Наглый роман - Ния Артурс

порядке голосует за чай, теперь устремила свои жадные взоры на Хадина.

Пока я раздумываю, Хадин закатывает низ моей майки, пока она не обвивается вокруг шеи. Его пальцы рисуют мучительные круги на моей груди.

Я стону от удовольствия. — Ты играешь нечестно.

— Я жду ответа, Ван, — рычит он. Затем сжимает руку.

Моя спина выгибается дугой, когда острые электрические разряды пронзают мое тело.

Хадин наклоняется и угрожает: — Мне остановиться?

Если он уберет от меня свои руки, я думаю, что могу умереть.

Я обвиваю руками его шею, отдаваясь течению между нами. — Напомни мне, Хадин, — шепчу я, крепко обнимая его. — Я хочу вспомнить.

Он немедленно атакует мой рот, как будто не хочет давать мне возможности передумать. Одной рукой я задираю его рубашку до шеи, что оказывается нелегкой задачей. Особенно когда его рот опускается на мою грудь и я забываю, как меня зовут.

Хадин выпрямляется, когда мои вялые пальцы натягивают рубашку ему на глаза. Он нетерпеливо швыряет ее через комнату. Я смотрю на него снизу вверх, когда он садится на меня верхом, весь такой мускулистый, с горячими бицепсами и татуировкой в виде ангельского крыла.

Вид этого проникает сквозь мой туман похоти. Я провожу пальцами по чернилам и спрашиваю: — Когда ты ее сделал?

— Через два года после смерти Олли. — Он запускает пальцы в подол моих шорт. — Цифры — это дата его рождения. И дата его смерти. — Он делает паузу достаточно долгую, чтобы одарить меня мрачным взглядом. — Ты спросила меня той ночью, но я не сказал тебе тогда. Я не мог.

Я приподнимаюсь на локтях и целую замысловатые перышки на его груди. Наши взгляды встречаются и удерживаются.

— Спасибо, что рассказал мне сейчас, — шепчу я.

Вспышка эмоций промелькивает в глазах Хадина. Но она не задерживается. Он кладет руки мне на плечи и отталкивает меня назад, пока моя голова не опускается на подушку.

— Я больше не собираюсь отклоняться от сценария, — предупреждает он. Все мое тело содрогается, когда он одним плавным движением стаскивает с меня нижнее белье. — Тебе нужно многое запомнить, Бекфорд.

Хадин прокладывает поцелуями дорожку вниз по моему телу, посылая спазмы тепла по каждому дюйму моей кожи. Затем я чувствую его губы на своем животе и напрягаюсь.

Что я делаю?

Я беременна. Это вообще…

— Ты в порядке, — говорит Хадин, как будто может прочитать мои мысли. — Мы не причиним вреда ребенку. Я проверил.

— Конечно, ты это сделал, — бормочу я. — Почему я не удивлена?

— Заткнись, Ван.

Я открываю рот, чтобы огрызнуться на него, но рука Хадина опускается мне между ног, и все, что я могу выдавить, это булькающий звук. Давление нарастает, пока он дразнит меня. Безжалостный. Жестокий. Он не останавливается, пока я не вспотею. Пока я не буду умолять. Пока я не буду в таком отчаянии, что больше не смогу держать себя в руках.

Взрыв груб и высокомерен, как и он сам.

Густые, декадентские рулоны удовольствия захлестывают меня.

Я стону.

Хадин ворчит.

А затем он еще больше раздвигает мои ноги. — Смотри в оба и держись, милая. На этот раз ты не забудешь.

ГЛАВА 12

НЕОЖИДАННЫЙ ГОСТЬ

ХАДИН

Ваня сопит, когда спит, и это восхитительно. Я переворачиваюсь и прижимаю ее к себе. Она пытается сбросить меня с себя, как будто я одеяло жаркой летней ночью, но я остаюсь рядом, и она снова успокаивается.

Удовлетворенный, я ставлю локоть на кровать и подпираю кулаком подбородок. Я смотрю на нее как на дурочку, но не похоже, что она проснулась, чтобы осуждать меня.

Ваня — чёртова — Бекфорд.

В моей постели.

После не одного, не двух, а трех напоминаний о том, что я сделал после нашей свадьбы в Вегасе.

Это реальная жизнь.

Я переспал со своей раздражающей, красивой подругой детства, ставшей женой.

И на этот раз мы сделали это трезвыми.

Ее тело погружается в матрас, мягкое и томное. Произведение искусства.

Она прижимается к моей груди, ее короткие волосы разметались по подушке. Она убьет меня за то, что я позволил ей вздремнуть на хлопчатобумажной подушке без шапочки. Отныне мне придется стелить на кровать шелковые наволочки.

Я узнал о шелковых простынях, натуральных маслах для волос и о том, как ровно укладывать волосы, наблюдая и слушая ее. Женщина разбирается в волосах так же, как она разбирается в чае. Если она когда-нибудь решит оставить модельный бизнес и кулинарные книги, то, вероятно, сможет открыть салон красоты.

Ваня бормочет во сне и переворачивается на другой бок. Я приподнимаюсь, чтобы продолжать смотреть ей в лицо.

Она обнажена. Простыня, обернутая вокруг ее талии, оставляет открытой мою любимую часть ее тела. Вычеркните это. Моя вторая любимая часть ее тела. Ранее я мило заново познакомился с обладательницей первого места. Достаточно, чтобы она не могла сидеть, не думая обо мне.

Моя грудь наполняется, когда я вспоминаю ее хриплые тихие стоны.

Я прошу тебя забыть в этот раз.

Тепло ее кожи на кончиках моих пальцев вызывает улыбку на моем лице. Я люблю ее губы, ее щеки, ее нежную шею. Я люблю ее бедра, которые идеально подходят для того, чтобы обхватить меня за талию. Мне нравятся эти сексуальные растяжки, которые обволакивают ее, как картина золотом.

Она не уклонялась, когда я прикасался к ней в местах, которых другие женщины стеснялись бы. Ее живот. Ее любовные ручки. Ее бедра. Так что я вознаградил ее за это. Я провел по этим линиям пальцами, а затем языком, прокладывая себе путь поцелуями по кругу, пока она не взмолилась о пощаде.

Лицо Вани морщится, когда она спит. Она всегда встревожена, даже когда не просыпается, чтобы суетиться из-за всего. Я прижимаю палец к ее лбу, прямо между бровями. Морщинка разглаживается. Ее ресницы остаются неподвижными. Ее губы, слегка приоткрытые, издают еще один звук.

Если бы она не была оторвана от нашей маленькой прогулки по переулку воспоминаний, я бы перевернул ее на спину, откинул простыню и раздвинул ей ноги, чтобы разбудить ее своим языком.

Вместо этого я обнимаю ее одной рукой и поджимаю свои ноги под ее. Это ново для меня. Я не любитель обниматься. Я не задерживаюсь в постели, когда дело сделано, и уж точно не засыпаю, когда все закончилось. Окситоцин настоящий, и женщинам не нужны оправдания, чтобы быть навязчивыми.

Но на этот раз я не чувствую такой же необходимости убегать.

Потому что это Ваня.

С ней все по-другому.

Она моя жена.

Потрясающе горячая жена.

И…

И что?

Что это значит для нас сейчас?

Я решаю не думать об этом. Зная Ваню, она будет паниковать за нас обоих. Я буду голосом разума и успокою ее чаем.

И если это не сработает, я снова затащу ее в свою постель и нажму сброс. Я готов продолжать ходить по кругу, пока