Там, где хочешь - Ирина Кудесова

Люди расстаются, потому что вместе не получается. Почему не остаться близкими?

«Хочешь насолить мне? Или Ноэлю?»

«При чем тут вы? Я не намерен жить один. Мне требуется живое существо рядом хотя бы время от времени. Кому я с женой нужен?»

«Никак опять брачеваться надумал?»

«Именно».

Ноэль заглянул:

— Пойдешь обедать? У меня новость.

Как расписались, кричал на всех углах — это только из-за бумаг! Едва в обморок не хлопнулся, когда его отец по телефону привет жене передал.

«Денис, какой ты вдруг браколюбивый стал. Жертву наметил?»

«Успею, пока с тобой судиться буду. Нас не всех одарило, как тебя, в низших кастах все происходит более низменно. Без больших страстей обойдусь».

Глупость: надеялась, что он против всех шерсть дыбит, а ее не тронет. Смешно.

«Да, предупреждай, когда вещи надумаешь забирать, чтобы я дома был. А то мало ли что прихватишь».

«Злой ты».

«Все, что меня не убивает, делает меня еще злее».

«Куда ж злее. Лучше б убило…»

Закрыла ноутбук. Ноэль уже ждал.

17

Аннагуль поражалась наивности французов — слушали, развесив уши, про режим Туркменбаши и преследование инакомыслящих. Оставалось ждать — дадут статус беженки, рассиропившись, или выдворят. Должны бы дать — гражданство у нее двойное, а для Отца Туркменского Народа это инакомыслие. Другой вопрос, при чем тут Франция. Наплела, что и в России преследуют. Пока ждешь решения, работать права нет, а жить-то надо. Дала объявление об уроках фортепьяно, пошли звонки. И нарисовалась эта мадам из Везинэ, пригорода для богатеньких, — хочет освежить музыкальные знания, лет сорок как протухшие. Бабки девать, видимо, некуда. Правда, она как цену услышала, обороты сбавила, пришлось мягко ввернуть: «Вы на пенсии? Тогда другое дело… Договоримся, я же не монстр…»

Это было ее козырной картой: голос. Низкий, текущий, теплый. Сирена, называл ее Антон. Собирались с ним в Америку, но застряли тут. Антон, на девять лет моложе, в России давно ходил бы на сторону, но в чужом краю без языка, работы и вида на жительство не разгуляешься. А впрочем, она была красивой в свои тридцать семь, и Антон гордился ею. Может, как скаковой лошадью, но гордился.

Познакомились за год до отъезда. Антон показался подходящей кандидатурой в компаньоны для побега: с образованием, по-английски может объясниться. А она даже на туркменском не говорила.

Ко времени знакомства с Ноэлем Аннагуль уже не волновало, оставят Антона во Франции или нет. От него было мало пользы, он без конца ревновал и абсолютно деморализовался — язык не учил, ныл, что скоро депортируют. И правда, подстраховаться следовало.

Едучи в Везинэ на первое занятие, она клялась себе, что больше в такую даль не потащится, меломанов и в Париже довольно. Но когда мадам провела ее в гостиную, где стоял рояль в окружении старинной мебели (бронзовые подсвечники на стенах), все в душе перевернулось. Встала на пороге, и внутри — землетрясение. Никогда она в Туркмении так не жила. А здесь вообще конуру дали — занюханный социальный отель на окраине, четверть часа пехом от станции “Marx Dormoy”: комната с крашеными стенами и видом на помойку. «С бабкой надо дружить», — подумала Аннагуль и улыбнулась:

— Первое занятие бесплатно. Только дорогу оплатите.

— Мадам воспротивилась, но порыв оценила.

Бывает же такое. У мадам оказался сын, ей, Аннагуль, ровесник, — неженатый, хозяин фирмы, к музыке неравнодушный. Но у родителей его не застанешь — Аннагуль ездила к мадам уже два месяца, раз в неделю, а дома околачивалась только его сестрица, взаимная непереносимость наступила мгновенно.

Зато мадам была очарована. После занятия приглашала Аннагуль «что-нибудь проглотить перед дорогой» (время для задушевных бесед). Добеседовались до того, что мадам пообещала: «Я его заманю». Предложение сыграть в четыре руки с молодой красивой учительницей музыки повторять не пришлось…

Неплох собой и при деньгах. Дом наследует, правда сестрица отсвечивает. Сказала Антону — выйду за итальяшку, получу вид на жительство по браку, разведусь и потребую компенсацию. Антон, конечно, разверещался, начал чемодан собирать, обиженного строить. Можно подумать, ему есть куда идти. «Ты не понимаешь, что я для нашего будущего стараюсь?» Не понимал. Пришлось объяснить, какую компенсацию можно стрясти с человека, у которого такие доходы, — и это впечатлило. Посопротивлялся вяло: «А откуда ты знаешь, что он столько зарабатывает?» — «Ты бы на его машину посмотрел и на дом», — весь вечер уговаривала, как маленького, и уговорила. Сирена!

