стену бару и плеснул себе виски.

— Примерно в это время на сцене появилась Трой. Она узнала Харлан и решила рискнуть, думая, что ей повезет больше, нежели ее подружке. Она не только хотела денег, она хотела получить информацию, которую потом могла бы дорого продать. Если бы Ленни был поумнее, он бы нагрузил ее деньгами и выгнал. Тогда сейчас он был бы жив.

Гардинер все еще стоял у бара, и я улыбнулся ему в спину.

— Ты ведь не знаешь, что именно Трой убила его.

Его рука задрожала, стакан выскользнул, упал на ковер и покатился. Я подождал, пока он нальет себе другой.

— Ты все продумал и все предусмотрел. Джони был тюфяком. Два человека именно так мне и сказали. Да я и сам убедился в этом, когда некоторые пытались обращаться со мной, как с тютей. Конечно, он был слабым, безвольным, трусливым. Даже ублюдочный Эдди Пэкмен смог так сильно его напугать, что когда Джони вернулся, он хотел взять его голыми руками. Как же это увязывается с тем, что Джони воевал и вернулся домой со многими медалями, которые никогда бы не получил рохля и вахлак? Очевидно, он растратил все свое мужество там, его психика не выдержала огромного перенапряжения и надломилась. Несложно нагнать страх на человека, лишенного воли, особенно если женщина, которую он любит, вдруг оказывается гадиной.

Гардинер опять зыркнул на меня, и я убедился, что прав.

— Через пять лет я вернулся. Меня узнали и доложили тебе. Ты пытался уговорить Серво не мешкая убить меня. Серво тянул, он хотел посмотреть, что я намерен делать. Но ты не хотел ждать. Ты раздобыл винтовку, проследил за мной, когда я пошел в библиотеку, забрался на крышу и выстрелил, когда я курил на лестнице. Я должен был догадаться раньше. На крыше остались вмятины в керамзите от локтей и колен, и я искал человека невысокого роста, почти такого, как Эдди Пэкмен. Мне же следовало искать человека, который так мало смыслит в стрельбе, что не знает, как держать винтовку, и который промахнулся в такую большую мишень с такого детского расстояния.

Он оставался неподвижен, только чуть заметно подрагивали ноздри, и пристально глядел в черный провал ночи за окном. Я усмехнулся, видя, какой эффект производят на него мои слова. Его рука, держащая стакан, была белее мела.

— Потом ты пытался разделаться со мной у «Корабля». В тот день я заходил в парикмахерскую к Луцу-Туцу, который, наверное, подумал, что я собираюсь на свидание со своей девушкой… Верой Вест. Ты, должно быть, пришел сразу после меня, и он рассказал об этом. Старик был горазд поболтать. Я не проверял, следил ли кто за мной, поэтому было очень легко вести меня. А может быть, кто-то позвонил тебе из бара, не знаю.

Я замолчал и внимательно посмотрел на Гардинера. Раньше он стоял, как будто проглотил лом. Теперь он, казалось, расслабился, даже вертел стаканчик в руке. Я обругал про себя этого ублюдка. Я ничего не понимал. Я хотел увидеть, как его внутренности выворачиваются наизнанку от страха, как стекленеют от ужаса его глаза, как извивается и ползает на брюхе его гаденькая душонка. Но ничего этого не заметил. Он по-прежнему пристально вглядывался в ночь и даже, по-моему, улыбался.

— Ты думал, что в машине рядом со мной Вера, которая могла бы выдать тебя. И в ту ночь ты стрелял не в меня — именно ее ты хотел прикончить. Гардинер, лучше бы ты оставил пистолеты профессионалам. Это их работа. Ты занервничал и стал пороть горячку. Ты послал Эдди и Ленни в дом проститутки, чтобы выяснить, что я делал в «Корабле». Ты, наверное, думал, что через нее я поддерживаю контакт с Верой. Ты ошибся, приятель. Эта женщина не имела никакого отношения к нашим делам. Она просто показала мне, как может любить настоящая женщина, — после того как я врезал тем двум ублюдкам.

