Темный рыцарь (ЛП) - Лоррейн Трейси

Ее большие пальцы бегают по экрану, когда она что-то яростно печатает, и я не могу сказать, что я полностью удивлен, когда мой телефон вибрирует в кармане.

Я продолжаю наблюдать, как Эмми зовет ее к себе.

Но она не идет прямо туда. Вместо этого она заходит в самый большой типи, и когда она выходит несколько минут спустя, у нее в руке алкоголь.

Опускаясь на свободное место рядом с Алекс, она откручивает горлышко своего напитка и подносит его к губам.

Он наклоняется, чтобы заговорить с ней, но она едва замечает это, сосредоточившись на том, чтобы заглушить реальность.

Я ненавижу, что она делает это из-за меня. Я чертовски ненавижу, что оказываю на нее какое-либо влияние, почти так же сильно, как мне это нравится.

Как только я убедился, что свет моего телефона никому не попадется на глаза, я достаю его и читаю то, что она мне прислала.

Ангел: Ты трус, Николас.

Весь воздух вырывается из моих легких, когда я смотрю на эти слова единственного человека, который видит меня лучше, чем кто-либо другой.

Они нанесли глубокий удар, оставив меня изрезанным и истекающим кровью на этом дурацком дереве.

Но все равно, я не нахожу в себе сил что-либо предпринять.

Я сижу там очень долго, пока луна движется по небу, изменяя тени, которые она отбрасывает на их лагерь, пока я просто наблюдаю, как они все веселятся.

Неудивительно, что Нико и Брианна никогда не присоединяются к группе. Вместо этого некоторое время назад они проскользнули в один из типи.

Другие пары у костра становятся ближе, пока, примерно в то время, когда я полностью теряю чувствительность в заднице от сидения здесь, они не начинают объявлять, что на сегодня все.

Первыми исчезают Джоди и Тоби, за ними быстро следуют Эмми и Тео.

Себ и Стелла допивают свои напитки с Калли и Алексом, все они смеются и наслаждаются жизнью, прежде чем Себ, наконец, встает, перекидывает Стеллу через плечо и ведет ее к типи.

Моя грудь сжимается, когда Алекс протягивает руку, чтобы заправить прядь волос за ухо Калли. Она пьяна. В последний раз, когда она вставала, она едва могла ходить по прямой — и это было некоторое время назад.

Схватив ее за руку, он поднимает ее на ноги и обнимает за плечи, прижимая к своему телу.

Моя температура и разочарование растут, когда он поддерживает ее так, как я отчаянно хочу.

Они останавливаются у типи, и Калли смотрит на него так, как будто он самый важный человек в ее мире, пока он колеблется.

Она что-то говорит ему, что-то, чего я не могу разобрать, прежде чем она снова берет его за руку и тащит с собой в типи, в то время как мое сердце выпрыгивает из груди.

— Нет, — выдыхаю я, крепче хватаясь за ветку подо мной, пока ногти не впиваются в кору.

Зажмурив глаза, я вижу только их двоих внутри этого типи.

Его губы касаются ее губ, его пальцы задирают ее рубашку, обнажая ее перед ним.

Их конечности переплетены, ее спина выгибается дугой, а ногти царапают его спину.

— Черт, — рявкаю я достаточно громко, чтобы испуганная птица вспорхнула с деревьев, когда я спрыгиваю вниз.

Мое сердце подступает к горлу, когда я пробираюсь к их лагерю и падаю перед их пылающим костром.

Протягивая руку, я беру зефир и бросаю его в рот, позволяя сладости обволакивать мой язык, все время желая, чтобы это было что-то другое, что я пробую.

Нахожу полупустую бутылку водки, из которой Стелла и Эмми готовили напитки, я подношу горлышко к губам и делаю пару глотков. Что угодно, лишь бы выкинуть эти образы из моей головы.

Громкий женский крик разносится по лагерю из одного из типи. Звук похож на удар долбаной битой в грудь, хотя я сразу понимаю, что это не Калли. Тон совершенно неправильный.

Это дает мне надежду, что, может быть, она просто упала в кровать и отключилась, а мой возбужденный брат просто лежит там, наблюдая, как она спит, желая, чтобы у него хватило мужества сделать шаг, который, как мы все знаем, он отчаянно хочет.

