Доктор Данилов в Крыму. Возвращение - Андрей Шляхов

Ему вдруг захотелось вернуться прямо сейчас, немедленно, не заходя ни «домой», в служебную квартиру, ни на станцию. Взять и вернуться. И черт с ней, с экскурсией, мороженым и пивом. А ракушек Марии Владимировне можно и в Москве купить. В Москве все есть.

– Умчи меня, тюлень… – тихо попросил Данилов, глядя на море, которое ночью полностью соответствовало своему названию.

Никто не откликнулся. Данилов подождал несколько минут и пошел «домой».

Ему был грустно.

Мысли о несовершенстве мира всегда навевают грусть.

Глава двадцать первая

Три-Дэ

Открытие модульной подстанции прошло гладко, без каких-либо эксцессов. Грачкин, возглавлявший министерскую делегацию, перерезал ленточку и сказал короткую речь. Элла Аркадьевна сказала длинную, а Данилов просто поздравил сотрудников с новосельем. Две дамы, приехавшие вместе с Грачкиным, от речей воздержались. Банкет, который устроили в столовой для сотрудников первой больницы, закончился очень скоро. Сказав поздравительный тост и выслушав ответное слово Эллы Аркадьевны, Грачкин сослался на усталость и ушел. Следом за ним ушли и дамы из комиссии. Спустя пять минут после их ухода столовая опустела. Расхватав то, что было на столах, сотрудники департамента разошлись по кабинетам.

Делегация по сути дела была инспекторской комиссией Минздрава, потому что главной целью ее была проверка состояния дел в Севастополе. Грачкин расположился в кабинете Сахно, а сам Сахно переселился в кабинет к Гафаровой, что тут же дало повод для множества несмешных шуток. То, что высокому московскому гостю уступил кабинет именно первый заместитель руководителя департамента, в медицинских кругах толковали двояко. Одни считали, что Сахно оставил свой кабинет только для того, чтобы затем вселиться в кабинет Эллы Аркадьевны. Другие находили положение Эллы Аркадьевны прочным, настолько прочным, что она не захотела уступать Грачкину свой собственный кабинет, который был чуть ли не втрое больше кабинета Сахно. Двум дамам из комиссии уступили свои кабинеты начальник отдела ведомственного контроля Каркулова и начальник отдела организации лекарственного обеспечения Мухина. В департаменте комиссию сразу же окрестили «тройкой» и ничего хорошего от нее не ждали. Данилову было все равно. Он готовился к отъезду. Старался завершить как можно больше начатых дел, чтобы не краснеть при сдаче, жалел насчет того, что так и не удалось вывезти Марию Владимировну в Севастополь, и собирался приехать в Крым в будущем году, всей семьей. Отдыхать, а не работать! Купить путевки в пансионат, бездельничать и наслаждаться жизнью. Жизнь, собственно, для того и дана, чтобы ею наслаждаться. Все, кто считает иначе, крупно ошибаются.

После открытия новой подстанции народ замер в напряженном ожидании. Кого вызовут первым? С какого отдела начнется проверка? Или – с какой больницы? В департаменте все ходили на цыпочках. Сотрудники первой больницы обходили начальственный корпус стороной. Даже крысы куда-то попрятались, напуганные витавшими в воздухе тревожными эманациями. Но половину второго дня члены комиссии просидели в кабинете Сахно, видимо совещались, а затем на пару часов переместились в кабинет Эллы Аркадьевны. Начальники отделов пытались узнать у Яны, о чем Элла Аркадьевна разговаривает с москвичами, но Яна в ответ только пожимала плечами – рада бы сказать, да сама не знаю, говорят тихо, чаю-кофе не требуют. Врала или действительно не знала – кто ее поймет? Яна была сильно себе на уме и считала себя вторым человеком в департаменте. На это звание также претендовали Сахно и Каркулова, но у Яны все же было больше оснований. Только с ней Элла Аркадьевна могла немного пооткровенничать в минуты душевной слабости, которые бывают у всех одиноких людей. Иногда очень тянет на откровенность, так, что невмоготу, а пооткровенничать не с кем. В такие минуты секретарша становится самой привлекательной кандидатурой, потому что в отличие от заместителей и прочих подчиненных не сможет подсидеть начальство. У Яны и медицинского-то образования не было, она окончила факультет документоведения Донского университета.

