На край любви за 80 дней - Кей Си Дайер

указывает на виднеющиеся вдали ворота, за которыми угадывается запруженная людьми улица. Он тараторит по-английски с чудовищным акцентом, быстро и неразборчиво. В конце концов я решаю, что он отправляет меня в отель. Ну и ладно. Я вежливо благодарю агента, чтобы показать американских путешественников с самой лучшей стороны, выхожу из здания и мгновенно оказываюсь в ужасающе громком, великолепном хаосе, который представляет собой Мумбаи двадцать первого века.

Выходя в город через узорчатые кованые ворота, я вдыхаю тяжелый запах пыли и выхлопных газов. По улицам снуют женщины в сари, туниках и струящихся брюках самых причудливых цветовых сочетаний, с шарфами контрастных тонов. Все заняты своим делом. Все куда-то бегут, разговаривают, что-то несут. Древняя старушка тащит невероятно огромный сверток белья из прачечной. Я останавливаюсь, украдкой делаю снимок и вновь вливаюсь в гомонящую толпу.

Атмосфера в целом жизнерадостная, но я теряюсь от такого количества людей. Я не могу принять обычную для Нью-Йорка тактику: опустить взгляд и целеустремленно шагать вперед: это работает только в том случае, если знаешь, куда идти.

Мое единственное преимущество – сравнительно высокий рост, который позволяет возвышаться над головами окружающих и хоть немного ориентироваться. Такой толпы я не видела даже на Таймс-сквер в новогоднюю ночь. Правда, я редко бываю на Таймс-сквер, и уж тем более в новогоднюю ночь, но это не имеет значения. Я смогу. Я справлюсь.

Толпа выносит меня на центральную улицу, я замечаю надпись «Отель Ананд» и нацеливаюсь туда. Легче сказать, чем сделать. Все куда-то спешат, и никто не собирается уступать мне дорогу. Не считая одной спокойной ночи в Шамони, я постоянно путешествую по большим городам. Я всю жизнь прожила в Нью-Йорке и обожаю мегаполисы.

Только Мумбаи – совсем другой. Хотя с помощью гугла я еще на корабле выяснила, что Колаба – крупный торговый район, он ничем не напоминает Пятую авеню. Дома, в Нью-Йорке, меня вечно напрягало присутствие попрошаек. Я знаю, они есть в любом городе. Томми всегда занимал жесткую позицию и с детства учил меня не давать им ни цента – все равно потратят на наркотики.

Я не совсем согласна с этой теорией и придумала компромисс: всегда ношу в кармане лишнюю плитку гранолы. Может, Томми и прав, только никто ни разу не отказался, честно.

Я не питаю иллюзий, что это кому-то поможет: просто попытка успокоить свою совесть. Скажу одно: моя совесть никогда не подвергалась таким испытаниям, как здесь, в Колабе, на коротком отрезке улицы от порта до отеля.

Теперь я вижу своими глазами, что Мумбаи, как пишут в путеводителях, – город контрастов.

Невиданное буйство красок, увитые желтыми, оранжевыми, розовыми, красными цветами миниатюрные святилища в основаниях могучих баобабов, – прямо в центре города, пышные водопады цветов, свисающие с торговых палаток. Я иду дальше, и их тяжелый, насыщенный аромат сменяется сладким, островатым запахом сахарного тростника, из которого делают сок тут же на прилавках. При этом вокруг царят упадок и разложение. Киоски, как и большинство более основательных построек, вот-вот развалятся. Куда бы ни упал взгляд, кругом грязь и разруха.

Я потрясенно рассматриваю город, а он, в свою очередь, глазеет на меня. Ни в одном городе мира я не чувствовала себя настолько чужой. Рост, кудрявые рыжие волосы, обгоревшая на солнце светлая кожа. Никогда такого не было, чтобы я, идя по улице, привлекала всеобщее внимание. Прогулка по Мумбаи обязательна для каждого довольного собой белого человека. Здесь я впервые чувствую себя не такой, как все. Дважды на протяжении одного квартала ко мне подбегает подросток с телефоном в руке и делает селфи, прежде чем я успеваю понять, что происходит. Чувствую себя белой вороной.

Тем не менее я слишком поглощена своей целью и откладываю эти мысли в дальний уголок сознания, чтобы подумать на досуге.

Улица кишит всевозможным транспортом и людьми, на уши давит бесконечная какофония автомобильных рожков, ревут мотоциклы, бегут куда-то пешеходы. Потрескавшиеся тротуары оккупированы торговцами, многие разложили товар прямо на земле, подстелив брезент. Груды часов, браслетов, тапочек. Тележка, нагруженная веточками с красными фруктами размером со сливу. Позднее я выясняю, что это личи и они отлично освежают в жару. Рядом с тележкой мужчина раскладывает джинсовые шорты, пластмассовые ведерки и корзины с ароматными поджаренными орехами.

Между импровизированными торговыми рядами бегают совсем маленькие детишки, за которыми бдительно следят задрапированные в сари бабушки. Торговому укладу чужды здравый смысл и логика: груды бананов соседствуют с разноцветными шлепанцами; тут же ремонтируют обувь сапожники в крошечных мастерских на колесах; рядышком женщины в сари жарят в раскаленном масле самосы и пакоры, издающие дразнящий сладковато-острый аромат, и лишь воспоминание о шаурме в Порт-Саиде удерживает меня от искушения попробовать местную уличную еду.

Как ни странно, отель расположен в довольно приличном свежевыкрашенном здании. Перед входом стоят три мотоцикла; пара швейцаров в тюрбанах и красивой форме вызывают такси для постояльцев и следят за порядком на вверенной им территории.

Подходя к двери, я истекаю потом. Даже рюкзак, зажатый под мышкой, мокрый. Несмотря на мой жалкий вид, швейцары немедленно расплываются в улыбках, кланяются и придерживают мне дверь. Я смущаюсь и вместе с тем испытываю грандиозное облегчение. Нет, эта поездка точно сведет меня с ума.

Внезапно я вспоминаю, что у меня вообще нет местных денег. Чем, спрашивается, я заплачу за Интернет, еду (не уличную) и билет на поезд? Я направляю потное тело к стойке, чтобы разобраться с процедурой обмена валюты. Рупия – это вообще сколько?

Через час, разжившись наличными и получив подробные указания, я выдвигаюсь на ближайшую станцию пригородной железной дороги. Администратор уверил меня, что оттуда я без труда доберусь до Центрального вокзала, с которого уходят дальние поезда. Правда, вайфай в отеле не работал, но я надеюсь найти что-нибудь на станции.

Раздуваясь от гордости за свои достижения, я вхожу на станцию, и в тот же миг все мои надежды летят к чертям. Внутри толпа настолько сгущается, что я на секунду останавливаюсь. А к тому времени как покупаю билет и прохожу через турникеты, слишком поздно. Катастрофа неотвратима.

Нет, я живу в Нью-Йорке и знаю, как вести себя в переполненном метро. Представляю, что такое идти по оживленной улице. Однако, оказавшись на станции Черчгейт, я мгновенно осознаю, что не знаю жизни и никогда не сталкивалась ни с чем подобным. Первый тревожный звонок звучит, когда я прохожу через турникет. Я не вижу ни одной женщины. Ни единой.

Платформа представляет собой бушующее море человеческих тел; когда подходит поезд, шторм усиливается. Неумолимое