Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я пригласил вас, товарищи, с тем, чтобы сообщить вам…
Не удержавшись, Валентина прыснула от смеха, вспомнив, что именно с такой реплики городничего начинается гоголевский «Ревизор». Подавив смех, она виновато опустила голову и боялась взглянуть на Анатолия Викторовича, продолжавшего речь.
— Сообщаю вам, — повторил он, исподлобья кинув сердитый взор на Майорову, — о жалобах и письмах, которые поступили в районные и областные организации. Они, эти жалобы и письма, говорят о нездоровой обстановке, которая сложилась в небольшом вашем коллективе, а также свидетельствуют, что ваш коллектив не понимает задач и целей наглядной пропаганды и агитации. Общеизвестно, что в первую очередь, как того и требует наша героическая действительность, следует воспитывать массы на примерах положительных, образно и ярко показывать ростки нового, передового. Самой жизнью отвергнуто стремление иных неразборчивых работников пера и кисти акцентировать внимание на явлениях отрицательных, не типичных.
— Анатолий Викторович, разговор-то идет беспредметный, — басовито прервал оратора секретарь партбюро, колхозный инженер Агапов — человек прямой и несколько даже бесцеремонный. — Вы нам прямо скажите: кто писал и о чем? Кто жаловался и на что?
— Ты, Геннадий Иванович, последний выпуск вашей световой газеты видел? — едко спросил Борозда.
— Нет, не видел, к сожалению. Был в отъезде.
— А материалы, которые вошли в этот возмутительный «Соломотряс», ты проверял? Нет, не проверял! И выходит, Геннадий Иванович, за твоей спиной, а значит, и за спиной партийной организации вольготно живется любителям принародно зубоскалить и такие кренделя выбрыкивать, что оторопь берет!
Валентина хотела крикнуть в лицо Борозде: «Да как вы смеете говорить такое», но ее опередил Ветров:
— Давайте начистоту, Анатолий Викторович, зачем играть в тайны мадридского двора. Я, да и все мы поддерживаем требование Геннадия Ивановича — раскрыть содержание писем, чтобы редколлегия знала, кто и в чем ее обвиняет, — твердо сказал он.
Отправляясь в Михайловку, Борозда рассчитывал на не такой уж сложный разговор с редколлегией «Соломотряса». Он думал приструнить ее членов, указать на то, что световая газета пошла не тем руслом, каким надо, поправить, дать верное направление, а наедине сказать Агапову: «Следи, не допускай своеволия со стороны Голованова и его подручных». Он знал, что название световой газеты «Соломотряс» кой-кому не нравится в районе своей неблагозвучностью и что кое у кого зреет мнение растрясти этот «Соломотряс» по соломинке, чтоб духу не было. А то ведь в других селах начинают поговаривать: «Не завести ли и нам такую кусачую да смешную штуковину…» «Нет, не заводите, не заводите!» — кричал про себя Анатолий Викторович и не столько по своей личной убежденности, сколько по той причине, что кое у кого «зреет мнение».
— Извольте, отвечу. — Борозда прошелся по кабинету будто бы для того, чтобы лишний раз послушать приятный скрип своих белых бурок, потом продолжил: — Письма анонимные. Это во-первых. Во-вторых, ваша световая газета, как жалуются местные жители, делается чересчур грубо, иначе говоря, с малой эстетичностью. А в-третьих… в третьих, редколлегия допускает непозволительные выпады против отдельных заслуженных личностей, что и вызвало естественное возмущение зрителей, когда в прошлый раз вы показывали очередной и самый неудачный номер световой газеты.
— Это неправда! — воскликнула Валентина. — Никакого возмущения зрителей не было, скорей наоборот!
— Прошу прощения, Валентина Петровна, но то, что сказал Анатолий Викторович, сущая правда, — с усмешкой возразил ей Ветров.
— Нашего агронома повело не в ту степь, — отмахнулась Лиля. — Он забыл, как реагировали зрители.
— Я помню, любимая, помню, — есенинской строкой ответил Ветров и, повернувшись к Борозде, с наигранной серьезностью продолжил: — Вы правы, Анатолий Викторович, зрители очень возмущались, когда Кучумова стала защищать буфетчицу Долгорукову. Под огонь-то нашей критики попал, как вам известно, буфет, махрово процветающий под крышей Дома культуры. Авторы анонимок — Долгорукова и Кучумова — наверняка умолчали о выгодной для их кармана питейной точке. Или упомянули о ней?
У Борозды пропал всякий интерес к разговору, и он попрекнул себя за опрометчиво сказанное, будто райкомом получены анонимные письма-жалобы. Не было их, Долгорукова лишь устно пожаловалась в райпотребсоюзе на оскорбительные насмешки, и ему, инструктору, поручили разобраться. Ох, зря он потребовал созыва редколлегии, развел дискуссию… Надо было вызвать Агапова и Голованова, отчихвостить их как следует — и точка, и задание выполнено.
— Что же нам делать, Анатолий Викторович? Неужто стыдливо зажмурить глаза и не глядеть на безобразия, которые творятся в забегаловке Долгоруковой? — спросил Ветров.
