Завоевание Константинополя - Жоффруа Виллардуэн

Чуть позже (по Виллардуэну, в 1202 г.) опять столь же нежданно-негаданно (и это было «одно из величайших происшествий» — § 70) появился бежавший из Византии царевич Алексей, сын низвергнутого и ослепленного Алексеем III, своим братом, императора Исаака II Ангела. Еще в Ломбардии он повстречал «пилигримов», направлявшихся к Венеции, и по совету близких к нему людей обратился к крестоносцам с просьбой о помощи. Могли ли «пилигримы», по идее — поборники справедливости как принципа (§ 92), пренебречь возможностью восстановления «справедливости» в данном конкретном случае? Ведь узурпатор Алексей III явно ее попрал! К лицу ли было оставлять в беде невинно пострадавших (§ 72, 144)? Разумеется, нет! Тем более что, если бы впоследствии удалось воспользоваться золотом царевича для отвоевания Заморской земли, это явилось бы для них большим подспорьем (§ 72). Завязались переговоры предводителей и с царевичем Алексеем, и с поддерживавшим его германским королем (он приходился ему деверем) Филиппом (Швабским).

Пока велись эти переговоры, был завоеван для Венеции — в возмещение долга — Задар (§ 85—86). Там «пилигримам» пришлось перезимовать, и весной следующего, 1203 г., когда предводители уточнили и оформили к выгоде крестоносцев условия оказания помощи царевичу Алексею (его восстановления на византийском престоле), войско и флот направились к Константинополю. К этому времени «пилигримы», уже ставшие жертвами ряда случайностей, явственно ощутили на себе ближайшие последствия начатой ими акции «восстановления справедливости». Снова и снова, без конца обрушивается на них нечто непредвиденное. И без того небольшое, их войско неуклонно редеет и тает по причине... гнездившейся в нем «измены».

Она дала себя знать еще накануне штурма и особенно после взятия Задара: нашлись сеньоры, рыцари и церковнослужители, притом в немалом числе, не пожелавшие участвовать в войне против христианского города. Эти люди, якобы более всего, по мысли Виллардуэна, жаждали, чтобы войско вообще распалось (§ 81—84). Вначале они будто бы — так рисует ситуацию хронист — сорвали уже подготовленную мирную капитуляцию Задара и тем самым вынудили «пилигримов» к насильственному овладению городом (§ 84), а затем, ссылаясь на запрещение «апостолика» нападать на христианские земли, принялись чинить препятствия подписанию договора с послами германского короля Филиппа и царевича Алексея о походе к Константинополю (§ 95). «Отступники» настаивали на походе в Сирию! Договор все же был заключен, хотя со стороны крестоносцев его подписали всего лишь 12 сеньоров («а больше не могли найти» — § 99).

Тем не менее с каждым днем численность войска сокращалась из-за дезертирства этих малодушных — и из «меньшого люда», и из среды знати (§ 101—102). Перед тем как флот двинулся на Корфу, войско оставили граф Симон де Монфор и ряд других сеньоров, уведя с собой многих «пилигримов» (§ 109), чем нанесли крестоносцам «очень большой урон» (§ 110).

Партия «отступников», стремившаяся, по Виллардуэну, к тому, чтобы войско рассеялось, продолжала свои злокозненные действия и на Корфу: она намеревалась отколоть от войска часть людей и увезти их на кораблях в итальянские гавани (чтобы оттуда плыть в Сирию) (§ 113). «И книга свидетельствует, что более половины войска было в согласии с ними» (§ 114). На этот раз предводители все же сумели уладить разногласия, и в конце мая 1203 г. флот взял курс на Константинополь. Однако тут крестоносцев подстерегали новые неожиданности и случайности.

«Пилигримы» отправились к византийской столице, по изображению Жоффруа де Виллардуэна, с самыми благими намерениями: «восстановить справедливость» и после этого, пополнив запасы продовольствия и опираясь на финансовую поддержку восстановленных в правах императоров, совершить то, к чему были устремлены первоначальные помыслы участников крестового похода, — идти дальше, на Восток. Но все получилось по-иному: восстановленные на константинопольском престоле государи не выполнили своих денежных обязательств, как было уговорено, хотя Исаак II, заняв престол, подтвердил эти финансовые обязательства, зафиксированные и в договоре с крестоносцами, подписанном его сыном царевичем Алексеем (§ 188—189). С этой «несправедливостью» тоже нельзя было мириться и пришлось, предварительно бросив по-рыцарски вызов Алексею IV (§ 213—215), брать Константинополь силой.

