Самый жаркий день лета - Киа Абдулла

на экранах потихоньку развивались, время бежало, красная точка приближалась к дому. На видео из детской ничего не менялось, покуда Лейла не показалась в дверном проеме в десять минут второго. Красная точка теперь зависла над зданием.

Лейла поникла, наблюдая за своим изображением на экране. Вот она склонилась над племянником, аккуратно поправила одеяльце. Поставила два аптечных пузырька на тумбочку возле кроватки. На видео нельзя было разобрать этикетки, но Лейла помнила: в одной бутылочке была укропная вода, а в другой — успокаивающий лосьон для детей. Ей хотелось вскочить и рассказать всему залу, как Макс вел себя в тот вечер. Да, действительно, племянник был добродушным ребенком, но иногда становился просто невыносимым — и в ту ночь в особенности. Он кричал без конца, заходясь от ярости, и Лейла не понимала, как его успокоить. Она позвонила Ясмин и с раздражением обнаружила, что, в отличие от других матерей, ее сестра способна уйти на вечеринку и отключить телефон. Лейла помнила свою мысль: «Да что ж она за мать-то?» По иронии судьбы она осуждала тогда сестру за плохое исполнение той роли, к которой сама была совершенно не готова. В итоге Лейла искупала Макса, крепко держа его за руки, потому что он начал разбрызгивать воду из ванночки и ковырять ссадину на ноге, словно специально раздражая тетю. Потом Лейла его вытерла, покормила, одела и вывела в палисадник подышать свежим воздухом, но Макс продолжал рыдать и кричать, и она обыскала все полки в поисках средства, которое могло его успокоить. Понимая, что ребенка, скорее всего, мучают колики, Лейла искала укропную воду или крем для массажа, но все ящики были пусты. У Ясмин вроде была аптечная сумка, набитая препаратами, но Лейла не могла найти ее и постепенно наливалась яростью.

Через два часа укачиваний Макс наконец заснул, и в этот момент Лейла была готова расплакаться от облегчения. Она помнила, как Ясмин сказала ей: «Если не знаешь, что делать, дай ему укропную воду, она обычно помогает». Лейла еще раз обыскала дом, но нашла лишь пустую бутылочку с парой капель на дне. Понимая, что Макс долго не проспит, Лейла приняла спонтанное решение добежать до ближайшего магазина. Это займет не больше десяти минут. Можно закрыть все двери и включить сигнализацию, так что в случае чего соседи поднимут тревогу. Риска никакого. Какая у нее была альтернатива — сражаться с Максом всю ночь, покуда Ясмин не нагуляется на вечеринке в честь своего дня рождения?

Лейла закрыла дверь и помчалась к супермаркету, даже не успев все еще раз обдумать. Чем ей грозит отлучка? Самое худшее — Макс проснется и будет орать все десять минут подряд. Для Лейлы — никакой разницы. Все будет в порядке, твердила она себе. И естественно, так и вышло. Лейла вернулась через десять минут, и Макс, хвала небесам, мирно посапывал у себя в кроватке. Он проснулся лишь час спустя, капризничая и заливаясь слезами. Лейла напоила его укропной водой, немного помассировала животик с лосьоном. И — о чудо! — ее усилия увенчались успехом. Когда Ясмин вернулась из загородной поездки в воскресенье вечером, Лейла сделала вид, что ничего не произошло. Откуда ей было знать, что последствия той вылазки могут однажды оказаться разрушительными для нее?

Эдвард Форшелл не стал зацикливаться на принципиально важном открытии. Он немного покружил по залу, зная, что уже выиграл симпатии присяжных. а потом, повернувшись к судье Уоррену, заявил:

— Ваша честь, у меня больше нет вопросов к свидетелю.

— Благодарю вас, мистер Форшелл, — ответил судья. — Думаю, самое время отдохнуть. Объявляю перерыв на обед, господа.

Лейлу выпустили из стеклянного отсека — прямо в объятия Клары. Адвокат под локоток вывела подзащитную из зала и затолкала в комнату для свидетелей. Скинув мантию, Клара села напротив Лейлы. В глазах у нее не было раздражения — только холодное разочарование.

— Вы несколько раз говорили, что никогда не оставляли Макса одного. Был в доме кто-то еще, когда вы ходили в «Вэйтроуз»?

Лейла начала отвечать, но осеклась, увидев странное выражение лица своей защитницы: та сощурилась, будто посылая предупреждение.

— Я… — только и успела выдавить Лейла.

— Вы просили соседа подойти и присмотреть за ребенком? Или позвали мужа? Он ведь был в трех минутах ходьбы, разве нет?

Лейла открыла рот, но ничего не ответила. Был февраль, и к тому моменту они с Уиллом уже разошлись.

— Я… — Смущение снова заставило ее замолчать. Сейчас Лейле больше всего хотелось разреветься и сказать Кларе, что она заслуживает тюрьмы, что ей надо отозвать прошение о помиловании, что она больше не выдержит ни секунды. Вместо этого Лейла подавил минутный порыв и пробормотала:

— Я не помню.

Клара сжала губы.

— Ну тогда подумайте хорошенько, — учительским тоном произнесла она. — Вы ведь умная женщина, Лейла. Я уверена, вы понимаете, насколько важен этот момент.

С этими словами адвокат вышла — ни тени сочувствия, лишь ледяное спокойствие, обжигающее холодом.

Лейла чувствовала, как водоворот паники тянет ее в пропасть. Надо решить проблему как можно быстрее — но ведь она не просила соседа помочь. Единственным человеком, который потенциально мог находиться в доме вместе с Лейлой, оставался Уилл. Только он может ее спасти. Лейла дрожащими руками достала из сумочки телефон и нашла номер мужа. Не размышляя ни секунды, она отправила ему сообщение: «Мы можем поговорить? Завтра за ужином в семь».

К ее облегчению, ответ пришел почти сразу, разбитый на несколько коротких фраз, в духе Уилла: «С радостью», «Прости меня, родная», «Я хочу загладить вину».

Лейла обмякла от облегчения, когда громадная гора скатилась с ее плеч. Она тут же сделала в уме пометку купить по пути домой бутылочку виски «Джура», любимого напитка супруга. Ей предстоял сложный моральный выбор. Насколько далеко можно зайти, чтобы доказать свою невиновность? Лейла деревянными пальцами набрала в ответ: «Надеюсь».

Удалила. Подумала и написала: «Надеюсь, ты готов подтвердить это делом».

Скривившись, удалила и этот вариант, после чего коротко написала: «Увидимся».

Почувствовав боль в желудке, Лейла сообразила, что ничего не ела со вчерашнего вечера. Но о том, чтобы выйти в коридор, страшно было даже подумать. Столь пристальное изучение документов породило в ней настоящую паранойю. Пугливость совершенно не была присуща Лейле, но сейчас ее обвиняли в убийстве, и от постоянного страха она растеряла последние остатки собственного достоинства. Здесь, в суде, она избегала встреч с другими в коридоре и опускала глаза в пол, лишь бы не встретиться ни с кем взглядами. Лучше оставаться в комнате, чтобы ее