Ричард Длинные Руки — граф - Гай Орловский

Маклей, Ипполит и Раймон слушали внимательно, к моему удивлению, никто не бросился ни прочь из такого замка, ни, напротив, — спасать хозяйку. Сами, правда, побледнели и подобрались, выглядят несчастными, вот-вот забьются в мышиные норы и будут пережидать грозу, что авось минует.

На меня посматривали умоляюще, я удивился, покачал головой:

— Мне моя шкура дорога. Это ваша хозяйка, сами и успокаивайте.

Маклей буркнул:

— Теперь и твоя.

— Вы ее причуды знаете лучше.

— Уже все перепробовали, — сказал Ипполит с тяжелым вздохом, — а ты вдруг да найдешь, на какой козе подъехать…

Сверху раздался пронзительный визг, что разнесся по всему замку, достиг самых отдаленных подвалов и взвинтился на вершину башенки:

— Дик!.. Срочно — ко мне!

Слуги радостно завздыхали, а Маклей сказал с сочувствием, но и обрадованно:

— Вот оно и решилось.

Я побежал наверх, прыгая через две ступени, ворвался в ее покои запыхавшийся, раскрасневшийся, пусть видит, с какой преданностью и готовностью спешу ей услужить, остолбенел.

Леди Элинор в самом деле напоминала новогоднюю елку. Самое яркое платье — пусть я их различаю только по цвету, лица не видать под массой разнообразных безделушек с бриллиантами, рубинами, сапфирами, топазами. В каждую бровь вдето по пять колец, в ноздри по два золотых колечка, в губы по три — массивных, со сверкающими бриллиантами.

Красная и злая, она метнула в меня убийственный взгляд.

— Ты этого хотел, дурак?

Я чувствовал, что сейчас то ли превратит в лягушку, то ли велит страже бросить в темницу, что хуже, взмолился:

— Леди Элинор!.. Но ведь все должно быть в меру! Разве я говорил, что надо нацепить столько? Вы же не надеваете по шесть платьев сразу? Знаете, это же смех…

Я прикусил язык, но поздно, ее глаза засверкали ярче. Она набрала в грудь воздуха, явно позовет стражей, но вдруг задержалась, в глазах мелькнуло другое выражение.

— Постой, но он в самом деле засмеялся…

Я подхватил с жаром:

— Ваша милость, он вас заметил! Он обратил внимание! Не вы ли говорили, что он совсем не смотрит на вас в последнее время?

Она задумалась, но в следующее мгновение лицо стало собранным и решительным.

— Так. Отвечай. Что я сделала не так?

— Слишком много, — повторил я. — Много… всего.

Она застыла, впечатление было, что далеко-далеко отсюда мыслями, потом губы зашевелились, провела перед лицом дважды ладонью, я охнул, ничуть не притворяясь: все кольца исчезли, только на их местах остались едва заметные дырочки.

— Так? — произнесла она усталым голосом.

— Вот как… — протянул я, — тогда, ваша милость, все понятно… Если бы вы вставляли по одной штучке да боль терпели. Да чтоб с первого раза не получалось, а чтоб то ли дырку не так, то ли гноиться начало… Тогда бы тщательнее делали, а не этим наскоком! Теперь, если больше вставлять не будете, дырочки бы тоже, того… загладить. Как мокрую глину.

Она взглянула с подозрением, но у меня глуповато-простодушный вид, смотрю преданно, счастливый служить великой волшебнице, да еще красивой такой госпоже. Только что хвостом не виляю, а был бы — бока бы себе поотбивал, вздохнула, снова провела дважды ладонями по лицу, пошептала. На этот раз я видел, как по рукам и лицу прошла жаркая волна крови, а когда ладони бессильно опустились, лицо стало безукоризненно кукольным, хотя и бесконечно усталым.

По хлопку в ладони появился чернобородый месопотамец Адальберт, леди Элинор сказала ровным голосом:

— Подай на стол. На двоих.

Он заколебался, злобно зыркнул в мою сторону. Я всем своим видом старался показать, что предпочел бы избегнуть такой чести, на хрен мне и барский гнев, и барская любовь, внизу с сенными девками никаких заморочек, но леди Элинор лишь повела на ассирийца бровью, он исчез, словно призрак, а через несколько минут внес огромный поднос, щедро заставленный блюдами.

Передо мной и леди Элинор поставил продолговатые тарелочки с шипящими, прямо со сковороды, тонкими красными колбасками, прожаренными с одной стороны настолько, что зарумянились до коричнево-матового блеска. Аромат ударил в ноздри, я ощутил, что вообще-то я голоден, хотя поел всего час назад. Рядом на тарелке поменьше застыла с раскрытым ртом ярко-синяя с красным рыба: толстая, раздутая, настолько красивая, что ей бы в королевском аквариуме, однако желудок беспокойно ерзает, уже как-то учуял, что у этой рыбины под тонкой шкуркой нежнейшее мясо, изысканнейшее и лакомейшее.

Я торопливо сожрал три шкварчащие, будто еще жарятся, колбаски, рыба вовсе обожгла кончики пальцев, шкурка лопнула, выстрелило тонкой струйкой пара, и даже брызнул тоненький гейзер сока. Я торопливо содрал шкурку, губы плямкают, челюсти работают сами по себе, и захотел бы удержать — не смог бы, а по пищеводу проваливаются в ненасытную, оказывается, утробу все новые сочные куски.

Леди Элинор съела одну колбаску, в рыбе поковырялась и отодвинула, зато основательно принялась за торт. Трехслойный, слои проложены джемом из ягод, сверху целое буйство из слегка тронутых кухней ягод черники, малины и еще каких-то сочных и пряных, а со всех сторон покрыт нежным белым кремом, причем повар сумел придать ему очертания мрамора с вылепленными в нем фигурами зверей и птиц.

Леди Элинор самолично разрезала торт на несколько частей, быстро слопала один клинышек, взялась за второй и только с третьим налила компоту и начала неспешно запивать. Когда от моей рыбы остались только голова, плавники да хвост, леди Элинор изящно, но неотступно, как лесной пожар в Австралии, пожирала пятый кусок, запивая отваром из ягод.

Конечно, углеводы из сладкого быстрее всего восстановят силы, потраченные на колдовство, или на что там у нее, не знаю, но все-таки она рискует быстро набрать то, что все женщины в панике называют лишним весом.

Я попросил у нее взглядом разрешения, налил и себе из кувшина в кубок, компот холодный и приятный на вкус, но, увы, не кофе. А взять и сотворить сейчас чашечку кофе будет даже не глупостью, а чем-то намного хуже.

Наконец она отодвинула свою тарелку, я тут же положил ложку и поднялся. Она кивнула:

— Быстро соображаешь. Это хорошо. Раз уж ты подсказал, как чародея хотя бы заставить улыбнуться…

Я сказал испуганно:

— Это было случайно!

Она возразила безжалостно:

— То ты постараешься придумать, как его заставить общаться со мной.

— Как я могу? — взмолился я.

— Ищи, — отрезала она неумолимо. — Помни, я хорошо награждаю слуг, которыми довольна. Но сразу расправляюсь с не оправдывающими моих надежд. Жестоко, запомни!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});