Однако что-то его сдерживает. Он никогда по-настоящему не колебался с девушками. Так почему он это делает с Калли? Это потому, что она ему действительно нравится и он пытается относиться к ней так, как она заслуживает? Или на каком-то уровне он уже знает? На самом деле мы никогда не были близнецами, которые чувствуют боль друг друга и все такое прочее, но у нас определенно есть связь, которой я ни с кем другим не разделяю. Может ли он чувствовать что-то, что его сдерживает?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Или все это разбилось вдребезги в ту секунду, когда она затащила его в тот типи?

Мое сердце учащенно бьется при мысли о том, что он испытывает к Калли ту сторону, которую знаю только я.

Выпив еще две рюмки, я оставляю бутылку на столе и направляюсь к типи, в котором они исчезли.

Мое сердце угрожает выпрыгнуть из груди, когда я выглядываю из-за двери и смотрю в окно.

Внутри темно, если не считать слабого свечения мягких волшебных гирлянд, которые подвешены к потолку, и у меня перехватывает дыхание, когда я нахожу их обоих спящими.

Облегчение, которое переполняет меня, когда я обнаруживаю, что Алекс даже не обнимает ее, — это то, чего я никогда раньше не испытывал.

Поднимая руку, я провожу пальцами по волосам, борясь с собой, чтобы поступить правильно. Уйти и дать ей поспать. Вернуться домой, зная, что мой брат не прикасается к ней.

Но когда мои ноги двигаются, это не в направлении моей машины.

И когда моя рука опускается, она тянется не ко мне, а к дверной ручке, которая впустит меня в их маленькое убежище.

Звук их тяжелого дыхания едва заглушает шум моей крови в ушах, когда я сокращаю пространство между дверью и кроватью, мои глаза прикованы к комочку под простынями, который принадлежит моей девушке.

Когда я подхожу ближе, ее сладкий цветочный аромат наполняет мой нос и вызывает слюнки.

Кажется, что пятничный вечер в ванной Дэмиена был давным-давно. Или, по крайней мере, мой член думает, что это было давно.

— Мой ангел, — шепчу я, проводя костяшками пальцев по ее мягкой щеке и чувствуя ту искру, которая всегда разгорается по моему телу, когда мы соприкасаемся так сильно, как никогда.

Нуждаясь в большем, я откидываю одеяло, открывая ее тело для себя.

На ней ее обычная майка, но вместо пары крошечных трусиков, которые, я уверен, она выбирает исключительно для того, чтобы подразнить меня во время моих ночных визитов, на ее ногах хлопковые брюки в цветочек.

Мои зубы скрипят, когда я думаю о возможности того, что Алекс помог ей переодеться. Издалека она выглядела довольно опустошенной. Но, возможно, это скорее мой разум сыграл со мной злую шутку, заставив меня видеть то, чего я не хотел. Наказывает меня за то, как я к ней отношусь, за то, что я не могу принять то, что я действительно чувствую к ней, за то, кто я есть на самом деле.

Скользя пальцем ниже, я провожу им по ее шее, по ключице и вниз к кружевной отделке ее майки.

Мое тело жаждет ее, мой член тверд и отчаянно хочет погрузиться в нее еще раз, и ничего из этого не становится лучше, когда она издает бессмысленный стон, когда мой палец скользит по ее соску. Он мгновенно твердеет для меня, и я сжимаю его через ткань.

Ее стон становится громче, и она перекатывается на спину.

Это опасно, я знаю, что это так, но я бессилен, кроме как протянуть руку и сделать то же самое с другим, наслаждаясь шумом, который достигает моих ушей, когда ее спина выгибается на кровати.

Один взгляд на Алекса, и я обнаруживаю, что он все еще без сознания, его храп постепенно становится громче, я надеюсь, достаточно, чтобы заглушить всхлипы Калли, когда я натягиваю ткань ниже и обхватываю ее губами.

— Ммм, — стонет она. — Еще.

И я делаю. Я обвожу ее сосок, глубоко втягиваю его в рот и впиваюсь в него зубами, как, я знаю, ей нравится, пока она не начинает тяжело дышать, а ее пальцы не оказываются в моих волосах.

Но, к моему удивлению, она, кажется, все еще спит.

Это заставляет меня задуматься, как часто ей снятся сны, которые настолько яркие, что она не сразу понимает, что что-то происходит.