Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На тротуаре Пола внезапно остановилась. Поглядев на эмблему над входом, она приняла героическую позу и воскликнула:
— Fide et Fiducia! Не им рассуждать почему! В штыки, ура! — и вбежала в вестибюль.
40
Беспокойно ерзая на стуле, Дэнни оторвался от книги и поглядел на отца, который читал газету. Радиоприемник в углу извергал джазовую музыку, назойливую, как ворчание. Послушав последние известия, он не ушел к себе, потому что ему не хотелось оставлять отца одного. Боль, которую будило в нем одиночество отца, не была новой. Она возникла еще в детстве, когда он впервые осознал пропасть, разделяющую его родителей. На одной стороне — его мать, скала сурового мужества, на другой — отец, глинистый откос. И от твердокаменности матери он обратился к более мягкому характеру, в котором различил стремление к гармонии. Но это был лишь чахлый росток, то совсем увядавший, то вдруг оживавший вновь, если ему удавалось найти скудную пищу.
Опустив глаза, Дэнни продолжал читать:
«Тот, кто позволяет миру или той части мира, которая его окружает, избирать для себя жизненный путь, нуждается только в одной способности — в обезьяньей способности подражать. Тот же, кто сам выбирает свой путь, использует все свои способности. Он должен использовать наблюдательность, чтобы видеть, рассудок и благоразумие, чтобы предвидеть, энергию, чтобы накапливать опыт для будущих решений, проницательность, чтобы решать, а также твердость и самоконтроль, чтобы не отступить от сознательно принятого решения. И он должен обладать этими качествами и использовать их в необходимых пропорциях, поскольку та сторона его поведения, которую он детерминирует в зависимости от собственного суждения и чувств, весьма велика. Возможно, что и без этого кто-то поведет его по достойному пути и охранит от бед. Но какова в таком случае будет его сравнительная ценность как человека? Важно, как поступают люди, но важно и то, какие именно люди так поступают. Человеческая жизнь не напрасно посвящается совершенствованию плодов человеческого же труда, но, несомненно, что первым и самым важным во всем является сам человек. Предположим, что строить дома, сеять хлеб, вести войны, творить правосудие и даже воздвигать церкви и возносить молитвы будут машины-автоматы, которым придан человеческий облик. Как многое было бы утеряно, если бы эти автоматы заменили людей, даже подобных тем, которые в настоящее время населяют наиболее цивилизованные области мира и которые, несомненно, представляют собой лишь жалкие подобия того, что способна создать природа и что она еще создаст. Человеческая натура — это не машина, которая строится по определенному образцу, чтобы выполнять определенный вид работы, но дерево, которое должно расти и развиваться согласно со стремлением внутренних сил, делающих его живым».
Вопли джаза куда-то отодвинулись, не в силах соперничать с этими словами, и Дэнни уже собирался вновь перечитать их, но тут отец посмотрел на него поверх очков и сказал:
— Твоя мать уже скоро вернется из церкви, — и покосился на часы на каминной полке.
Музыка оборвалась на визгливой ноте, и Дэнни подошел к приемнику, чтобы убавить громкость. Пронизанный радостным волнением, он взял книгу и сказал:
— Вот послушай: «Человеческая натура — это не машина, которая строится по определенному образцу, чтобы выполнять определенный вид работы, но дерево, которое должно расти и развиваться согласно со стремлением внутренних сил, делающих его живым».
Он еще ни разу не пытался общаться с отцом или с матерью через посредство идей и теперь увидел на лице Денниса только недоумение. Не надо было делиться этим, подумал он, и радостное настроение начало медленно угасать.
Опустив газету, Деннис сказал:
— Тому, кто это написал, сынок, не приходилось зарабатывать себе на жизнь, ясное дело. Не хочешь, чтобы тебя уволили, так выполняй, что тебе велят. И все тут.
— Ты ошибаешься — он как раз работал.
— Ну, так нечего ему было огород городить. И бьюсь об заклад — пользы он от этого никакой не получил. — Деннис раздраженно зашуршал газетой. — Вот и я тоже иной раз отведу душу. Но у меня-то никогда не было случая найти себе что-нибудь получше. Ну, а вот ты нашел. Так зачем тебе читать такую ерунду? Брось-ка ты это занятие. Работа у тебя легкая, с будущим. Только торопиться нечего. Тише едешь — дальше будешь, — добавил он поучительно. — Не спеши, научись ладить с начальством. Я ведь тебе это уже говорил.
Дэнни закрыл книгу.
— Ладно, — сказал он. — Пойду, пожалуй, погуляю.
Его отец смягчился.
— Оно куда полезнее, чем торчать тут, уткнув нос в книгу.
Деннис устроился в кресле поудобнее. Когда Дэнни вышел из комнаты, вслед ему понеслись вопли радио.
Вечер на Токстет-роуд был тихим и теплым: он выжимал благоухание из чахлого вьюнка на заборе, делал сумрак голубым и легким, распахивал окна, выманивал людей на крыльцо. Босоногие дети играли в озерах света под фонарями, будоража мглу криками и смехом. Крутилась веревка, по асфальту ритмично шлепали подошвы, звонкие голоса распевали:
Тетка Мор возле гор
Выметает щеткой сор…
Дэнни улыбнулся, обходя прыгающих, и еще долго слышал их смех.
