Доктор Данилов в Крыму. Возвращение - Андрей Шляхов

– Я вас умоляю, Сергей Октябринович, ну какие дела можно проворачивать в поликлинике! Больничные за деньги выдавать?

Элла Аркадьевна прекрасно представляла, какие дела можно проворачивать в поликлинике. Ей просто хотелось вытащить из Сергея Октябриновича побольше информации, а для этого лучше не задавать прямых вопросов, которые настораживают. Проще притвориться, будто ты не воспринимаешь слова собеседника всерьез. Желая убедить в своей правоте, человек может легко сболтнуть лишнего.

– Вы не знаете! – хмыкнул Сергей Октябринович. – Так я вам сейчас расскажу, если у вас есть время.

О том, что у него якобы через пять минут начинается совещание, Сергей Октябринович уже успел забыть.

– Для вас у меня всегда есть время, – Элла Аркадьевна пододвинула к себе настольный органайзер и взяла в руки карандаш. – С вами так интересно разговаривать, Сергей Октябринович…

Глава девятнадцатая

Непринятый вызов

С тех пор, как прежний главный врач Дедяев приучил сотрудников держать входы в подвалы и на чердаки закрытыми, пациенты могли выпить «культурно и с удовольствием» только во дворе. В палате никакого удовольствия получить невозможно, потому что пить приходится залпом, иначе засекут то и дело шныряющие туда-сюда медсестры и санитарки. После отбоя тоже не вариант – растянуть удовольствие можно, но поговорить не получится, ибо на шум сразу же явятся сестры и начнут орать. Если кому-то станет плохо, то их не докричишься, а вот испортить удовольствие прибегут сразу. На лестницах и в коридорах подходящих для «культурного отдыха» укромных уголков тоже не было. Поэтому тем, кто любил цедить спиртное неторопливо, по глоточку, да под душевный разговор, приходилось выходить во двор. Можно было, конечно, запереться в кабинке туалета, но что там за условия – мерзость одна. К тому же, если кто-то из санитарок найдет пустую бутылку, дежурные медсестры могут устроить «обход» для того, чтобы выявить нарушителей режима. Два года назад двое пациентов терапевтического отделения, напившись, устроили прямо в палате поножовщину, в результате которой один попал в морг, а другой в тюрьму. Причиной ссоры, приведшей к столь трагическому исходу, стал… футбол. Убийца болел за «Таврию», а его жертва за «Севастополь». Случай получил широкую огласку, тогдашнему главному врачу крепко досталось, а он отыгрался на подчиненных. Теперь в любое отделение (кроме реанимации, разумеется, там все пациенты под присмотром, не пошалить) в любой момент мог нагрянуть с проверкой кто-нибудь из больничной администрации. Нашлись пьяные среди пациентов – заведующий отделением и вся дежурная смена получают выговор и лишаются премий. Вот и приходится пациентам пить во дворе. Изобретательность проявляется стандартная – уличная обувь прячется в тумбочках, куртки кладутся под матрасы. Тихонечко оделся, тихонечко ушел, тихонечко вернулся. Охранники, сидящие у входов в корпуса, вечером расслабляются – часто отлучаются с постов, а то могут и в положение войти, тоже ведь люди, хоть и в форме.

Трое пациентов урологического отделения праздновали тихим летним вечером успешную операцию, сделанную одному из них, – трансуретральную[24] резекцию предстательной железы. Пили в укромном уголке, в кустах за трансформаторной подстанцией. Устроились с удобством – ящики, газетка, стаканы, позаимствованные из буфета.

– До чего ж дошел прогресс! – восхищался прооперированный. – Раньше при аденоме пластали людей как кроликов, а теперь просунули трубочку – и всех делов! Красота!

– Красота! – соглашались приятели, у которых операции были впереди.

Выпили поллитровочку, закусили колбаской. Прооперированный прислушался к ощущениям и открыл вторую бутылку. Согласно вселенскому закону подлости, водки оказалось мало, а вот закуски с большим запасом. Самый молодой из троицы отправился в магазин за добавкой. Чтобы скрасить ожидание, прооперированный решил спеть песню и затянул: «За Кубанью, за рекой, там казак гулял…». Давно замечено – чем сильнее медведь наступит человеку на ухо, тем больше тот любит дарить окружающим свое пение. Собутыльнику не понравилось исполнение, и он попросил приятеля заткнуться. Прооперированный в ответ послал его по известному трехбуквенному адресу. Для человека бывалого, то есть сидевшего (а собутыльник провел на зоне семь лет), подобный посыл втройне оскорбителен. Обуреваемый праведным гневом собутыльник схватил нож, которым резал колбасу с хлебом, и всадил его обидчику в живот. Осознав, что он натворил, собутыльник резво сделал ноги, оставив свою жертву истекать кровью в одиночестве. Прооперированному совершенно не хотелось умирать. Не вынимая торчащего в животе ножа, что с одной стороны было очень умно, а с другой рискованно, поскольку была вероятность упасть ниц, отчего нож вонзился бы еще глубже, он поднялся на ноги и нетвердой походкой побрел в сторону хирургического корпуса. Не дошел, упал метров через двадцать, но из укромного уголка уже вышел, чем существенно повысил свои шансы на выживание. И упал удачно – на бок.

