Убить Мертвых (ЛП) - Кадри Ричард

— Значит, ты использовал Бродячих против своих врагов.

— Раз или два. Не стану отрицать.

— Когда это было в последний раз?

— Не могу вспомнить абсолютно чётко. Приходит старость. В наши поздние годы жизни многое из того, что было так кристально ясно в юности, становится туманным и трудным для извлечения из глубин. Хотя я и стараюсь изо всех сил сохранять видимость, боюсь, что я уже не тот человек, что был когда-то.

— По моему опыту, именно так говорят мужчины, которые остались в точности такими, какими были когда-то, в надежде отрицать это в возрасте и оправдаться этим в юности. — замечает Бриджит.

Кабал изображает короткие лёгкие аплодисменты.

— Хорошо сказано, юная леди. Заманили меня в ловушку изящной уловкой. Что, к несчастью для вас, не меняет того факта, что я на протяжении многих, многих лет не общался с восставшими, ни преднамеренно, ни неумышленно.

— Регине Мааб не легче от того, что это было давным-давно. Съеденная не перестаёт быть съеденной, а смерть не перестаёт быть смертью. — говорю я.

— Регине? Она-то здесь при чём?

— Не причём, если не считать того, что, когда она наступила тебе на ногу, ты отправил к ней нескольких Лакун с банкой соуса для барбекю и угольными брикетами.

Его глаза сужаются, и он садится ровно. Все следы пьяного поведения как водой смыло.

— Молодой человек, слушай меня внимательно. Это не тот случай, когда я стану терпеть шёпот у себя за спиной, ни от вас, ни от любой другой души в этом солнечном городе. Да, у нас с Региной были разногласия. И однажды настал момент, когда потребовалось преподать ей урок, который она запомнила бы на молекулярном уровне. И да, я сдуру самодовольно использовал стаю восставших, чтобы, говоря на профессиональный манер, проучить её. Но когда мисс Мааб покинула Лос-Анджелес, она была чрезвычайно и досадно жива.

— Почему я должен тебе верить, когда все остальные уверены, что ты прикончил её?

Он снова откидывается в кресле, достаёт из кармана коробочку, открывает её и вытаскивает нечто, похожее на извивающегося дождевого червя.

— Огоньку не найдётся?

Я лезу за зажигалкой Мейсона, а Кабал берёт дождевого червя и несколько раз проводят грязным пальцем по всей длине его тела. Червяк выпрямляется и застывает, пока не становится похожим на розовую палочку для еды. Я протягиваю зажигалку и щёлкаю ею. Кабал наклоняется, берёт меня за запястье и помещает голову червяка в огонь. Делает несколько затяжек, и конец червяка занимается, начиная светиться вишнёво-красным. Пока Кабал курит, он достаёт маленькую чёрную книжечку и карандаш. Листает книжечку, что-то записывает и бросает мне через стол листок бумаги.

— Это номер Регины в Мумбаи. Это далеко, в стране под названием Индия. Возможно, ты слышал о ней. Если решишь позвонить ей, пожалуйста, передай старушке наилучшие пожелания от меня.

Я протягиваю номер Бриджит, и она смотрит на него. Я отдаю его ей на сохранение, потому что её одежда, скорее всего, не так часто уничтожается, как моя.

— А какие проблемы были у тебя со Спрингхилами?

Он выглядит искренне озадаченным. Это застало его врасплох, и я чувствую, как он просеивает в голове воспоминания.

— Никаких. Они как срущие на улицах Катманду буйволы. Для меня, как и для любого коренного жителя этого славного города, они были тем, на что никогда не обращаешь внимания, и чем не особо интересуешься.

— Когда-то они были влиятельным семейством.

— Когда-то чрезвычайно важными считались жертвоприношение девственниц и кровопускание, но когда те изжили себя, то были преданы забвению наряду с другим мусором более раннего, хотя и в некоторых отношениях более изящного времени.

— Вас, старинных семейств Саб Роза, сильно волнует ваше положение в социальной иерархии. Спрингхилы были первым семейством в Америке. Ты не думал, что подобная история может чуточку затмевать тебя?