Такой поворот оказался тем более неизбежным, что в самом Константинополе, пока «пилигримы» ввязались в войну с Алексеем IV, произошла смена правительства. С нею окончательно и напрочь ликвидировались какие бы то ни было перспективы урегулирования конфликта с Византией. Некогда «облагодетельствованный» крестоносцами Алексей IV был смещен и убит Алексеем V Дукой (Морчуфлем).

В глазах «ревнителей справедливости» поступок Алексея V был тягчайшим преступлением. И тогда крестоносные сеньоры порешили, что «тот, кто совершил такое убийство не имеет права держать землю» (§ 224). Церковнослужители, находившиеся с войском «пилигримов», со своей стороны благословили войну против христианского Константинополя, расценив ее как «правую и справедливую» (§ 225). В конце концов византийская столица подверглась осаде и 12 апреля 1204 г. была взята приступом (§ 242—250), что повлекло за собой завоевание и ряда других областей Византии.

Между тем численность войска сильно поубавилась из-за предшествующих «отпадений». К тому же среди завоевателей отсутствовало единение: то и дело сеньоры вступали в распри друг с другом из-за обладания захваченными землями. Все это сделало положение «пилигримов» крайне неустойчивым перед лицом появившихся у них наряду с греками новых противников — болгар, влахов, куманов, которые подчас действовали как прямые союзники византийцев. Вдобавок сами «пилигримы» допустили тактические промахи. В их рядах нередко появлялось малодушие, были случаи нарушения вассальных обязанностей. Император Бодуэн Фландрский и маркиз Бонифаций Монферратский затеяли открытый конфликт из-за Салоник. Вследствие оплошности своевольного Луи Блуаского и других командиров рыцарское войско потерпело поражение от болгар близ Адрианополя (14 апреля 1205 г.). Ситуацию с трудом удалось в дальнейшем поправить лишь в незначительной степени, да и то ценой огромных усилий и серьезных потерь.

Так, говоря самым схематичным образом, выглядит на первый взгляд искренне-простодушная схема Жоффруа де Виллардуэна. Явно стараясь, с одной стороны, реабилитировать политику той части феодальной знати, у которой находились нити управления и манипулирования массой крестоносцев, а с другой — в значительной мере переложить ответственность за происшедшее с их предводителей на «оппозицию» и тем самым оправдать предпринятые по почину этих сеньоров политические, дипломатические и военные акции, в совокупности своей приведшие к разгрому Константинополя и к провалу крестового похода как «священной войны» против врагов христианства, Жоффруа де Виллардуэн, конструирующий эту схему, как бы говорит читателю: да, крестоносцы захватили христианский город, но попали они в него не по своей вине или злонамеренности, а в результате стечения многих, подчас неблагоприятных и всегда случайных, внезапных обстоятельств («измен» и пр.). С ними невозможно было не считаться, а они-то неоднократно и вынуждали «пилигримов» все больше и больше отдаляться от прямой цели крестового похода.

Среди субъективных факторов, постоянно обессиливавших крестоносное войско и поневоле заставлявших его вождей склоняться перед внешними обстоятельствами (давление Венеции и пр.), «маршал Романии и Шампани» особенно настойчиво оттеняет неверность многих сеньоров и рыцарей заключенным договорам, прямое несоблюдение вассального долга, дезертирство из войска, главным же образом злокозненные действия тех, кто якобы испытывал недостаток храбрости, страдал малодушием и потому добивался раскола и распыления армии «пилигримов». Вот они-то в первую очередь и повинны как в «уклонении с пути», так и в том, что все предприятие, потребовавшее больших жертв от крестоносцев (погибли видные предводители, включая Бодуэна Фландрского и Бонифация Монферратского), в конечном итоге не только не достигло «пункта назначения», но и едва не обернулось почти полным поражением: «пилигримы» удержались в основном только в Константинополе да в нескольких других городах и местностях бывшей Византийской империи.

Не подлежит сомнению, что в стремлении Жоффруа де Виллардуэна изобразить ход событий, приведших крестоносцев к стенам Константинополя, а затем поставивших их на грань катастрофы, в виде нагромождения непредвиденных случайностей скрыта вполне определенная политическая тенденция. Мемуарист отнюдь не был беспристрастным летописцем: смысл «теории случайностей», имплицитно содержащейся в его рассказе и образующей фактическую основу и концептуальный остов последнего, состоит в историческом оправдании крестоносного воинства.