Модернисты и бунтари. Бэкон, Фрейд, Хокни и Лондонская школа - Мартин Гейфорд

самостоятельная группа, принадлежность к которой определялась не происхождением, а талантом и энергией.

В Королевском колледже, в окружении Дерека Бошьера, было много таких людей: Дэвид Хокни, с которым он делил мастерскую, будущий кинорежиссер Ридли Скотт, изучавший графический дизайн, и Оззи Кларк, который в 1960-е годы станет одним из ведущих модельеров мира (недолгое время он был партнером Хокни и персонажем одного из его самых знаменитых портретов, Мистер и миссис Кларк и Перси (1970–1971). Другим близким другом Бошьера была Полин Боти, занимавшаяся витражами. Ее отговорили от подачи заявления в школу живописи, потому что она была женщиной. Однако несколько лет спустя она бросила витражи и стала одним из самых передовых художников Лондона. Многие эти студенты вышли из среды, где искусство не играло заметной роли, и часто не были родом из Лондона. Сам Бошьер, выросший в Портсмуте, собирался стать учеником мясника в одном из филиалов Dewhurst, но учитель рисования посоветовал ему пойти в художественную школу[223]. Восьмилетний Хокни в своем родном Брэдфорде наблюдал за тем, как отец чинит старые велосипеды, окуная кисть в краску и нанося ее на поверхность. Ребенку понравился процесс, ощущение «того, как скользит толстая, пропитанная краской кисть». Он знал, что в музеях и книгах есть картины, написанные красками, но не подозревал, что этим можно зарабатывать на жизнь. Он «думал, что их пишут по вечерам, после того как художник уже нарисовал вывески или рождественские открытки», или что-нибудь еще в этом роде, за что ему платят жалованье[224].

Если принять во внимание, сколько талантов собралось в колледже в 1959 году, неудивительно, что новые студенты произвели друг на друга впечатление. Джонс полагал, что он приобретал знания «довольно медленно по сравнению с другими студентами». Их достижения представлялись ему более значительными. В первый день семестра – был сентябрь – он обратил внимание на одного студента, отчасти из-за его возраста: «Там был один человек старше нас – когда тебе двадцать один или двадцать два, тот, кому двадцать семь, кажется намного старше, – настоящий американец, Китай, который рисовал в коридоре, в маленькой кабинке».

Рональд Брукс Китай – официально «Р.Б.», а для друзей «Рон», – в отличие от остальных новичков, был ближе к тому, чтобы вскоре сделаться зрелым художником[225]. К тому же он был женат и собирался стать отцом. Китай вырос в Кливленде, штат Огайо, но от природы и по собственному выбору был искателем приключений. В юности он то служил в торговом флоте, то изучал искусство в нью-йоркском институте Cooper Union и венской Академии изящных искусств, а в промежутках между этим путешествовал по Испании. Призванный в армию США в начале 1950-х годов (мирная служба во Франции), он воспользовался солдатским биллем о правах и решил учиться в Школе рисования Рёскина (Оксфорд), отчасти потому, что ему импонировало быть американцем в Англии, как Т. С. Элиот, Эзра Паунд и Генри Джеймс.

Его учитель в «Рёскине», с нежностью вспоминал Китай, «поклонник Сезанна по имени Перси Хортон, был протеже Дега, а тот – учеником [Луи] Ламота, ученика [Жан-Огюста-Доминика] Энгра – вот такая преемственность». Он также познакомился с Эдгаром Уиндом, выдающимся оксфордским профессором истории искусств, известным своим интересом к иконологии, изучению истории образов: он отправил Китая в библиотеку Варбургского института, где тот исследовал причудливые закоулки визуального наследия прошлого. С самого начала его интересовал смысл картин, а не только их форма.

Китай, вспоминал Хокни, «оказал большое стилистическое влияние на многих и, конечно, на меня»[226]. Дело было не только в его работах, на Хокни произвело впечатление серьезное отношение Китая к живописи. Из-за этого его слегка «побаивались». «Обычно он вел себя как человек, который терпеть не может дураков». Между ним и Хокни завязалась дружба, основанная на том, что, по словам Китая, оба были «заядлыми читателями» и молодыми социалистами – со строчной буквы «с» – как по воспитанию, так и по склонности. Дед Китая читал Daily Forward на идише в мрачном индустриальном Кливленде; отец Хокни, Кен, читал левую газету Daily Worker в хмуром промышленном Брэдфорде. Китай чувствовал, что он и Хокни – «два экзотических честолюбца». Один – американец, отчасти еврей и законченный космополит, другой – гомосексуалист из Йоркшира, и оба – прирожденные интеллектуалы, наделенные талантом.

Поначалу Хокни испытывал благоговейный трепет перед процессом поступления в Королевский колледж искусств: «Я, естественно, думал, что у меня нет шансов, потому что все лондонцы будут лучше меня». После поступления он по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке: «Поначалу я не знал, чем заняться, и потратил недели три на то, чтобы сделать два-три очень точных рисунка скелета. Просто чтобы занять себя чем-нибудь»[227]. Увидев их, Китай был поражен мастерством этого мальчика в «рабочем комбинезоне»:

Я подумал, что это самый искусный, самый красивый рисунок, который я когда-либо видел. Я учился в художественной школе в Нью-Йорке и в Вене, у меня был богатый жизненный опыт, но я в жизни не видел такого красивого рисунка. Вот я и сказал этому парню с короткими черными волосами, в больших очках: «Я дам за него пять фунтов», а он смотрел на меня, думал, что я – богатый американец, и был прав: как ветеран я получал сто пятьдесят долларов в месяц, чтобы поддержать мою маленькую семью».

Несомненно, скелеты Хокни, его первые работы в Королевском колледже искусств, уже демонстрируют ясность и изысканность линий, сделавших его одним из великих рисовальщиков двадцатого и двадцать первого века. Четыре года обучения рисунку в Брэдфордской школе искусств помогли ему отточить мастерство. Потрясающая способность делать то, что традиционно должны уметь художники, защитила Хокни от столкновений с властями колледжа. В конце третьего семестра, когда директор школы Робин Дарвин потребовал отчислить некоторых студентов, выгнали Аллена Джонса, а такой же неудобный Хокни слишком хорошо владел рисунком, чтобы дать ему пинка под зад. Оглядываясь назад, последний предположил: «Будучи такими, какими были, они подумали: он умеет рисовать, а если он умеет рисовать, значит, в нем что-то есть»[228]. Фрэнк Боулинг соглашается: «Не нарисуй Дэвид эти скелеты, его бы вышвырнули вон».

* * *

После первых нескольких недель обустройства Хокни, как и многие другие студенты – Питер Филлипс, например, – начал писать большие картины в свободной манере, пользуясь языком абстрактного экспрессионизма. Он сделал их около двадцати, определив стиль так: «Алан Дейви плюс Джексон Поллок плюс Роджер Хилтон». «Я подумал: "Ну вот, это ты и должен делать"», – но Хокни тут же