Черный Гетман - Александр Трубников

— Не поверишь, — развел руками египтянин, — но твое освобождение отнюдь не моя заслуга. Вернувшись на постоялый двор и уладив дела с Фатим… Фатином, мы стали думать, как тебя выручать. Фатин рвалась… рвался чуть не брать штурмом цитадель, Сарабун предлагал вечером подпоить стражу снотворным отваром, я же прикидывал кому и сколько платить. За этим занятием нас и застал этот уважаемый нукер, — он указал на ожидающего ногайца, — посланный Темир-беем. Как выяснилось, Темир, узнав о том, что в кровавой стычке, случившейся в городе, принимали участие те самые неверные, что дважды пытались с ним говорить, он приказал выяснить все подробности. Я поспешил к Темиру, после нашей беседы он отправился к местному паше, а нам велел ждать на постоялом дворе. На третий день к нам прибыл снова его посланник и сказал, что сопроводит к тому месту, где тебя выпустят из тюрьмы. И вот мы здесь, ты на свободе, а Темир-бей ожидает тебя в своей юрте.

— Что, прямо сейчас!? — Ольгерд с ужасом оглядел свой, пришедший в полную негодность за время сидения в зиндена наряд, ко всему еще и перепачканный разбойничьей кровью.

— Нет! — улыбнулся египтянин. — Нукер сказал, что бей ждет тебя на закате, так что время у тебя еще есть. Мы оплатили турецкую баню и приготовили новую одежду, скорее на коня и поехали отдыхать. Я чувствую, что тебе предстоит непростой разговор.

— А Фатин, что тоже с нами в баню поедет? — с тревогой спросил Ольгерд, наблюдая за тем как мнимый татарчонок вслед за ногайцем легко взмывает в седло.

— Нет, — рассмеялся египтянин. — Он подождет нас на постоялом дворе. А вот нукер, тот будет все время с нами. Мстительный армянин все еще на свободе, и бей приказал тебя охранять.

* * *

Свежая шелковая рубаха приятно щекотала чистую размякшую кожу. Турецкая баня, куда привез его Измаил была, конечно, не ровня лоевскому срубу с ядреной каменкой, где несложившийся его тесть, сотник Тарас Кочур, мог веником душу в пятки загнать, но после грязного узилища и она, со своим сырым, почти не горячим паром, пробивающимся сквозь дырки в каменных полках, показалась Ольгерду настоящим земным раем.

На сей раз в шатер ногайского бея он попал без проволочек — сопровождавший его ногаец что-то коротко сказал охранникам, несущим службу на входе и, приподнял тяжелый войлочный полог, приглашая войти. Внутреннее пространство, большое и полутемное, освещалось отверстием в центре купола. Оно же одновременно служило и дымоходом: под ним чернел обложенный камнем круглый очаг, вокруг которого по известному восточному обычаю были разложены ковры и щедро набросаны небольшие квадратные подушки. У очага на ложе из подушек полулежал ногайский бей. Темир кивнул Ольгерду и скупым жестом предложил устраиваться рядом с ним. Ольгерд опустился на ковер, подоткнул под себя подушки, которые на ощупь оказались плотными и упругими — были набиты не привычным пухом, а овечьей шерстью и осторожно, чтобы не оскорбить хозяина бесцеремонностью, огляделся вокруг…

Помня о прошлом посещении и девичьем смехе, доносившемся тогда из темноты, Ольгерд рассчитывал обнаружить в шатре одалисок, но внутри были только он и бей. А это означало, что разговор предстоит серьезный. Вблизи лицо грозного ногайца, чью орду проклинали все польные украйны от Буга до Волги, казалось еще старше, но считать бея стариком не давали глаза, которые даже в полутьме шатра сверкали, словно у молодого барса.

Выдержав приличествующую паузу, Темир протянул Ольгерду глиняную плошку, до половины наполненную белой жидкостью:

— Пей! Кумыс. Хорошо с дороги, — Ногаец говорил по-русски правильно, но с заметным акцентом, от какого не могут избавиться даже те татары, что большую часть жизни проводят в московских и украинских землях.

О хмельном напитке из сброженного кобыльего молока Ольгерд слышал, но пробовать его до сих пор ему не приходилось. Кумыс оказался тягучим, резким и кисло-сладким. Он сделал глоток — в нос ударило, словно от ядреного кваса. Кумыс ему понравился и он с благодарностью кивнул. Темир-бей улыбнулся кончиками губ.

— Прими мою благодарность за спасение, — произнес Ольгерд, допив до дна и отставив плошку. — Я твой должник, Темир-бей. Но позволь все же узнать, зачем ты это сделал? Ведь днем раньше ты отказался нас выслушать.

