Останкино 2067 - Сертаков Виталий Владимирович

– Георгий Карлович, и вы верите этому бреду? Вышли из бассейна, оделись, нацепили парики, а затем не торопясь побежали?

Гирин смотрит пристально и недоброжелательно. Впрочем, непросто вспомнить, когда он смотрел доброжелательно.

– Какая разница, во что верю я, дружище? Если тебя это сильно занимает, так знай, что мне приятнее верить в безумца с пистолетом, чем в сбой программы перформера! Ты уловил?

Я пожимаю плечами. Совершен настолько чудовищный подлог, что у меня пока не находится слов.

– Что ты застыл, Януш?

– Не понимаю, как мне работать дальше.

– А как ты хотел? Думал, что мы одни на поле? Разве я тебе сказал, что мы прекращаем борьбу? Борьба никогда не кончается, дружок, зато сегодня мы видели когти противника.

– Они заставили охранника или закодировали, Георгий Карлович!

– Даже если так, экспертизу проведут без нашего участия. Кстати, как я понял, дело об этом убийстве уже завтра переходит в ведение федералов. Полагаю, у них самая лучшая аппаратура, и не составит труда проверить, зомбирован был охранник или нет.

– Да, у них, несомненно, лучшая аппаратура.

– Януш, тебя никто не увольнял. – Гирин вздохнул и нарочито усердно занялся поисками сигареты. – Занимайся своим делом и держи меня в курсе. Ласкавому на Мальдивы я сейчас позвоню.

– Будет здорово, если вы его уговорите прервать сценарий.

– Исключено. Этот тип даже не станет меня слушать. А если его запугивать, мы получим не только иск на десяток миллионов, но и колоссальный звон.

– Георгий Карлович, в таком случае мне нужен портативный скраббер.

Пришел черед Гирину выпучить глаза.

– Ласкавый в сценарии уже четвертые сутки, – быстро заговорил я. – Постараюсь его убедить. Я теперь почти уверен, что надо внимательно просматривать самое начало. Там – отгадка всего, что происходит.

– Домыслы, дружок, не более того! Ты нарочно не спал до двух, чтобы сообщить мне свою потрясающую идею? Полстраны знает, что такое Петр Ласкавый для шоу-бизнеса. Что тебе надо от него? Эти музыканты, композиторы – жутко капризный народ. Он меня задушит потом…

– Вы достанете мне скраббер?

– Их не существует.

– Причем мне нужна модификация, с которой справится дилетант. Я даже уточню. Лучше всего «эм-шесть-шесть» из проектного бюро имени Капицы, но сойдет и «японка»…

– Придержи язык, дружочек! Если ты теперь такой подкованный, может быть, знаешь, где можно взять скраббер в аренду?

– Я знаю. И если вы мне откажете, там и возьму. Но тогда я не уверен, что отчитываться о проделанной работе буду перед вами.

Гирин раздавил окурок и отвернулся. За его квадратной спиной, обтянутой клетчатой пижамой, разгорелся столб служебного скрина. Мне был виден кусочек розовой стены, увешанной коллективными фото, а еще край прикроватного столика, заставленный медикаментами. На минуту мне стало стыдно, словно ощутил себя у чужой замочной скважины.

– Тебя встретят в аэропорту, – не оборачиваясь, глухо произнес шеф. – Точнее, проводят. Сдашь в багаж, но обратно с острова не вези, опасно. Абонируй ячейку в тамошнем банке и сдай на хранение. Потом скажешь мне код, заберем без тебя. И это… Януш, сообщи мне сразу, если… если что.

Спустя семь минут объявилась Ксана и стала единственным светлым пятном за сегодняшний день. Скороговоркой сообщила, что у нее полный о'кей, и что непременно будет хорошей девочкой, и непременно посетит Алтай, но не сегодня. А сегодня у нее ужас какие важные дела, но если захочет, то может приехать и в два часа ночи… Ага, раз я куда-то улетаю, не предупредив… А кстати, куда это мальчик собрался? На Мальдивы?! Обалдеть! То есть старую рухлядь сплавить с глаз долой подальше, отдать в Сибирь, комарам на растерзание, а сам – на юг, к африканкам? А когда ты летишь, каким рейсом? А из какого аэропорта? А во сколько будешь там? А ты захватил с собой шлепанцы и панамку? Господи, какой идиот, он же зажарится, там сорок градусов в тени. А когда обратный рейс? Еще не знаешь?.. Не дай бог, приедешь загорелый ниже воротника, я тебя прибью!