— Спрингхилы были пыльной диорамой. Музейной экспозицией, иллюстрирующей первые грубые попытки неандертальца контролировать огонь и не обсираться при каждом случае. Единственная причина, по которой семейство Спрингхилов продолжало своё существование, это дань ностальгии и сентиментальности. Может они и хорошо начали свои дни в этой юной зелёной стране, но в результате вероломного планирования и блестящих махинаций ухитрились из древней королевской семьи превратиться в копающихся в грязи деревенщин. Они несли моему дому угрозу не больше, чем этот светящийся червяк.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он поднимает свою розовую сигарету.

— Что с ними случилось?

— Время. Мир. Чарльз Спрингхил, тот самый, который репатриировал семью в Калифорнию, разрабатывал и изготавливал изящные амулеты, защитные предметы, талисманы и тому подобное. В глубине души он был жестянщиком. И довольно блестящим, но сидеть в своей башне из слоновой кости и возиться с лилипутскими шестерёнками и всякими штуковинами — не лучший способ сохранить своё положение в этом мире. Многие из нас годами покупали хитроумные изобретения Чарльза для того, чтобы поддерживать в старике ощущение нужности, и чтобы хоть чуточку поправить ухудшающееся финансовое положение семейства. Но сделать можно не так уж много. Решившийся прогуляться со скалы дурак отыщет путь в обход даже самых труднопреодолимых баррикад.

Я учусь по-настоящему ненавидеть Кабала. Я не хочу верить словам, слетающим с его бледного как череп лица, но после виденной в доме Спрингхила душераздирающей и, возможно, тщательно спланированной сцены смерти, не могу поспорить с тем, что он говорит об этом семействе.

— Учитывая, что ты наш местный эксперт по демонам, Енох Спрингхил спрашивал у тебя когда-нибудь совета по тому, как призывать или контролировать их?

— Енох редко с кем разговаривал. И уж точно, не со мной. Те несколько раз в году, когда снисходил до того, чтобы появиться на суаре Саб Роза, он производил отчётливое впечатление человека, заблудившегося в Сахаре собственной души.

— К кому бы мы пошли, если захотели узнать о Бродячих или, может, нанять одного из них? — интересуется Бриджит.

Кабал качает головой.

— В наши дни никто не желает возиться с восставшими. Слишком рискованно. Сделаешь себя уязвимым перед настоящей лавиной опасностей, как со стороны семейств, так и со стороны нашего очаровательного местного Инквизитора, Медеи Бава.

— Значит, в Лос-Анджелесе нет экспертов по Бродячим?

— Есть несколько; однако, публично согласившись с такой сомнительной практикой, они бы приставили пистолет к своим драгоценным черепушкам. Выражаясь прямо, чтобы ты понял, они не станут с тобой разговаривать. Я не настолько невежественен, чтобы называть себя экспертом, но более чем слегка разбираюсь в теме восставших. Ты хочешь узнать что-то конкретное?

— Если только ты не знаешь кого-то в городе, кто работает с ними, то нет.

Кабал бросает на пол последние несколько дюймов горящего червяка и давит голой ногой.

— Мне интересна глубина ваших познаний о наших голодных друзьях. Если бы я знал степень вашего понимания, возможно, смог бы ускорить ваше расследование.

— По доброте душевной?

Он улыбается.

— Чтобы ты отвалил от меня на хер.

Я смотрю ему в глаза. Не похоже, что он лжёт. И он искренне заинтересован услышать, что я скажу.

— Бриджит — эксперт, но она будет рассказывать дольше, а я спешу, так что вот, что мне известно. Есть Бродячие и Лакуны. Одни тупы, как пробка, другие могут обладать разумом домашнего пуделя. Они кусаются, и не остановятся, пока не выдернешь им позвоночник.

Кабал смотрит на Бриджит. Она прочищает горло.

— Я могла бы процитировать тысячелетия традиционных знаний и список анатомических и биологических отличий видов, но для целей нашей миссии Джеймс прав.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Кабал допивает вино и бросает бутылку на пол.

— Вижу, всё же я могу помочь вам, детки, в ваших поисках. Когда я отдам эту безделушку знаний в ваши жадные руки, то буду бесконечно признателен, если вы тихонько выйдете тем же путём, что вошли, и оставите меня моим гостям.