Темир прищурил глаза:

— Чтобы суд над тобой был справедливым и беспристрастным, я преподнес в дар паше десять лучших галерных рабов своего ясыря. Причин этому несколько. После того как твой друг пытался ко мне пробиться, я наблюдал за тобой. Ты купил девушку, не славянку, а татарку, но не сделал ее наложницей, а освободил. Этот поступок поразил меня до глубины души, и я понял что таким образом Аллах, желая нашей встречи подает мне знак. Я послал вслед за вами своего слугу, чтобы он привел тебя и твоих друзей в мой шатер, но опоздал — меня опередил этот гнусный армянин, которого давно поря протащить по степи на аркане или просто посадить на кол. Остальное тебе известно.

— Какова же вторая причина, Темир?

— Я не пожалел времени и съездил на место стычки, пока еще не убрали трупы. И снова убедился, что тебя мне послал Аллах. Мне нужна твоя сабля, литвин.

— Сабля? — не понял Ольгерд. — Но мне не вернули ее после освобождения, да и не думаю, что она стоит больше десятерых невольников…

— Не старайся казаться глупее, чем есть. Твой клинок обошелся мне в двадцать золотых дукатов, я выкупил его у стражников, которые тебя доставляли в зиндан.

— Ничего не понимаю, Темир. Так чего же ты хочешь от меня в благодарность?

— Я думал, что ты уже понял меня, христианин. Я хочу взять тебя на службу.

Ольгерд нахмурился:

— И какова же служба у ногайского бея, который живет набегами на моих единоверцев? Разве у тебя в орде мало воинов-мусульман? Если ты этого от меня хочешь, то лучше сразу же возвращай обратно в зиндан. Ни веру свою, ни землю свою я не предам даже ценою жизни!

— Такого ответа я и ждал, — улыбнулся старик. — Не бойся, то что я тебе предложу не потребует от тебя предавать свою веру. Даже, отчасти, наоборот, ты сможешь спасти от казни несколько десятков христиан…

— Все еще ничего не понимая, Ольгерд пожал плечами.

— Ты вправе требовать благодарности. Но при всем при этом я не смогу стать твоим вассалом на всю жизнь. Потому что я должен исполнить то, ради чего искал с тобой встречи.

— Теперь настало время поговорить и об этом, — долив себе в плошку кумыс из большого кувшина, сказал Темир-бей. — Расскажи, зачем е я понадобился тебе и твоим друзьям?

— Ольгерд тоже долил себе кумыса, сделал три больших глотка. Спокойно, глядя бею в глаза, произнес:

— Филимон, слепой кобзарь, перед смертью рассказал нам о твоем племяннике, Дмитрии. Я его ищу. Хочу знать то, что знаешь о нем ты.

Старый бей нахмурился, замолчал и долго сидел, устремив на Ольгерда тяжелый давящий взгляд.

— Что именно рассказал тебе слепец?

— Все, что он знал.

— Ты уверен в этом?

— Ему не было смысла что-то скрывать, потому что он был при смерти.

— Ты точно знаешь что он умер?

— Я сам опускал его тело в могилу.

— Он умер от болезни?

— Нет. От раны, которую нанес ему посланный Дмитрием убийца.

— Ты знаешь Дмитрия?

— Я встречался с ним трижды. Первый раз когда он убил моих родителей, второй — когда он взял меня в плен и бросил раненого в лесу, а третий — этой осенью в Киеве. Так все же ответь мне, бей, какую службу ты хочешь мне поручить?

Темир кивнул.

— Ты говоришь правду. Но я расскажу тебе все что знаю, только если ты дашь мне клятву верности. Служба тебе предстоит не подлая. Полсотни христианских солдат из разных стран, которые содержаться в Кафе под стражей, выразили желание купить свободу, совершив поход на Буг вместе с моей ордой.

— И с кем идете вы воевать?

— Одна из польских крепостей осаждена московитами. На помощь им идут запорожцы. Порта сейчас в союзе с польским королем, а ногайцы — вассалы Порты. Великий визирь Кепрюле, который правит от имени четырнадцатилетнего Мехмета, приказал нам прийти к стенам союзного города и снять с него осаду. Так что если тебе и придется скрестить сабли с христианами, это будет не набег, а честная война. Ну что, клянешься?

Ольгерд, соглашаясь, кивнул.

— Я твой должник. И я буду тебе служить. Где моя сабля?

Темир улыбнулся, вытянул откуда-то из подушек блеснувшие каменьями ножны, протянул по-солдатски, вперед эфесом. Ольгерд вытянул клинок на ладонь, поцеловал шершавую сталь:

— Клянусь, бей!

Удовлетворенно кивнув, старик-ногаец крикнул что-то в сторону закрывающего вход полога. Словно ожидая окрика, в шатер потянулись слуги и служанки с блюдами и кувшинами и начали накрывать дастархан. Уставив ковры ароматными яствами, слуги исчезли так же быстро как появились. Дождавшись, когда они снова останутся одни, Темир-бей хлебосольным жестом предложил гостю начинать ужин, сам же отправив в рот пару щепоток плова (данью вежливости тому с кем он разделил стол), начал рассказ.