На третий день в половине десятого утра Грачкин позвонил Данилову и попросил его прямо сейчас приехать в департамент. Явившись к Грачкину, Данилов увидел в кабинете кроме него Эллу Аркадьевну и незнакомого мужчину лет сорока, коренастого, широколицего и бородатого. Элла Аркадьевна сидела за совещательным столом, приставленным перпендикулярно к старомодному, массивному, покрытому зеленым сукном письменному столу Сахно. Согласно местной департаментовской легенде, этот стол когда-то стоял на летней даче Сталина в Верхней Массандре. Бородач сидел на черном кожаном диване, стоявшем у стены, справа от двери. Костюм с галстуком Бородачу не подходили совершенно. Гораздо лучше смотрелись бы на нем клетчатая фланелевая рубаха и туристическая куртка. Смотрел он приветливо и был единственным, кто улыбнулся вошедшему Данилову. Грачкин ему сдержанно кивнул, а Элла Аркадьевна от приветствия воздержалась, только взглядом полоснула, словно бритвой. Данилов этому немного удивился, потому что после совместного распития коньяка Элла Аркадьевна держалась с ним довольно приветливо. Впрочем, не все ли равно? В Бородатом Данилов угадал своего преемника, нового главного врача станции скорой помощи.

– Как настроение, Владимир Александрович? – спросил Грачкин после того, как Данилов уселся на стул.

Стул был заранее отодвинут от совещательного стола в центр кабинета. Этакая пародия на скамью подсудимых – отдельно стоящий стул для отверженного.

– Рабочее, Валерий Валентинович, – сдержанно ответил Данилов.

Грачкин хмыкнул, не то одобрительно, не то иронично. Хорошо рабочее настроение у того, кто написал заявление об увольнении по собственному желанию.

Возникла пауза. Грачкин смотрел в окно, за которым ничего интересного не было, только больничный корпус и парочка деревьев, а Элла Аркадьевна и Бородач смотрели на Данилова. У Бородача, в отличие от директора департамента, взгляд был приветливо-доброжелательным.

Данилов покосился на Бородача, пытаясь угадать его характер, и решил, что тот – неплохой человек. Во всяком случае, не злой, злых сразу по глазам видно. Уже хорошо. К станции Данилов успел прикипеть душой и был рад, что оставит ее не Исаеву, а другому и, как хочется верить, симпатичному человеку. В отношении Исаева Данилов не обольщался, а Бородач ему скорее нравился, нежели наоборот.

– Познакомьтесь, Владимир Александрович, – Грачкин наконец-то оторвал взгляд от окна. – Это Виктор Николаевич Оболенцев. До недавнего времени он возглавлял станцию скорой помощи в Нижнем Новгороде.

Бородач встал и шагнул к Данилову с протянутой для рукопожатия ладонью. Данилов тоже встал и шагнул навстречу.

– Оччпрятно! – хором сказали оба.

Рукопожатие у Виктора Николаевича было энергичным и в меру крепким – не вялым, но и не костедробительным.

Грачкин дождался, пока Данилов с Оболенцевым усядутся на свои места, и сказал то, чего ждал Данилов:

– Владимир Александрович, передайте Виктору Николаевичу дела. Теперь он будет руководить станцией…

«Вот и все! – пропели невидимые трубы. – Пора-а-а домо-о-ой! Прощай, мы расстаемся навсегда под белым небом января…».[28] На дворе был совсем не январь, просто вспомнилась любимая песня матери, у которой с январем были связаны какие-то свои воспоминания, которыми она с сыном предпочитала не делиться.

– Хорошо, – кивнул Данилов.

Бородач улыбнулся снова, шире прежнего, словно предвкушая нечто приятное. «Улыбайся, улыбайся, – подумал Данилов, сочувственно глядя на своего преемника. – Небось, только позавчера приехал. Прогулялся по набережной, чаек покормил, закатом полюбовался… Рад, что приехал в Севастополь, это на лбу крупными буквами написано. Я когда-то тоже радовался, было время…».

Настроение у Данилова было странным. С одной стороны, вроде бы как жаль оставлять станцию, в которую вложено столько труда. Да и с Севастополем расставаться жаль, ведь столько планов осталось невыполненными. Порядка толком не навел и вообще ничего значительного не сделал. С Юрием Палычем на рыбалку так и не съездил и уху варить не научился… С другой – будто гора с плеч свалилась. И жаль, и не жаль одновременно. «Благородный муж преодолевает препятствия на жизненном пути, оставаясь самим собой», – всплыло откуда-то из глубин памяти. А следом в ушах зазвучал звонкий смех Марии Владимировны и такой же звонкий голос: «Папа, ты приехал! Ура!».

– Одного дня, я надеюсь, вам хватит? – Грачкин вопросительно посмотрел на Данилова.

– Думаю, что хватит, – ответил Данилов, предпочитавший все неприятное делать быстро, а приятное растягивать и смаковать. – Но если у Виктора Николаевича…

– Можно мне сказать два слова?! – встряла Элла Аркадьевна, глядя на Грачкина, притом, что перебила она Данилова.