Черный Гетман - Александр Трубников

Выслушав египтянина, кадий заметно оживился и, закатив глаза к небу, изрек:

— Какой бы мусульманин ни освободил мусульманина, будет он ему освобождением от огня, ни освободил двух мусульманок, будут они ему освобождением от огня… Скажи своему гяуру, что если он надумает обратиться в истинную веру, то этот поступок спасет его от половины адских мук…

Текст вольной грамоты, не обращая ни малейшего внимания на громкие возражения писца, диктовал Измаил.

— Как тебя зовут и откуда ты родом.? — спросил он освобожденную рабыню.

Девушка впервые раскрыла рот и чуть с хрипотцой произнесла:

— Фатима. Из Буджака.

Получив несколько монет, кадий оставил на подготовленной грамоте росчерк и приложил к ней, накапав воск, большой перстень с арабской вязью

— Держи! — Сказал Ольгерд протягивая Фатиме вольную грамоту. Та склонилась в безмолвном поклоне. На секунду из разреза выглянула ее рука и грамота исчезла под хиджабом.

— И что будем делать теперь? — спросил Измаил.

— Дадим денег, которых ей хватит, чтобы добраться до дому, и пусть идет с миром. Есть же у нее какие-то родственники, знакомые. Вот пусть и возвращается туда, где ее примут. Иди, иди, милая… — Ольгерд махнул рукой, указывая в сторону дальних крепостных башен.

Измаил повторил его слова по-татарски, вынул кошель и вручил особожденной рабыне несколько серебряных монет. Девушка приняла дар, но, словно не расслышав сказанного, недвижно стояла на месте.

— Ладно, — сказал Ольгерд. — Дело у нас не выгорело, стало быть теперь по уговору я командир. Так что слушай приказ. Возвращаемся на постоялый двор, сегодня отдыхаем и готовим лошадей, а завтра в путь, через Ор в Киев и дальше в Литву…

Трое компаньонов переговариваясь двинули в сторону городских ворот. Девушка несколько секунд постояла, словно решая что делать дальше, и тенью скользнула за ними вслед.

* * *

Шли по улице молча. Обсуждать было нечего ровным счетом — все их планы рухнули в одночасье, а поездка в Крым оказалась пустой тратой времени. Ольгерда не радовала победа в споре с Измаилом, как и то, что он теперь стал по уговору командиром их маленького отряда. Ведь в глубине души он до последнего верил, что хитромудрому египтянину все же удастся завоевать доверие непробиваемого ногайца. Однако сердце старого бея, похоже, было вытесано из камня.

У крепостных ворот их ожидал неприятный сюрприз — решетка в арке надвратной башни была опущена, а несущие службу стражники отгоняли желающих покинуть город, оставляя проезд свободным.

— Вот напасть, — ругнулся Ольгерд. — Что там еще такое?

— Сейчас разузнаем. — Измаил, оставив компаньонов скользнул вперед, высмотрел начальника стражи с которым договаривался поутру, и вступил с ним в короткий разговор.

— Смотри, господин Ольгерд, — удивленно произнес Сарабун, — этот басурманин даже мзду брать не хочет. Видано ли это, чтобы в торговом городе посреди дня проезд перекрывали?

— Вот и мне все это не очень нравится, — кивнул Ольгерд. — Так что ты, лекарь, держи ухо востро…

— Ворота закрыты по приказу капитана башни, — объяснил, вернувшись, египтянин. — Стража и сама ничего толком не знает, то ли ждут какую-то важную персону, то ли ловят кого — то в городе.

— И когда они откроют проход?

— Кто же скажет, мой друг? Мы на Востоке, так что может через минуту, а может быть только завтра утром. А может и никогда, — подумав, философски добавил Измаил.

— Типун тебе на язык, — сплюнул Ольгерд. — Нет у меня ни малейшего желания здесь торчать.

— И что ты предлагаешь делать?

— Поехали к другим воротам. Не могут же они весь город перекрыть. Вон, гляди, местные находят себе пути. — Он указал на старого татарина, который вел на поводу ишака. После того как ему преградил дорогу стражник, почтенный горожанин, не говоря ни слова и не проявляя ни малейших признаков возмущения, потянул за уздцы своего строптивого спутника и исчез в ближайшем переулке.

— Они наверное калитку какую-то знают, — произнес, провожая старика взглядом, Сарабун. — Или к другим воротам напрямик пробираются.

— Так и есть, — кивнул Измаил, — ведь чтобы попасть к соседним воротам, двигаясь по улице, нам нужно вернуться обратно к цитадели, куда сходятся все городские пути. Впрочем ты теперь командуешь, Ольгерд, ты и решай.

Ольгерд не размышлял и не колебался:

— Если давать крюк по улице, то придется проезжать мимо невольничьего рынка, а делать нам там нечего. Неровен час опять этот армянин-истязатель встретится и цепляться начнет. Так что идем вдоль стены, по переулкам. Авось не заблудимся. — Компаньоны двинули в сторону переулка, в котором скрылся старик с ишаком.