— Надо закрыть кабак! — пробасил Агапов.
— Я не уполномочен решать этот вопрос, — уныло ответил Борозда. Он подошел к вешалке и снял свой полушубок.
26
Когда Валентина стала отпрашиваться у директора на два-три дня в город, объяснив, зачем туда едет, неожиданно вмешалась Марфа Степановна.
— Надо отпустить, Николай Сергеевич, сами видите — дело серьезное. Уроки мы заменим, это нетрудно. Поезжайте, Валентина Петровна, поезжайте, милая, и не отступайте. Он поймет вас, — ласково напутствовала завуч.
Валентину опять удивила эта доброта. «А может быть, она действительно добрая, и я напрасно порой злюсь на нее», — думала учительница. Ей было невдомек, что Марфу Степановну тоже встревожил побег шафрановского учителя. Коротков удрал, оставив Майорову одну. Оскорбленная девушка со зла может переметнуться к Голованову, который рад-радешенек такому обороту…
«А может быть, и сама Майорова останется в городе? — промелькнула спасительная мысль в голове Марфы Степановны. — Это было бы совсем хорошо, лучше и не придумаешь… Пусть остается, здесь без нее обойдемся…»
Город, город… И почему он тянет людей, и почему Валентине приятно снова шагать по знакомой и незнакомой улице, залитой холодным зимним солнцем? Под ногами ни снежинки. Снег убран, лежит на кромках тротуаров белыми пирамидами, укутав толстые стволы деревьев. Она оглядывается вокруг — что изменилось на улице за эти полгода? Пожалуй, ничего, все здесь по-прежнему.
Валентине казалось, что в городе она забудет о своих сельских невзгодах, но думала и думала о Михайловке, о школе, о том, что Василию Васильевичу трудно придется в эти дни. Думала о своих десятиклассниках, которые скоро будут обкатывать отремонтированный ими трактор. Как они там? Думала о новом тексте для «Соломотряса» — нужно хорошенько пробрать Евдокима Туркова, который старается жить в колхозе кулачком, единоличником — своя рубашка ближе к телу… Валентине вспомнился позавчерашний разговор с Бороздой в председательском кабинете. Сам Анатолий Викторович созвал редколлегию «Соломотряса» и самому же попало, особенно от Ветрова. Молодец агроном! В тот же день она так и сказала Лиле: «Твой Аркадий настоящий боец». Лиля не хотела оставаться в долгу, но она успела только сказать: «А твой Саша…» — как Валентина ладонью закрыла ей рот, шепча: «Молчи, молчи…»
Сейчас она ругнула себя: «Ты какая-то ненормальная, приехала в город студенческих дней, а думаешь и думаешь о Михайловке…»
Валентина шла к широкоэкранному кинотеатру, открытому к Новому году. Там они договорились встретиться с Игорем. Она уже звонила ему по телефону.
— Валечка? Это ты? — кричал в трубку Игорь. — Ты в городе? Вот молодчина. Приходи ко мне, я один дома!
Она отказалась идти к нему домой.
Подняв меховой воротник бежевого реглана, Игорь расхаживал меж белых колонн кинотеатра. Курил. Ждал. Черным лаком поблескивали его модные туфли, из-под узких коротковатых штанин выглядывали полосатые носки. Он был подтянут, щеголеват, как в прежние студенческие дни.
— Валечка! — Игорь побежал к ней, без стеснения поцеловал. — Вот умница! — восклицал он, оглядывая ее с ног до головы. Она была в пуховом платке, в белых валенках, в недорогом и не очень модном пальто с воротником из искусственного меха (какое нашлось в Заречном и какое ей было по карману). На всякий случай Валентина прихватила с собой и туфельки, но надеть их не решалась: было морозно.
«Выглядит она по-деревенски, — недовольно подумал Игорь. — Ну да ничего, мы ее переоборудуем».
— Игорь, скажи, только прямо и честно — это правда, что ты сбежал? — тихо спросила она, и ей хотелось, очень хотелось, чтобы он ответил — нет.
Игорь улыбнулся.
— Твой вопрос, Валечка, неточен. Я не сбежал, меня просто перевели на другую работу. Это, как ты знаешь, часто случается. Для пользы дела, конечно.
- Ударная сила - Николай Горбачев - Советская классическая проза
- Третья ракета - Василий Быков - Советская классическая проза
- Река непутевая - Адольф Николаевич Шушарин - Советская классическая проза
- Четырнадцатый костер - Владимир Возовиков - Советская классическая проза
- Желтое, зеленое, голубое[Книга 1] - Николай Павлович Задорнов - Повести / Советская классическая проза
- Большая рыба - Зигмунд Скуинь - Советская классическая проза
- Когда сливаются реки - Петрусь Бровка - Советская классическая проза
- Сегодня и вчера - Евгений Пермяк - Советская классическая проза
- Камень преткновения - Анатолий Клещенко - Советская классическая проза
- Амгунь — река светлая - Владимир Коренев - Советская классическая проза