Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подумаешь, на стекло плюнул! — зашептала горничная, то и дело оглядываясь на дверь. — Я тебе, боярышня, пострашней расскажу. Другим никому не могу, стыдно, а ты ведь меня не выдашь?
Стешка была девушка некрасивая, сильно не молодая, лет двадцати пяти, глуповатая, но добрая. Василиска её любила.
— Вчерась мету веником под большой лестницей, подходит этот бесёныш. Глядит на меня своими кошачьими гляделками. «Чего тебе, спрашиваю, барич?» А он мне: «Покажи. Что ты там прячешь?» И вот сюда, в лядвие мне тычет!
— В лядвие? — ахнула Василиска и поглядела вниз, где у Стеши ляжка.
— У меня там пятно родимое, волосками поросло. Никто про то не ведал, кроме матушки-покойницы. Прячу от всех, стыдно. Вот мы с тобой, боярышня, и в бане сколько раз мылись, и в пруду плавали, а ты ж не видала? И никто не видал. Я как растелешусь, это место всегда ладошкой ли, утиркой ли прикрываю. Откуда ж бесёныш прознал?
Княжна слушала, вытаращив глаза и прикрыв рукой рот.
— Стала я от страха вся квёлая, будто квашня. Не то что заперечить, вздохнуть боюсь. Веришь ли? Задрала подол и заголилась. Срам какой! А малой на родинку поглядел, пальцем потрогал и пошёл себе. Осталась я ни живая, ни мертвая, еле ноги держат. По сю пору не знаю, въявь ли то было иль чертячье наваждение. — Стешка наклонилась, зашептала ещё тише, испуганные глаза округлились. — И с тех пор лядвие будто огнем горит!
Попросила Василиска показать. Раз чужому мальчишке можно, то уж ей и подавно.
Ничего особенного: на ляжке, сбоку, тёмное пятно с поросячий пятак, из него волоски растут, мягкие. (Уже потом, вспомнив про это диковинное происшествие, она Петрушу спросила — как догадался. Он сказал на свой обычный отрывистый манер: «У каждого тайна есть. Обычно тут. — Он показал на сердце. — Или тут. — Показал на лоб. — Мне это видно. А у той на бедре. Странно».)
Вечером, когда Василиска уже лежала в кровати, прибежала Стешка — лица нет, губы дрожат. «Пойдем, боярышня. Что покажу! Только тс-с-с-с».
Ступая на цыпочках, завела княжну в ту самую горницу. Там было темно, но за окном горел огонек.
Подкрались ближе — Петруша, со свечой в левой руке. Василиска совсем близко от него стояла, и опять он её не видел. Внутри-то света нет.
Вот это было по-настоящему страшно. Свободной рукой мальчик делал перед стеклом какие-то мелкие движения, а пальцы держал щепотью — словно крестил оконницу. Или проклинал. Подсвеченное огнём лицо будто мёртвое: всё застыло, глаза прищурены.
Поводил щепотью туда-сюда, переместился к соседнему квадратцу — и сызнова.
Стешка бормотала молитву. Потом, не снеся страха, уволокла княжну от нехорошего места прочь.
Плакала, говорила, что быть сему дому пусту, потому что бесёныш навёл заклятье, и что не останется она здесь ни единого часа, лучше уйдёт христарадничать, или в монастырь наймётся белье стирать.
— Не выдавай ты меня батюшке, Бога ради. Бегу не от своевольства, а для души спасения! Ты-то как здесь будешь, горемычная?
Собрала узелок, перекрестила свою питомицу и, в самом деле, ушла, прямо ночью.
Василиска у себя в спаленке тряслась от страха, забылась только под утро и проснулась с криком, от страшного сна.
Одевшись сама, без горничной, понеслась в горницу. Как раз из-за забора солнце выглянуло. Подошла к окну — что за диво!
В нижнем ряду, на каждом квадратце, по ледяному цветку несказанной красоты, гораздо превосходней вчерашнего!
В домашнем платьишке, как была, выбежала Василиска во двор, чтоб посмотреть с другой стороны.