Половину жизни Ольгерд провел в больших городах и по своему опыту знал, что все городские задворки чем-то неуловимо похожи друг на друга. И пусть здесь их окружали не деревянные срубы, как в Киеве или Смоленске, и не кирпичные дома, как в Вильно, а разнотычные мазанки, выглядывающие из-за глухих глинобитных заборов-дувалов, вокруг была такая же сонная тревожная пустота, скрывающая невольное ощущение незримой опасности, словно из-за безмолвных окон и дверей за ними наблюдают сотни далеко не дружеских взглядов.

— Тебе что-то не нравится? — Заметив тревогу Ольгерда, спросил Сарабун.

— А что мне может понравится, если мы уже четверть часа идем, а вокруг одни лишь дувалы и навстречу — ни души?

— В восточных городах так всегда, — пожал плечами египтянин. — Здесь люди живут не напоказ, отгораживать от улицы то, что происходит в доме — обычное дело…

— А громилы среди дороги тоже дело обычное? — прервал его Ольгерд, завернув за который по счету угол.

Перед ними, целиком перегораживая узкий проход, стояло четверо здоровенных татар, чьи намерения были понятны, как "Отче наш…" — трое держали обитые железом дубинки, а четвертый, самый дюжий на вид, поигрывал аршинной цепью, на конце которой было закреплено небольшое чугунное ядро.

— Не пугайтесь, справимся, — засмеялся Ольгерд, вытягивая из ножен саблю. — Пистолей и ружей у них нет, а со своими разбойничьими инструментами им против нас не тягаться. В крайнем случае-убежим.

— Боюсь, что все не так просто, — спокойно произнес, прижимаясь спиной к спине Ольгерда Измаил. — Сбежать, во всяком случае, не удастся. Сзади подходят еще трое, причем двоих я уже видел сегодня. Это охранники того армянина, который хотел купить твою девушку.

Ольгерд коротко обернулся назад и присвистнул — враги сзади были намного опаснее: двое держали, выставив перед собой длинные ножи.

— Засада!!! — тонким дрожащим голосом завопил вдруг Сарабун. На рот ему мигом легла ладонь египтянина. Лекарь еще что-то коротко промычал и затих.

— Их семеро, нас двое, — скороговоркой произнес Ольгерд. — Лекарь не в счет. Измаил, ты хоть что то колющее или режущее с собой в город пронес?

— Кинжал и два метательных ножа, — спокойно ответит тот.

— Возьми вот еще мой, я в этих забавах не мастер, — Ольгерд резким движением выдернул из голенища и передал боевому товарищу нож. — А ты, Сарабун, — прошептал он дрожащему лекарю, наблюдая как враги начинают сходиться, опасливо глядя на его саблю, — нам сейчас только обуза. Времени не теряй, сигай через ближайший забор. Выбирайся отсюда как хош, зови местную городскую стражу. Если прорвемся, то встречаемся на постоялом дворе.

Сарабун стоял без движения, глядя на Ольгерда круглыми как плошки глазами.

— Давай!!! — рявкнул что было сил Ольгерд, выводя компаньона из ступора.

Лекарь кивнул, рванул с места, словно ему выстрелили в зад солью и с проворством садового воришки скрылся за высоким, чуть не в два его роста, забором.

Ольгерд принял боевую стойку, выставив перед собой саблю и поигрывая острием на уровне глаз:

— Измаил, попробуй кинжалом достать того, что с кистенем. Он самый опасный. Потом, когда справишься, бей тех что с дубинками. А я пока поиграюсь в ножички… — Не успел он закончить фразу как из за плеча, крутясь в воздухе сверкнуло начищенное лезвие метательного ножа. Громила с кистенем, начавший уже раскручивать цепь над головой, охнул, переломился пополам, упал и засучил по земле ногами.

Второй и третий бросок египтянина были не столь удачным — один из нападавших со страху отскочил назад и нож ударился в него боком. Кинжал Ольгерда не был приспособлен для бросков, но все же нашел свою цель — второй громила выронил дубинку и завизжал голосом рождественского поросенка, хватаясь за торчащую из плеча рукоять.

"Осталось пятеро" — подумал Ольгерд и двинулся навстречу вооруженным ножами. Фехтовальщики из грозных с виду подручных злокозненного армянина, оказались что из крестьян канониры. Ольгерд сдвинулся влево, сделал ложный выпад и, дождавшись когда один из противников, неуклюже пытаясь защититься, взмахнул ножом, рубанул ему по предплечью. Подарок смоленского воеводы с честью выдержал боевое крещение — дамасская сталь без видимых усилий перерубила бугрящиеся мышцы до самой кости. Громила завыл, как пес на луну, метнулся в сторону, ударился в забор и упал.