Возлюбленный враг - Регина Грез

ты болтун, Грау, у тебя в роду, случайно, не было французов, я слышала, они умеют хорошо заговаривать женщин в постели.

— Не было… именно сейчас я об этом немного жалею.

И тогда, почти не сдерживая смеха, я поцеловала его. Прямо в изогнутые сомкнутые губы, а потом еще один раз. Это было удивительно. Он лежал, словно мумия, покорно сложив на груди перебинтованные руки, а я, опираюсь на локоть и находясь выше его на подушке, обладала полной свободой действия, хотя в голове у меня билась одна мысль:

"Ася, что ты творишь, тебе не пятнадцать лет, ты вполне взрослая тетенька, перестань его провоцировать."

Но вскоре мой ироничный настрой пропал, потому что невзирая на раненые руки, Грау быстренько перехватил инициативу, обнял меня за плечи и попытался поменяться местами, так, чтобы сверху оказался он сам. Я тут же просекла ловкий маневр, оттолкнула его и села на кровать, опустив на пол босые ступни.

— Все, доигрались! Достаточно. Надо с этим завязывать.

— Но мы же еще не развязали ничего...

Отто сидел рядом, тяжело дышал, пытаясь меня утешить.

— Ася… я скажу ему, что ты моя невеста, он не посмеет больше - не тронет никогда… я все ему скажу… пусть даже не пытается...

— Спасибо, но лучше не надо. Как-нибудь обойдется.

— Что обойдется? - простонал он. - Ты глупая, я сразу понял! Ты думаешь, этим все кончилось и он про тебя забудет? Наивная дурочка, Вальтер ничего не забывает, а ты задела его гордость, да еще при всех, он тебя накажет, нет, не физически, но он сделает так, что ты будешь мучиться в душе… Он может сделать вид, что все хорошо, принесет извинения, но Вальтер любит командовать и жаждет подчинения всегда и во всем. Все должны жить по его правилам, лишь тогда он доволен.

Почему я не удивлена? Ох, и сама прекрасно осознаю степень угрозы.

— Скажи, я могу куда-то уйти? Я ведь не рабыня, разве я не могу просто взять и уйти? Только Франца жалко, а так… помоги мне где-нибудь спрятаться на месяц.

Грау медленно и обреченно покачал головой:

— Ася, он не отпустит. Теперь он ни за что тебя не отпустит!

— Послушай, ты должен скорее найти Стефана и книгу, можно просто книгу, но лучше обоих. Это мое спасение… наше… слышишь. Пора действовать решительно!

— Я все для тебя сделаю, подожди… только не уходи сейчас… не сейчас… пожалуйста… неужели я для тебя все-таки урод?

Еле хватило сил вырваться от его настойчивой нежности. Я уже стояла в дверях и, быстро обернувшись, ответила как можно спокойнее:

— Ты сам меня приличной девушкой назвал, а значит, я должна вести себя достойно. Или думаешь, если была замужем, можно делать все, что вдруг захочется? Дело даже не в тебе, а во мне - в том, как жить дальше. Прости, Отто, я - глупая, безрассудная, часто поступаю импульсивно, а после жалею. И тут ты оказался лучше меня. Ты прямо говоришь, что думаешь и чего хочешь. Ты всегда честный, искренний, такой какой есть. А я так не всегда могу. Я сама себе вру порой. Это плохо. Прости.

— Ася… нет, ты самая лучшая…

Я закрыла за собой дверь и пошла к лестнице. Голова начинала нестерпимо болеть, в глаза словно кто-то песка кинул, ноги чугунные. И даже на душе гадко и муторно, будто со мной действительно случилось что-то очень плохое и я сама виновата. Именно я, а не он, этот чудной немец.

Отто.

Когда Ася ушла, я понял, что бесполезно даже пытаться заснуть. Вскоре комната начала наполняться рассеянным светом раннего утра. Скоро подниматься к Францу. В голове у меня обрывки наших разговоров, а на губах еще сохранилось тепло ее поцелуя. Она так быстро ушла…

Наверно, я слишком поспешил и она испугалась, а потом говорила невнятно будто врет сама себе. Что имела в виду… Черт! Я сам все испортил, она велела лежать спокойно, а мне надоело изображать из себя покойника, я хотел быть самым живым с ней. Я слишком поторопился быть живым.

А эти ее вечные упреки-нравоучения, попытки уязвить мою совесть, вот же зануда. Дались ей эти евреи… Мне лично нет до них никакого дела. Бог создал на земле много разных тварей: волки, орлы, змеи, рыбы и черви... Пусть живут и евреи. Значит, они тоже нужны.

Но когда она дала мне понять, что может так же свысока думать обо мне, это было возмутительно и очень обидно. Мы такого не заслужили, мы определенно другие. Какая-то непонятная русская девчонка будет тыкать мне в лицо идею о равенстве и дружбе народов, ерунда. Мы не равны априори. Есть те, кто выше и те, что внизу. А ведь я так и знал, никакая она не княжна, это было заметно сразу. Но я уже не представляю без нее свою жизнь. Что она такое сделала со мной?

Интересно было ее спросить, ждал ли капитан Грей свою Ассоль так же мучительно долго, как она его? Вряд ли… Мужчины думают о другом. Мужчины должны воевать, путешествовать и открывать новые земли, а по пути брать себе женщин - разных, любых, что могут подвернуться под руку. А уж потом, вернувшись из плавания, из похода с богатой добычей, мужчина должен выстроить дом и привести в него одну единственную женщину, которая достойна продлить его род, взрастить его семя.

О чем мечтал капитан Грей? Разве в поисках единственной вглядывался он в берега, мимо которых проходил его корабль? О чем мечтает настоящий капитан... О далеких островах, о схватках с пиратами, о победах и славе. Мечты о женщине прячутся где-то глубоко в трюме его души, но уж если выползают на палубу, то корабль тут же меняет курс и цвет парусов, чтобы стремительно двигаться к ней.

Неважно - далеко она или близко, и есть ли море у ее дома или всего лишь узенький ручеек. Корабль сможет даже взлететь, если капитан Грей спешит к своей дорогой Ассоль на всех алых парусах своего горячего сердца.

Я больше не могу ненавидеть алый цвет. Ведь это цвет ее сказки, ее мечты, а значит, и мой тоже. И раз ей так нужен этот капитан, почему бы мне самому не стать им, ведь Грау звучит почти как Грей.

Только согласится ли она на подобную замену? Или даже сквозь алый шелк Асе будет видны цвета и эмблемы