Я был счастлив ее слышать.

Спустя еще пять минут оказалось, что я Ксану немножко обманул, но, поскольку провожать меня она не собиралась, это роли не сыграло. Просто мне позвонил очень приятный мужской голос, я бы сказал – бархатный. Незнакомец не пожелал показаться в скрине, не пожелал назваться. Он подтвердил, что передаст мне посылку в аэропорту и сам меня найдет. Затем поинтересовался относительно билетов и спросил, кому из знакомых известно, какими рейсами я лечу. В результате выяснилось, что незнакомец уже забронировал билеты на мое имя у «Люфтганзы», и не через Франкфурт, а через Вену, и вылетать мне, в результате, на час раньше.

Я открыл рот для возражений, но бархатный голос пояснил, что все расходы уже оплачены и мои прежние билеты сдавать обратно ни в коем случае не следует.

Уже на борту лайнера догнал сигнал личного вызова.

– Полонский, куда это тебя несет? – Клементина катает сигарку из одного угла рта в другой. – Только не объясняй мне, что внезапно решил взять отпуск.

– Я вернусь к твоей повестке, Клео. Лечу навестить одного приятеля.

Несколько секунд она разглядывает меня, как разглядывала бы таракана, выбравшегося из ее тарелки с супом.

– Полонский, зачем ее убили? Эту Марину, которая Линда, или как там правильно? Если ты что-то знаешь, скажи мне сейчас. Неужели только для того, чтобы насолить тебе?

– А разве версия с убийством подтверждается? – Я затаил дыхание.

– В том-то и дело, что нет. Девушка заявилась в квартиру одна. Сама пришла в чужой дом, закрылась в кладовке, выспалась, затем спокойно зарезалась. У нее универсальные принты, Януш.

– Что-о?!

– То, что слышишь. Синий флажок и универсальные принты категории «Д». Все жилые объекты частной и муниципальной собственности. Все общественные заведения и транспорт.

– Обалдеть, – сказать мне больше нечего, я даже забыл про сок, который держу в руке. – Но эту категорию, насколько мне известно…

– Все верно, – угрюмо кивает госпожа подполковник. – Федералы присваивают «Д» на непродолжительное время своим оперативным агентам, и только тем, кто занят в наружке. Девица открыла все двери своим принтом, и никто из этих толстозадых придурков не пошевелился; так и продолжали дрочить перед своими пультами. Но я хочу сказать другое – мы прочитали записи всех камер и нашли момент, когда девушка вошла в подъезд. Она действовала как настоящий профессионал, Януш. Уж поверь мне, парни смотрели, а они свое дело знают. Никакая актрисочка или гетера не смогла бы так просчитать момент. Мы смотрели запись вместе с вашими подвальными крысами и только с третьего раза засекли ее передвижения. Можешь себе представить? Потом захочешь – я тебе покажу.

– Не стоит, верю… – Я следил, как уплывают вниз огоньки посадочной полосы.

– Веришь? А я вот не верю, что профессионал наружки, синий флажок и обладатель универсального принта вдруг исполосовал себя бритвой.

– Она перформер. То есть внутри сценария она – совсем другой человек. Личность полностью задавлена.

– Кто ее мог заставить, Полонский? Это возможно, я имею в виду – в рамках вашего гнусного перфоменса – так искалечить человека? Пока я спрашиваю тебя, но могу ведь направить запрос прокурору.

– Я надеюсь, что привезу ответ, Клео. Я очень надеюсь. Пожелай мне, чтобы было не поздно.

24. Счастливый человек

– Не беспокойтесь, наша беседа не записывается.

– Да мне наплевать… Чем вы можете повредить моей репутации?

– Пожалуй, ничем, о вас наслышана вся страна.

– Вот видите. – Мужчина в шезлонге с хрустом потянулся. – Я – счастливый человек.

Его лицо закрывает сомбреро, по загорелой волосатой груди порхают клыкастые махаоны. Верхняя часть его туловища раскрашена, как шахматное поле, а ноги, напротив, загорели в полоску. Хотя, скорее всего, хозяин бунгало не загорает вовсе, а пользуется кремами и «мейкапом». Его лицо действительно известно половине молодежи страны, той половине, что сходит с ума от медиативного рока.