Он улыбался. Черт возьми, этот сукин сын улыбался! Улыбка была не так заметна на его лице, как в глубине глаз. Он стоял и смеялся надо мной, хотя его лицо застыло, как гипсовая маска. Я чуть не задохнулся от злости, но продолжал говорить, вопреки желанию выпустить из него кишки.

— Теперь Логан. Он вместе со мной копался в этой грязи. Я думаю, он тоже нашел ответы на все вопросы, но он был слишком пьян, чтобы сделать что-либо путное. Ты послал к нему своих людей из страховой компании и под каким-то предлогом присутствовал на встрече. Логан налился виски до самых ушей. Ты воспользовался его состоянием и нашел у него конверт с материалами на Джорджа Вильсона.

Я затянулся сигаретой и наблюдал за ним сквозь дым. Бутылка наполовину опустела. Он не отрываясь смотрел в окно.

— Ты украл их у него, надеясь, что, пьяный, он подумает, что где-то потерял их. Потом ты позвонил в полицию и, изменив голос, сообщил им про Джорджа Вильсона. Теперь Линдс имел основание задержать меня, а тебе было все равно, под каким именем меня повесят. Может быть, Логан немного протрезвел и услышал выпуск новостей. Он задумался. Может быть, он вспомнил твою свеженькую стрижку и связал ее с Луцем-Туцем. Но Логан хотел сенсации. Сенсации, подтвержденной доказательствами. Наверное, он позвонил тебе, и ты встретился с ним и Луцем.

Наконец я понял, почему он улыбается, когда вроде бы должен молиться. Я вспомнил, как он посмотрел на меня, когда открыл дверь. Он ожидал кого-то другого, и этот другой находился снаружи и глядел мне в спину через окно.

— Логан не погиб, Гардинер. Он может умереть, но может и выжить. Тогда он расскажет, ударил ли ты его прежде, чем направить машину в пропасть. Если он выживет, он обязательно расскажет, потому что, несмотря на все твои деньги, тебе не удастся добраться до него в больнице. Ты просто не доживешь до сегодняшнего утра.

Я умышленно шагнул в полосу света. Я уперся плечом в стену и не шевелился, мысленно отсчитывая секунды, которые необходимы, чтобы тщательно прицелиться, задержать дыхание и плавно нажать на спусковой крючок.

— Я звонил тебе, но твоя экономка сказала, что мистер Гардинер не принимает в такой поздний час. Но тебя просто не было дома. Ты отлучился, чтобы убить Логана, и вернулся вовремя, чтобы взять трубку. Мы с удовольствием расскажем это суду, если потребуется.

Я бросился на пол на миллионную долю секунды раньше, чем из черноты ночи вылетел маленький, желтый с красным кончиком, язычок пламени и стекло, звякнув, разлетелось на тысячу осколков. Револьвер в моей руке оглушительно кашлянул, и в комнате повисла гробовая тишина.

Теплая ласковая ночь попыталась изрыгнуть из себя в разбитое окно чужеродное тело — обезображенное ужасной дырой лицо Такера, на губах которого надувались и лопались кровавые пузыри. Секунду-другую он стоял, покачиваясь, а потом упал навзничь.

Хэвис Гардинер даже не пошевелился, словно окаменел. Но улыбка исчезла из его глаз, а рука, сжимавшая стакан, опять была белее мела.

Я улыбнулся, как будто ничего не случилось, как будто я был заколдован от смерти, как будто я сам был смертью.

Он не слышал, конечно, как я выругался про себя, не в состоянии вспомнить, где и когда я научился настолько хорошо владеть револьвером, что оказался способен попасть в человека, стреляя в падении практически наугад.

Я сразу заговорил и на этот раз почувствовал, что Гардинер дрожит как овечий хвост. Я сломил его волю. Его душа ползала в грязи. Я сунул револьвер в карман и продолжал говорить его спине.