И видит: у рамы стоит глиняная плошка, в ней под корочкой льда вода, и рядом соломинка, тоже обледеневшая. Поняла: это он не заклинал, рисовал! Водой по стеклу!
Никакой он не бесёныш, он… мальчик-Златовлас, вот он кто! Сама придумала и тут же в это поверила.
Ну конечно! Петруша не странный, он волшебный! Это он когда-то её, маленькую, спас. Вот ведь и волосы у него золотистые. А что не вырос с тех пор, так это потому что заколдованный. Ждёт, пока Василиса Премудрая злые чары развеет.
И перестала княжна Петрушу ненавидеть, начала его любить. Не как пряники любят или как любят на качелях качаться, а по-настоящему, по-аморному. Про что княжна Таисья рассказывала.
* * *Недели за три до того были в Сагдееве другие гости, из Милославских, троюродные. Князь Андрей Сергеевич, тоже вдовый, и с ним дети — большая, шестнадцатилетняя Таисья да Фролка, ровесник Василисе.
Вечерами сидели в большой горнице все вместе, по-деревенски: дети, взрослые. Отцы вполголоса беседовали о чём-то неинтересном, про каких-то стрельцов, да играли в шахматы, скучную взрослую забаву. Василиска с Фролкой стреляли из пушечки горохом или смотрели картинки. Таисья же, которой быть с мелюзгой казалось зазорно, а со стариками скучно, расхаживала туда-сюда и важничала. Убрана она была наполовину по-русски, наполовину по-чужеземному: волосы заплетены в косу, на ногах войлочные коты, а платье несуразное — в поясе узкое, книзу колоколом, и шея в прозрачных кружавчиках.
К Таисье уже полгода ходил француз, обучал европейскому обхождению, и троюродная сестрица очень тем гордилась, всё желала блеснуть перед роднёй. То слово непонятное скажет, то на простоту нос сморщит. Василиска, хоть и делала вид, что ей нету дела до задаваки, старалась ничегошеньки не пропустить.
Зашёл у взрослых обычный отеческий разговор: как дочерям женихов подбирать — по роду, иль по богатству, иль по службе. Таисья послушала немножко.
— И не думайте, тятенька. Я замуж только с амором пойду.
— С кем, с кем? — встревожился князь Андрей.
Тогда сестрица — девка собою видная, в хорошем теле — уперлась в бока, начала расписывать, сколь чудесна сердечная страсть, именуемая по-европейски амором. По-русски же и слова такого нет. «Любовь» — это совсем не то. Любят друг друга старые муж с женой, когда им стерпится. Любят друг дружку чада с родителями. Некоторые любят кисель иль карасёвую уху. «Амор» же — это когда меж кавалером и дамой происходит сердечное трепетание, навроде семицветной радуги. Бывал амор и у древних пастушков с пастушками, которые совсем не то, что наши скотники-навозники, а суть возвышенные и благородно чувствующие созданья.
Василиска прямо заслушалась. Отцы, конечно, возражали Таисье и даже сердились. Выдумала тоже — амор какой-то! Отродясь-де на Руси такого сраму не бывало, чтоб незамужняя девка по парню или мужику томилась, а если и бывало, то лишь с блуднями, которых полагается за косу, да плёткой, плёткой. Вот выдадут тебя доброжелательные родители за хорошего человека, сполняй свой бабий долг да терпи, Это и есть любовь.
- Огненный скит - Юрий Любопытнов - Исторические приключения
- Огненный всадник - Михаил Голденков - Исторические приключения
- Ларец Самозванца - Денис Субботин - Исторические приключения
- Записки экспедитора Тайной канцелярии. К берегам Новой Англии - Олег Рясков - Исторические приключения
- Ассирийцы. Покорители народов - Йорген Лессеэ - Исторические приключения / История
- Всемирная история. Новый Свет: трижды открытая Америка - Роман Евлоев - Путешествия и география / Исторические приключения
- Проект "Забыть Чингисхана" (СИ) - Галина Емельянова - Исторические приключения
- ДАртаньян в Бастилии - Николай Харин - Исторические приключения
- Роман о Виолетте - Александр Дюма - Исторические приключения
- Золотая роза с красным рубином - Сергей Городников - Исторические приключения