Минут через пять на раненого наткнулась вывозившая мусор санитарка приемного отделения. Оправившись от ступора, вызванного неожиданным зрелищем, она достала мобильный и набрала «ноль три». Дезориентировалась, с каждым может случиться. По уму надо было не «скорую» вызывать, а бежать в хирургический корпус.

Диспетчер Гомонкова, принимавшая вызов, так санитарке и сказала. Передавать вызов бригаде она не стала. Вместо этого позвонила в хирургический «приемник» первой больницы и сообщила, что буквально в трех шагах от них лежит человек с ножевым ранением. Раненого тут же подобрали и сразу же повезли в операционную. С точки здравого смысла Гомонкова поступила совершенно верно. Пока вызов будет передан и бригада доедет до раненого, пройдет в лучшем случае четверть часа. А то и больше, смотря откуда придется ехать и будут ли свободные бригады. А хирурги забрали его к себе буквально через минуту после звонка из оперативного отдела. Как и все диспетчеры оперативного отдела, Гомонкова была очень ответственным человеком. Спустя несколько минут после первого звонка в приемное отделение она перезвонила, чтобы узнать – забрали ли раненого. Утром на пятиминутке она рассказала об этом случае, как об анекдоте – совсем ополоумели люди, звонят в «скорую» чуть ли не от дверей хирургического корпуса. Начальник оперативного отдела Першанов только посмеялся – бывает.

О таком чепэ, как поножовщина на больничной территории, пусть и без летального исхода (раненого спасли, хоть теперь он, по его собственному выражению, был «распластан как кролик») положено докладывать директору департамента. Элла Аркадьевна от такой новости пришла в ярость. Столько шуму – во всех газетах написано, во всех новостях показано, сын раненого уже успел закатить скандал в больничной администрации – а из-за чего? Из-за того, что медики и охранники не обращают внимания на то, что делают пациенты. Одним лишь бы назначения выполнить, другим лишь бы побольше полтинничков и сотенок с посетителей насшибать. Ладно, когда приходится страдать не без выгоды, это еще можно потерпеть, но страдать без выгоды, из-за каких-то идиотов, пренебрегающих своими обязанностями? Нет уж, увольте.

Грозной фурией Элла Аркадьевна выскочила из своего кабинета и отправилась к главному врачу, благо идти было рядом, в соседний корпус. Но все равно это был небывалый случай, потому что обычно Элла Аркадьевна вызвала виновных к себе. Увидев ее на пороге своего кабинета, Инна Валерьевна, продолжавшая исполнять обязанности главного врача, от удивления потеряла дар речи.

– Так вот как ты, милая моя, исполняешь свои обязанности! – прошипела Элла Аркадьевна, гипнотизируя «милую» горящим от ярости взглядом. – Развела бардак с бандитизмом! Скоро больные друг дружку отстреливать начнут! А тебе хоть бы хны! Сидишь тут, начальство из себя строишь, коза александрийская!

Почему «александрийская», Элла Аркадьевна и сама не смогла бы объяснить. Просто вырвалось сгоряча. Эллу Аркадьевну так и подмывало выразиться покрепче, но у Инны Валерьевны был настолько жалкий вид, что добивать ее матом вдруг расхотелось. Чего доброго, грохнется в обморок, а все скажут, что это ее директор департамента довела. Или что хуже… В бытность Эллы Аркадьевны главным врачом областного кардиологического диспансера, в Ростове, на ковре у заместителя министра местного здравоохранения скоропостижно скончался главный врач двадцатой городской больницы. Сердце не выдержало начальственного разноса. Разумеется, такой повод для снятия заместителя министра с должности не был упущен. Место хорошее, желающих много. Сняли с треском еще до похорон несчастного главного врача. Элла Аркадьевна хорошо запомнила этот случай (она вообще запоминала все нужное) и в своих разносах была разборчива. Если видела на лицах разносимых только страх, отрывалась на полную катушку. Если же замечала, что разнос может приобрести невыгодный для нее оборот, то свои обороты сбавляла.