Знала, что ребенка надо делать сразу, — у итальянца эмоции через край, но в тридцать семь неженат, детей нет, значит, не так прост.

Забеременела слету.

18

— Она сказала, что пьет противозачаточные.

— А когда сообщила о беременности, ты…

— Ответил, что детей делают вдвоем, а не в одиночку. Тут ее ангельское пение обернулось хриплым карканьем.

Сидели у Ноэля в кабинете, народ разошелся уже.

— А что твоя мама?

— Запретила ей в социальном отеле жить и питаться кое-как. Когда Клелия родилась, мать по ночам вставала бутылочку давать — грудью Анна не кормила, чтобы форму не потерять. Через месяц съехала, а Клелия осталась, до трех лет у моих родителей жила.

— А сейчас?

— Два года назад Анна ее забрала. Внушала ей: «Бабушка тебя не любит. Папе ты не нужна…» Представляешь, как это ребенка травмировало? Мы отсудили право забирать Клелию со вторника на среду и через выходные плюс половина каникул.

— А Клелию не смущает, что у ее матери есть друг?

— Не друг, а принц. Папой его называть не хочет. Как-то спросила: «У тебя есть принцесса?» «Нет», — говорю. «Когда найдешь, покажи. Ты же с ней не станешь жить, если она мне не понравится?»

— Ты что ответил?

— Паникуешь? — улыбнулся.

Паниковать было отчего, но совсем не по этому поводу.

Во время обеда Ноэль сообщил: в “Citadines” на Монмартре — отель квартирного типа — есть однушка свободная, можно заселяться. Растерялась: «А ты?» — «Буду заезжать…» Отлично. Искала семьи, а тут кукуй в ожидании — приедет сегодня или «устал, завтра рано вставать».

Ксенька разохалась: «Как же так, ты ж из-за него на улице оказалась!» А вот так. Привык один, в сорок два года время нужно, чтобы перестроиться. Только у нее-то времени нет.

— Не дави на мужика. — Анька сходу все поняла. — Любит — сам придет. А нет — не удержишь.

Что значит «а нет»?

Умнее всего было бы познакомиться с его родителями. И с Клелией. Если примут в принцессы, вряд ли на Монмартре придется куковать.

И — о чудо. У Ноэля звонит мобильный, следуют препирания («американские горки»): “Mamma! Non so ancora! Ti chiamero`!”

— Сегодня семейное сборище, я бы не ходил, но Клелия здесь, а я ее почти не вижу. Можешь пойти со мной, но если не хочешь — я не настаиваю.

19

Глазок скайпа напротив ее имени погас, серый стал: Маринка выключила компьютер. От этого погасло что-то внутри. Ждать ее до завтра. Воображать, как они по ресторанам катаются и в постели кувыркаются.

Мать сообщила: «От Марины письмо пришло. Ей якобы “жаль, что так получилось”! Девчонки у нас в отделе говорят — вот вранье-то! Подцепила денежного мужика, жаль ей! Еще решается мне письма писать! А она, случаем, не еврейка?» Сам виноват, со злости рассказал про богатенького Буратино. Мать не переубедишь, разве что уломал ядовитых мэйлов не выпускать.

Приедет на днях, заберет все свое.

И станет легче.

Устал просыпаться среди ее вещей. Открываешь глаза и в адище проваливаешься, прямиком на сковороду. Теперь в коробки все покидал, только мелочи оставил — картинки на стенах, бирюльки всякие. Зачем они ей в новой-то жизни, а без них здесь совсем лысо будет. Наконец, может, удастся убедить себя — не было этих трех лет, приснились, хоть никогда не снится ничего. Да, единственный сон, на который оказался способен.

А тут еще и призраки завелись. Это было непереносимо…

Сидел за компьютером, поздно. И вдруг отчетливо услышал звук льющейся воды. Будто в душе кто-то. Оглянулся — в ванной свет горит, и дверь чуть приоткрыта. Она всегда оставляла щелку — чтобы под душем поток словес не прерывать. Нет, свет точно выключал. И этот звук, абсолютно реальный…

Смотрел на полоску света. Шум воды стал затухать, потом исчез.

Достал со шкафа коробки, начал кидать в них все подряд.

20

Андрей, оказалось, все еще сидел, работал.

— Мама будет рада тебя видеть, — Ноэль кивнул на Марину: — Знакомься…

До дома минут семь ходьбы. Андрей охотно на вопросы отвечает. Ноэль молчит, поглядывает искоса: по-русски пойди пойми.