— Добрый вечер, Дэнни! Это же Дэнни О’Рурк, верно? — окликнул его старик, опиравшийся на калитку.
Дэнни остановился.
— Да, это я, мистер Кассел.
— Я так и подумал. — Билл Кассел посасывал трубку, положив локти на калитку. — Вырос ты, Дэнни. А помнишь, играл на улице, совсем как эти ребятишки? Мне говорили, что ты теперь уже работаешь в конторе.
— Да, это так, мистер Кассел. В страховой компании «Национальное страхование».
— Вот и хорошо, Дэнни. Приятно видеть, как молодой человек становится на ноги. Вышел погулять, а?
— Да. Вечер очень хороший.
— А под ручку с девушкой будет и еще лучше, а? — старый Билл усмехнулся, кивая черной бархатной шапочкой.
Дэнни вдруг сообразил, что сколько он ни помнит Билла Кассела, тот всегда был дряхлым стариком.
— Таких вечеров будет еще немало, — сказал он, чтобы что-нибудь сказать.
— И девушек, чтобы гулять с ними под ручку, а? — старик снова усмехнулся, довольный своим ухарством.
— Вполне возможно. — Дэнни улыбнулся ему в ответ. — Ну, я пошел. До свидания, мистер Кассел.
— До свидания, Дэнни. Желаю тебе удачи, мальчик.
Мимо тесного строя домов, по узким тротуарам и асфальтовым площадкам для игр, мимо «Лопаты и Капусты», спортклуба Джека Салливена и бакалеи старика Митфорда — удачи тебе, Дэнни! Легкий ветерок, ласковое тепло, томление одиночества — удачи тебе, мальчик!
Старик угадал ее, распознал эту потребность прожить вечер сполна — но не на этих улицах, не в мучительном безмолвии тоски и ожидания… С тех пор как они отпраздновали успех Полы в ночном клубе Принса, прошло три месяца. Это была их первая встреча с тех пор, как Пола ушла из «Национального страхования».
Пола, упоенная своей победой, была необыкновенно весела и оживленна.
Он ждал ее на Кинг-стрит немного смущаясь своего вечернего костюма, и когда она вышла из такси, шурша шелком, и поцеловала его со словами: «У-ух! Не узнаю этого человека!» — тон вечеру был задан — как это бывает во сне — всеми прежними мечтами.
Но в незнакомой обстановке фешенебельного ночного клуба он ощутил робость, грозившую отнять у вечера частицу блеска, а преодолев ее, вынужден был преждевременно дать волю той стороне своей натуры, которой по плану предстояло ждать этой свободы еще долго.
Шампанское расчистило путь, развязало его язык и чувства, и третий бокал он поднял за ее успехи.
Вдруг став серьезной, Пола сказала:
— У тебя это получилось чудесно, Дэнни-Дэн. Я никогда не забуду этого… и тебя… и нынешний вечер. Никогда. Ну, пошли танцевать!
В ее голосе был оттенок грусти, который мог относиться только к будущим воспоминаниям, но этот оттенок пробудил в Дэнни всю его нежность, и, танцуя, он коснулся губами ее щеки.
Теперь, вновь переживая эти минуты, он беспомощно стиснул руки. А после этого — только пятичасовой сеанс в кино и телефонный звонок на службу, чтобы сообщить ему, что она не сможет прийти, как они договорились. «Честное слово, Дэнни. Мне самой очень жалко, но ничего не получается…»
Он вошел в телефонную будку на углу и, щурясь в тусклом свете лампочки за проволочным колпаком, начал шарить по карманам в поисках пенни. За несколько пенсов — быть может, звук ее голоса среди окурков и духоты. Он ждал, напряженно слушая металлическое потрескивание и тихие повторяющиеся гудки. И вот:
— Алло?
— Привет Пола! Это Дэнни.
— Дэнни! Здравствуй, Дэнни-Дэн. Давненько не видались.
— Не по моей вине.
— Совершенно справедливо. Но видишь ли, столько дела… О, работа — прелесть. Интервьюирую видных деятелей. Отправляюсь на пристань и ловлю их, когда они сходят с парохода. И чуть ли не каждый скучен до монументальности! Если я паду настолько, что начну молиться, то буду просить бога спасти меня от брака с видным деятелем.
- Паразитарий - Юрий Азаров - Современная проза
- Человек-да - Дэнни Уоллес - Современная проза
- Новенький - Уильям Сатклифф - Современная проза
- Вернон Господи Литтл. Комедия XXI века в присутствии смерти - Ди Би Си Пьер - Современная проза
- Крик совы перед концом сезона - Вячеслав Щепоткин - Современная проза
- Бабло пожаловать! Или крик на суку - Виталий Вир - Современная проза
- Шарлотт-стрит - Дэнни Уоллес - Современная проза
- По тюрьмам - Эдуард Лимонов - Современная проза
- Избранник - Хаим Поток - Современная проза
- Люди и Я - Мэтт Хейг - Современная проза