На край любви за 80 дней - Кей Си Дайер

вечно голодные. Меня это изрядно раздражает, и я принципиально фотографирую только лаймы и свеклу, игнорируя все, к чему приложил руку Доминик.

Кроме еды, я убиваю время расспросами сомалийских пассажиров – всех, кто соглашается со мной говорить. Прошу помощи у Сумайи, и она радостно кивает.

– Я переводчик, – говорит девочка. – Меня только поэтому и взяли. Никто так хорошо не знает английский.

Она указывает на малышку лет шести, которая с веселым визгом носится по палубе.

– Разве что Уули, да она слишком мала для работы.

Я начинаю с Сумайи, старательно избегая упоминаний о ее семье. Я задаю вопросы, которые предполагают развернутые ответы, чтобы она могла говорить о том, что ей интересно. Моя тактика приносит плоды. Как и следовало ожидать, я мало что узнаю о самой девочке, кроме того, что ее конечная цель – найти немногочисленных оставшихся родственников, обосновавшихся в Гонконге. Тем не менее она охотно рассказывает об остальных соотечественниках. Когда я спрашиваю о контрабандистах, которые посадили их на «Ньери», она отмахивается.

– Когда мы отплыли, – говорит Сумайя, – у нас был маленький непотопляемый «Зодиак». Один из tahriibintas – ну, самое подходящее английское слово, что я знаю, – пират, сказал, что это на всякий случай. Но в первую же ночь, как только стемнело, они прыгнули в «Зодиак» и смылись.

Я непонимающе смотрю на девочку.

– Они вас бросили? Посреди океана?

– Угу. У нас есть акушерка, старуха Шамсо, она немножко умеет лечить, а капитана нет. Хула раньше плавала на корабле, а Фатима, вдова рыбака, умеет заводить мотор, только дерево сгнило, и он свалился в воду. – Голос девочки на мгновение прерывается, но она моментально светлеет лицом. – И тут мы увидели ваш корабль! Шамсо была уверена, что вы пройдете мимо, а вы остановились!

От полноты чувств она заключает меня в крепкое объятие. Я прижимаю к себе худенькое тельце, и проходит несколько минут, прежде чем я собираюсь с мыслями, чтобы продолжить беседу.

Неудивительно, что сомалийцы, которые соглашаются говорить, рассказывают трагические истории – их заставили покинуть свои дома война и голод. Но в этих кошмарных рассказах брезжит крошечная искра надежды и порой даже юмора. Я уверена, что это заслуга Сумайи. Она любит посмеяться и частенько напоминает своим соотечественникам всякие смешные случаи.

– Расскажи Роми о свинье, – говорит она Фатиме, и скоро мы втроем захлебываемся от смеха. Я узнаю историю о свинье, приговоренной к закланию, которая выпрыгнула со шхуны, доплыла до берега и спаслась бегством в зарослях Национального парка Лаг-Бадана.

Позже мы беседуем с молодой женщиной по имени Ходан, которая носит в складках дирака грудного ребенка. Ее сын Мохаммед родился на пляже, за ночь до отплытия «Ньери». Все присутствующие женщины собрались вокруг Ходан и закрыли ее от мужских взглядов. Сумайя с Ходан хихикают, вспоминая, как удалось скрыть рождение ребенка от пиратов, которые ничего не подозревали, пока не отчалили.

– Они требовали много риалов за каждого человека, – вспоминает Сумайя. – Но когда мы вышли в море, было уже поздно.

Сумайя улыбается и говорит что-то Ходан. Та улыбается в ответ.

– Я сказала, что Мохаммед достался ей с большой скидкой, – объясняет мне девочка, и я присоединяюсь к веселью.

В процессе интервью я рассказываю Сумайе, что у меня нет ни одной тети и я с тринадцати лет живу с дядей и его партнером.

Она не удивляется и не расспрашивает, просто выслушивает и откладывает эту информацию в сторону.

Вечером после ужина я сижу на палубе – недалеко от лагеря сомалийцев, и в то же время не слишком близко, помня обвинение в «шпионаже». Истории беженцев дали мне массу материала для «Экслибриса». С отчетами все прекрасно, значит, можно разобраться с личными письмами. Я нахожу в ящике бодрое письмо от Томми, который нашел мой аккаунт в инстаграме. Он описывает некоторые из моих фотографий словом «Захватывающе!», да еще и желает удачи в дальнейшем путешествии.

Я растрогана. Томми присутствовал в жизни Мерва еще до моего появления на свет, и я видела от него только добро. Но в отличие от безусловной любви, которую питаем друг к другу мы с дядюшкой Мервом, мои отношения с его партнером всегда носили несколько неровный характер. Паре геев среднего возраста было непросто найти в своей жизни место для отчаявшегося подростка. Воспитывая меня, они применяли тактику хорошего и плохого полицейского, и Томми, разумеется, доставалась роль последнего. Я хочу сказать, что не привыкла к столь бурному проявлению чувств с его стороны.

Еще одна хорошая новость – письмо от Терезы Сайфер. Она сообщает, без единого упрека, что пополнила наш баланс, и мы можем вновь пользоваться кредитками.

Мне не терпится поделиться радостью с Домиником, однако на камбузе его нет. Не успеваю я собраться с духом и спросить у кого-нибудь, где искать каюты экипажа, как вдруг замечаю его на палубе. Он сидит в кресле и хохочет, слушая Сумайю. Когда я подхожу ближе, Сумайя театрально раскланивается.

– Фантастика! – восхищенно аплодирует Доминик. – Только вот кусочек о мертвом дикдике[29] я бы на твоем месте не стал рассказывать перед англоязычной аудиторией. Могут не понять.

Сумайя достает помятый блокнот и делает какие-то пометки карандашом.

– Я что-то пропустила? – вопрошаю я.

Доминик, вздрогнув от неожиданности, оборачивается.

– Привет, подруга! – говорит он мне, поднимаясь. – Ты пропустила великолепное юмористическое выступление. – Он поворачивается к Сумайе и смотрит на часы. –   Ты права – ровно три минуты.

Девочка вновь отмечает что-то в блокноте и обращается ко мне.

– Больше всего на свете я хочу быть стендап-комиком.

Несмотря на все наши задушевные разговоры, я впервые об этом слышу. У меня от изумления открывается рот, и я делаю вид, что закашлялась.

– Э-э-э… Кем-кем?

Сумайя расправляет плечи.

– Ты не ослышалась.

– Откуда ты вообще знаешь, что это такое? – забыв, с кем имею дело, спрашиваю я.

Она презрительно закатывает глаза.

– Ха, из Интернета, откуда же еще?

Как и все нормальные современные дети, она воспитана ютьюбом. Только не в Америке, а в Сомали.

– Мои любимые комики – Али Вонг и Мэйсун Зайид, – продолжает Сумайя. – И, конечно же, Билал Зафар, хотя многие его шутки выиграли бы, будь он женщиной.

Я решаю не говорить ей, что знаю из перечисленных звезд стендапа только Али Вонг, и замечаю себе, что надо как-нибудь на досуге познакомиться с остальными.

– Нет, ты видел? – шепчу я Доминику.

Сумайя убегает и присоединяется к группке детей.

Доминик качает головой.

– Ох, поверь человеку, мать которого родилась на Самоа. Представляю, как отнесутся к этому увлечению ее родные.

– Будут против?

– Не то